Он задумчиво посмотрел в солнечный оконный проем и увидел в тени сиреневых кустов мужчину.

Высокий и красивый грузин с печальными глазами Калиостро и лысиной Кипиани стоял, запахнувшись в длинный плащ, и смотрел на массажистов.

— Какая колоритная личность, — сказал массажист Х., кивая в окно. — Вот такой же лысый орел в Афгане меня чуть не завалил. Тоже стоял так, — я еще подумал — и не жарко ему в черном? — а он откинул накидку, достал гранатомет и…

Массажист У. оторвался от бутылки пива и повернул голову.

Мужчина медленно, как орел крылья, распахнул плащ…

— Нихуя себе, — сказали массажисты и встали.

— Правильно говорят, история повторяется в виде фарса, — пробормотал массажист Х. и крикнул: — Эй, мужик, совсем сдурел? А ну пошел вон, а то сейчас ампутацию проведем по самую шею!

И, не сговариваясь, они вскочили на подоконник.

Грузин, вздернув брюки, шарахнулся в кусты и пропал — только удаляющийся треск обозначал его испуганный путь. Они подошли к месту его стоянки.

— Вот снайпер, бля, — сказал массажист Х., вороша ногой несколько окурков. — Давно стоял. Непонятно только, на что рассчитывал?

— Понятно… — сказал массажист У. — Посмотри назад.

Массажист Х. обернулся.

Здесь нужна пауза, чтобы осмыслить увиденное, и не выдать всего и сразу, иначе в застывшего на месте полетят каменья.

На широком кирпичном подоконнике соседней комнаты сидели на корточках две девчонки. Лет по… Нет, прикинувшись суровым патрулем нравственности и надвинув каски на брови, посмотрим в зеленые листки свидетельств о рождении, и со служебным спокойствием отметим — самый любопытный — и любопытствующий — возраст. Худенькие, со спутанными волосами, в коротких джинсовых юбчонках, девочки сидели на корточках, смотрели на массажистов и курили.

— С ума сошли, что ли? — гневно сказал массажист У. — Вы что, на этого урода смотрели?

— А что? — удивилась блондинка. — Он безобидный, сигарет нам дал, попросил посидеть вот так. Слушайте, дяденьки, а вы нам клей не купите? Подошва отстала… — и она пошевелила пальчиками в босоножке.

Массажист Х. посмотрел на ее пальчики и сказал пересохшим шепотом:

— Может быть, их покормить, а? Голодные, наверное…

— Совсем, что ли, ебнулся? — прошипел массажист У. — А ну пошли, пока нас тут кто не увидел!

Оставив листовки догорать самостоятельно, они шли к стационару.

— Да ты не понял, — говорил массажист Х. — Я, в самом деле, просто покормить их хотел. Я ж понимаю, это святое — мы бы их воспитывали, просто дружили, отучили курить и клей нюхать, они бы у нас книжки читали. Трогать их ни в коем случае нельзя, это же богини маленькие! Только оберегать! А потом бы они подросли…

— Да, богини… — сказал массажист У. — Я их знаю, этих богинь. Они на нашем стационарском чердаке уже две недели кантуются. С тремя такими же пацанами. Тоже маленькими богами. Я их оттуда шуганул один раз, так наглый пацаненок, когда я ушел, обратно по лестнице полез. Я в торцовое окно ему говорю: ну и куда опять? А он мне, — представляешь? — дяденька, там машинка осталась! Машинка! С юмором, наглец. Такой типчик, как в "Лапшине", помнишь? Который Миронову — дяденька, дяденька, — а потом кишки выпустил. Я, конечно, его прогнал, поднялся на чердак, а там — два матраса, стаканы, бутылки винные, колода карт и свечка. Что уж там эти юные боги делают…

— Свечка? — изобразил озабоченность массажист Х., думая, что же все-таки делают на чердаке юные боги с юными богинями. — Так они нас сжечь же могут… — рассеянно сказал он.

— Ну а я о чем… Богини! Контуженный ты… Надо сейчас же пожарную лестницу уронить на гаражи, чтобы они взбираться не могли. Она тяжелая, поднять не смогут.

Они пришли к стационару, поднялись на примыкавший к нему кирпичный многоместный гараж и, кряхтя, опрокинули сварную, длиной в два этажа лестницу на рубероидную крышу. Потом подумали, что ее могут поднять и поставить обратно два взрослых бомжа, часто крутившихся возле помойных баков у кочегарки, и столкнули лестницу за гараж в густую полынь.

В ночь с субботы на воскресенье дежурил сторож И. Он любил встать рано утром, открыть окно в золотую осень и смотреть, как просыпаются птички в ветвях старого раскидистого клена, растущего на углу стационара. Так было и в воскресное утро. Он распахнул окно, лег грудью на подоконник и набрал полные легкие воздуха с запахом желтеющей листвы, влажной после ночи. Может, сюда примешивалось еще что-то, но настолько тонко, что сторож И. мог подумать — листья жгут — и даже запеть про себя: "листья жгут, листья жгут, листья жгут…". Он смотрел и радовался, думая, что в такую погоду хорошо бы всем вместе собраться ранним утром и съездить на место их бывшего стройотряда, на турбазу, в которой жили и строили профилакторий для нефтяников, а теперь там запустение и заросли выше головы, а тогда им было всего по восемнадцать, и ранним утром они ходили купаться на речку, потом был завтрак и работа, и вечером костер на берегу и водка, и молодые поварихи…

— Ну и хули смотришь, Василиса Прекрасная? — сказали снизу.

Сторож И. опустил глаза и увидел под своим окном двух бомжей.

— Это вы мне? — еще вежливо, но уже подозрительно спросил он.

— А кому же, сторож хуев! — сказал тот, что повыше. — Долго сидеть-то будешь?

— Нет, — сказал сторож И. — Сейчас выйду и запихаю твоего друга тебе в жопу. А потом тебя бежать заставлю…

— Да бежать-то, кажется, тебе пора, — хмыкнул бомж. — Совсем, что ли нюх потерял? У него крыша горит, а он тут дискуссию разводит…

Когда сторож выбежал на улицу, из обоих слуховых окон валил дым. Бомжи, не дожидаясь выхода, отступили к кочегарке. Он бросился обратно и вызвал пожарную. Она была на месте через пять минут — красная машина еле протиснулась между гаражей и встала вплотную к стационару. Пожарные метались, разматывая рукава, а по коридору второго этажа бегал здоровенный пожарный начальник с красным топором в руках и орал:

— Вы что, совсем охуели?! Ни пожарного люка, ни лестницы с улицы, — щит у них, видите ли! Да мы щас все здание разъебем нахуй! Где лестница, блядь?

— Да тут вчера была, спиздили на металл, наверное, — недоуменно орал сторож И., бегая за пожарником. — И ваще, кончай пиздеть, заебал! Туши давай, а то я сам вашу машину разъебу! Огнеборцы, бля!

Направив с земли две струи воды в оба слуховых окна, пожарные быстро потушили то, что горело на чердаке, и, забравшись по своей выдвижной лестнице на крышу, выяснили — горели (или дымили) два ватных матраса, ну и немного почернели доски крыши над ними.

— Еще бы полчаса сна, и тебе пиздец, — радостно сказали пожарные сторожу и, включив сирену, уехали.

Последствия были невелики — протекли потолки двух кабинетов. Но расследование с обходом здания и следственным экспериментом показало, что на крышу легко можно забраться по дереву, растущему вплотную к углу позднего пристроя стационара.

И был приказ начальства — спилить. Сторожа взяли у завхоза пилу, топор и профессионально, применив стройотрядовские навыки, свалили дерево во двор, оборвав только один провод. Потом распилили дерево на три части, обрубили ветки, и жэковский грузовик увез эти части неизвестно куда.

— Ну, — сказал сторож Х., бродя по лужам. — Что я говорил про знаки? Вот тебе и пожарный щит!

— Да, — сказал сторож У., садясь на свежий пень и закуривая. — Ты был прав — нет в новом поколении романтики. Никакого трепета, одно равнодушие. Смотреть на что попало, сжечь кого угодно — все однохуйственно. Богини! — передразнил он. — Бесы, вот кто они… И если б ты их просто накормил, я думаю, они б тебя не поняли.

— Бесы, говоришь? — Х. задумался, улыбаясь чему-то, потом сказал: — Значит, если две девчонки — бесы, то одна девчонка…

И достал записную книжку.

Деньги как переходное звено никак не выйдут из моды. Вот и сейчас мы используем их как повод к следующей истории. Да и само исследуемое время не дает забывать о них, вернее, об их нехватке. Зарплаты тогда измерялись сотнями тысяч, цена коробка спичек — сотнями.