Комиссия — офицеры штаба полка — приехала в двух «газиках» и маленьком автобусе.

И тут Юрка увидел отца. Выйдя на середину плаца, он — высокий, стройный, подтянутый — громко скомандовал: «Дивизион, смирно!» — и направился к прибывшим, чётко печатая шаг. Солдаты и офицеры, где бы кто из них не находился, встали по этой команде и застыли как вкопанные. Юрка тоже принял положение «смирно» — руки по швам, пятки вместе, носки врозь.

— Вольно!— донеслось наконец, и почти тотчас последовала новая команда: — Дивизион, строиться. Побатарейно, повзводно — в две шеренги... становись!

В строй Юрка встал рядом с Козыревым. Голова «дяди Стёпы» возвышалась над всеми на правом фланге, Шахназаров стоял где-то посередине строя, его Юрка увидеть не успел — комиссия приближалась.

Первым шёл высокий седой подполковник. Наверное, он был главнее папы, потому что папа шагал не рядом с ним, а немного справа и позади. Остальные офицеры держались чуть в стороне.

Подполковник шёл медленно, ненадолго останавливаясь то перед одним, то перед другим солдатом, и тогда солдаты представлялись ему:

— Ефрейтор Сорокин, оператор.

— Ефрейтор Шевченко, планшетист.

— Рядовой Веточкин, второй номер пусковой установки.

Подполковник строго оглядывал солдат с головы до ног, точно хотел придраться к чему-то, и оттого, что придраться было не к чему, сердился. Когда между ним и левым флангом оставалось шага три, Юрке вдруг стало страшновато. Убежать бы, спрятаться вон там, за ёлкой, и оттуда спокойно поглядывать. Но убежать незамеченным не удастся, придётся стоять в строю до конца.

— Ефрейтор Самохвалов, дизелист.

— Рядовой Козырев, оператор.

Юрка покосился на подполковника и сразу понял: тот глядит вовсе не на Козырева, а на него, глядит строго и удивлённо, будто хочет спросить: «А ты откуда тут взялся?» Юрка смешался было, но тут же постарался взять себя в руки: если он сдрейфит, стушуется, что о нём подумают потом Шахназаров, «дядя Стёпа», Козырев, сержант Воронин? Да и папа, наверное, будет недоволен. И, слегка пристукнув каблуками, Юрка чётко доложил:

— Рядовой Яскевич, второй помощник начальника караула по службе выводных караульных собак.

Проверяющий и папа переглянулись. Папа едва заметно кивнул, седой подполковник не то чтобы усмехнулся, а словно бы посветлел лицом:

— А зовут вас как, рядовой Яскевич?

— Юрка.

— Будем знакомы. Подполковник Волошин, Иван Сергеевич.

— Очень приятно,— сказал Юрка, пожимая протянутую руку.

В строю кто-то хихикнул. Офицеры из комиссии улыбались.

Смотр вскоре закончился. Было объявлено: через десять минут начнётся проверка физической подготовки. Солдаты столпились в курилке. Юрка примостился рядом с некурящим Шахназаровым, от которого сегодня резко пахло одеколоном и сапожной ваксой. Шах, положив ему руку на плечо, привлёк его к себе и покивал головой, что, наверное, означало: «Молодец Юрка, мне за тебя не стыдно». Он был спокоен, как и «дядя Стёпа», и сержант Воронин, а вот Козырев волновался.

— Братцы, я «коня» не возьму... Ей-богу — оседлаю...

— Не бойся,— посоветовал ему «дядя Стёпа».— Главное, не замедляй разбега, потом — резкий толчок, и перелетишь за милую душу!

— Ага-а,— по-мальчишески протянул Козырев.— Тебе хорошо говорить, ты вон какой длинный...

— Возьмёшь!— заверил Козырева и Шах.— Давно ли висел на перекладине, как сосиска... Осилил же!

— То перекладина, а то — «конь»...

— Боишься — попроси Юрку,— опять посоветовал «дядя Стёпа»,— он за тебя прыгнет.

Солдаты дружно засмеялись, улыбнулся и Юрка, поняв, что «дядя Стёпа» просто шутит, стараясь подбодрить Козырева, ведь он, Юрка, ещё даже через «козла» не умеет перепрыгнуть, а «конь» —- это ого!

В это время и вошёл в курилку капитан Вострецов, физрук полка, солдаты потеснились, уступая ему место.

— Ну как, чудо-богатыри,— усмехнулся капитан,— кросса не боитесь? На дистанции не ляжете?

— Постараемся одолеть,— проокал сержант Воронин,— чай, не впервой. Вы сами будете зачёты принимать, товарищ капитан?

— Сам. Юру Яскевича возьму в помощники. Хочешь, Юра, быть моим ассистентом?

— Хочу. А как?

— Просто. Вот эти орлы будут выполнять упражнения на спортивных снарядах, я наблюдать за ними и ставить оценки, а ты будешь записывать в ведомость. Например, рядовой Козырев: полоса препятствий — «пять», перекладина — «пять». Прыжок через «коня» — «пять», брусья — «пять»...

— Если бы...— вздохнул Козырев.

Солдаты опять засмеялись.

— Понял Юра? Ну, раз понял...— капитан Вострецов снял с себя планшетку, точь-в-точь такую, как у папы — кожаную, с компасом, с желтоватым листом плексигласа и картой под ним, надел на Юркино плечо.— Пойдем...

Спортивная площадка за казармой была убрана, видимо, ещё на рассвете,— ни листочка на ней. Под брусьями и турником желтели насыпанные толстым слоем свежие опилки, сосновый помост у «коня», которого боялся «оседлать» оператор Козырев, был тщательно вымыт, что, казалось, его подменили новым. Напротив площадки стояли стол и две табуретки, специально принесённые сюда, наверное, из канцелярии.

Как только первая батарея вышла на спортплощадку, капитан Вострецов и Юрка заняли места за этим столом.

— Рядовой Сивовол, к снаряду!— скомандовал старший лейтенант Котов, заместитель командира батареи.

— Есть!— Сивовол — самый рослый из солдат первого расчёта — строевым шагом подошёл к турнику, подтянулся и, будто переломившись надвое, легко проделал подъём переворотом. Тут же последовал точный соскок.

— Ефрейтор Носков, к снаряду!

Пока Носков подходил к турнику, Сивовол успел выполнить упражнение на брусьях и готовился к прыжку через «коня». Капитан Вострецов внимательно наблюдал за тем и другим, а Юрка неотрывно глядел на него, ожидая команды.

— Та-ак, хорошее начало!— проговорил наконец капитан.— Ну-ка, Юрка, изобрази! Сивовол: турник — «пять», брусья — «четыре», конь — «пять». Носков: турник — «четыре», брусья — «пять»...

Юрке сразу понравилось быть ассистентом. Долго ли вписать в клеточки три-четыре цифры, и опять гляди себе, как солдаты собранно и деловито выполняют то, что от них требуется. И все они спокойны, многие даже веселы. Только Шахназаров отчего-то печален, да Козырев явно боится. Вот пошёл к снаряду ефрейтор Дубовик... Стоявший за ним Козырев тотчас спрятался за «дядей Стёпой». Старший лейтенант прячет улыбку.

— Рядовой Козырев, к снаряду!

Волнение солдата тотчас передалось Юрке. «Ну, Козырев,— хотелось крикнуть ему,— ну, что ты так? Смелей!»

Козырев старался, но не было у него той выучки, какая была у его товарищей, и ждать высокой оценки он не мог. Капитан Вострецов, наблюдая за ним, хмурился и покрякивал, потом резко обронил Юрке, будто именно он, Юрка, был виноват в том, что у Козырева не всё получилось, как надо бы:

— Турник и брусья — тройки, конь — «два»!..

— Он же перепрыгнул...— робко заметил Юрка.

— Переполз, а не перепрыгнул... Разве так солдаты должны прыгать?

— Он у нас самый маленький. А конь... вон он какой... конище...

— Ну и что? Рисуй, рисуй, Юрка. «Два»!..

«Дядя Стёпа» и Шахназаров выполнили упражнения будто играючи. Правда, Шах замешкался было на брусьях, замедлил соскок, и это не ускользнуло от внимания проверяющего.

— Н-да... Изображай, Юрка. Младшему сержанту Чижу сплошные пятёрки, второму — брусья — «четыре».

«Обидно,— подумал Юрка.— И ошибся-то — чуть-чуть... Эти брусья для Шаха — тьфу! У него тело как резиновое, он может, перегнувшись через спину, ягоду зубами сорвать».

Возражать капитану он больше не решился, а когда заполнял графу «упражнения на брусьях», не поднялась рука поставить другу оценку «четыре», и, украдкой взглянув на проверяющего, «нарисовал» — «5».

Потом первая батарея готовилась к марш-броску. Солдаты надели скатки шинелей, разобрали оружие, вещевые мешки.

— Тяжело им будет,— посочувствовал Юрка.