На самом деле много про массаж не скажешь — выйдя на крейсерский режим, новая жизнь полетела плавно и без происшествий. Конечно, перемежаемая казусами и смехом, но об этом — в порядке поступления. Сейчас же пришла пора познакомиться с новым коллективом. Не совсем новым, если быть точным, — все-таки ночная и дневная жизнь пересекались утрами и вечерами, и даже изредка днями, когда сторожа приходили что-нибудь прибить или передвинуть мебель. Но пока сторожа не стали массажистами, общение в основном имело эпистолярные формы. Иногда, приходя на дежурство, сторожа находили записки:

В ординаторской на шкафу с посудой, грассирующим почерком заведующей: "Товарищи охранники, принесите свои кружки. Просим нашу посуду не использовать".

— Сучки! — возмутился сторож И. — Вообще перебью все бейсбольной битой! И ведь заметила! Я ж кружку ставлю на то же место в той же позиции! А про убыль варенья из банки — ничего. Это что, немой укор? Нет, вы скажите, это намек?

На платяном шкафу в кабинете иглоукалывания и иридодиагностики: "Стража! Прошу не курить в кабинете!". Или: "Стража! Прошу не трогать мои туфли!".

— Все врачи страдают шизопаранойей, — сказал сторож У. — Нахера нам трогать ее туфли? Вот если бы она трусики оставляла… Я в этот кабинет вообще не заглядываю.

Сторож Х. промолчал, потому что он в этом кабинете наткнулся на переводные (с японского, китайского, корейского) книги по рефлексотерапии, и некоторые ночи посвящал их изучению, пытаясь выработать единую схему циркуляции энергии ци, переведя ее на двоичный код "Книги перемен" и увязав меридианы со знаками Зодиака, соответствие которым в свою очередь он пытался найти в линиях ладони. В перерывах он, конечно, курил в форточку, открывал шкафы, брал в руки туфли и даже нюхал белый халат на плечиках, думая, что иридодиагност (короткая стрижка, черные глаза, острый язык) должна быть очень даже активна — прямо тут, на этой кушетке (правда, кушетка деревянная и шаткая)… Она ходит по коридору так быстро, что полы ее халата приобретают стреловидную геометрию, она смотрит искоса, когда ты не смотришь на нее (думает, что я не вижу), и это — признак, что с ней нужно поработать. Она углубленно изучает свое дело — как иголки, так и диагностику по радужной оболочке глаза, и готова обследовать для статистики даже сторожей. Увидев в коридоре сторожа И., уже седого в свои тридцать, сказала:

— Гриша, зайдите ко мне, пожалуйста, я ваши глаза посмотрю.

— Может, в следующий раз? — спросил сторож Х., беспокоясь за репутацию сторожей вообще (мы же помним непредсказуемость сторожа И.), и думая о хрупкости аппаратуры и конституции доктора в частности.

— Почему же в следующий? — сказал вредный И. — Может следующего уже не будет…

И вошел в кабинет.

Они сидят по обе стороны специальной лампы, их глаза соединены сложной системой линз, призм и световых лучей. Установка сияет щелями в зашторенной комнате. Слышно шумное дыхание сторожа И. Наконец врач З. начинает говорить:

— Вижу предрасположенность к гипертоническим кризам (сторож Х., подслушивающий у приоткрытой двери, кивает — И. ушел в академ с четвертого курса именно "под давлением"), возбудимость нервной системы (Х. кивает), гипертонус желчного пузыря и протоков, поджелудочная в связи с этим…

— Бля, — сказал сторож И., не шевелясь.

— Что?

— Ничего…

— И дальше… Гриша, у вас удивительная голова. Вы слишком много думаете. (Гриша заерзал. Х. завистливо переступил у двери — эти слова должен был услышать он!). Вашему мозгу уже не меньше шестидесяти. Он изношен. Атеросклероз сосудов — вот откуда ранняя седина… Так я и думала, все подтверждается… Ой! — вскрикнула она, когда в ее глаза воткнулись трубки с окулярами.

Оттолкнув столик с лампой, сторож И. резко встал и метнулся к двери. Сторож Х. успел отпрянуть, дверь распахнулась ударом. Гриша остановился на пороге, повернулся и сказал:

— Пошла ты нахуй со своим атеросклерозом! Другим мозги еби, иридо, твою мать!

И улетел, размахивая руками.

Доктор З. выбежала в коридор, но там стоял только сторож Х., и волосы его шевелились от ветра, поднятого болидом И.

— Да, — сказала она обеспокоено. — Такой молодой, а уже нарушение кровообращения. Мозгового… Зря он убежал, я б ему рекомендации дала. Вы его уговорите, пусть еще раз придет. Бедненький…

Дневной коллектив состоял из одних женщин — врачей, медсестер и санитарок, — и обе стороны, разделенные гендерным, как сейчас принято выражаться, барьером, с интересом присматривались друг к другу. Вскоре после вступления двух сторожей в массажную деятельность, случился праздник — Международный женский день. В ординаторской под конец рабочего дня был накрыт стол, — несмотря на голодное время, он ломился и сверкал. Горели свечи, женщины изображали светских львиц, новые массажисты купались в ароматах и шелесте платьев. Двое мужчин были точками конденсации, если заимствовать термины, а может и точками концентрации напряжений. Коллектив раскололся на две группы, которые, вращаясь вокруг массажистов, перетекали одна в другую, завихряясь и считывая информацию с объектов исследования. Но эти хороводы возникали не стихийно — их заводили две главные соперницы, уже знакомые нам завстационаром невропатолог Л. и рефлексотерапевт-иридодиагност З. - блондинка и брюнетка. Ровесницы, старше наших героев на три года, они сразу возглавили праздник, мягко конкурируя и по-дружески пикируясь.

— Я хочу выпить, — поднимала свой бокал З. - за нашу заведующую, красавицу, натуральную блондинку, что редкость в нашем гидропиритном мире, а главное — за ее выдающиеся административные способности!

Чтобы понять тост, нужно знать, что Л. считала себя выдающимся врачом и тоже пыталась лечить иголками после двухнедельных курсов повышения квалификации. Поэтому в ответ она пыталась уязвить соперницу:

— Ну, про мою красоту ты лукавишь, — у меня был только один муж, а у тебя уже третий, и еще очередь за ним стоит! Спрос говорит сам за себя…

И они, дружески улыбаясь, чокались. Возможно, такими обоюдоострыми они были только в присутствии свежих мужчин. И мужчины уже отметили, что именно эти две особи в белых душистых халатах могут стать возбуждающим фактором их тяжелой дневной работы.

Когда было выпита половина стоящего на столе, массажист Х., оценив степень румянца женских ланит, предложил потанцевать. Он предложил это сидящей рядом З.

— Ты сначала Л. пригласи, — на ухо сказала она. — Субординация, сам понимаешь.

Л. с удовольствием отозвалась на приглашение, он поставил свою волшебную кассету, и вот уже они скользят в полутемном коридоре. Массажист У. еще не дошел до танцевальной кондиции, поэтому в коридоре больше никто не танцует.

Неожиданно для Х. его партнерша захватила инициативу. Она начала рассказывать про свою жизнь, про своего мужа-негодяя. Который изменил ей, она была в шоке, она не могла представить, не могла простить (слезы показались на ее прекрасных глазах — написал бы тут настоящий писатель), и существовать вместе было уже невозможно, несмотря на то, что он просил прощения на коленях… Массажисту стало скучно, однако он терпел, зная, что уметь выслушать — уже полдела. Но когда он понял, что танцуют они уже долго, а главное еще не сделано, перешел к решительным действиям.

— Да все мужики — уроды, — сказал он, стремительно врываясь в доверчивую женскую душу. — Мне жалко женщин. Как бы они ни искали, достойных просто нет.

— Неужели ты тоже? — спросила она, мерцая в темноте мокрыми глазами.

— Конечно. Хочешь правду? Вот я танцую с тобой, слушаю, а сам думаю — несколько минут нечаянной и дозволенной близости мы используем не по назначению. Танец — это ритуал, допускающий самое широкое толкование. Я держу в руках самую красивую женщину, мы движемся под музыку, полумрак, мои пальцы могут скользить по ее спине… вот так… подбираясь к оголенной шее… касаясь ее… а мои губы могут шептать ей на ушко вот эти слова… и даже невзначай касаться ее ушка… вот так… и вдыхать аромат ее волос… скользить губами по ее щеке… к ее губам… которые приоткрываются навстречу…