Этотъ феноменъ свѣтящагося моря тѣмъ поразительнѣе чѣмъ мрачнѣе ночь.
3-го апрѣля 186….
Мы въ виду Зеленаго мыса. Стоитъ тихая погода и экипажъ пускаеть лодки чтобы ловить морскихъ черепахъ. Онѣ спятъ обыкновенно на отмеляхъ, едва прикрытыя водой. Ихъ ловятъ бросая въ нихъ стрѣлы съ четырьмя зубцами, которыя англійскіе матроси называютъ grains. Попавъ въ добычу матросы притягиваютъ ее веревкой прикрѣпленной къ стрѣлѣ; при мнѣ въ продолженіи двухъ часовой охоты поймали восемь черепахъ, и въ каждой было вѣсомъ отъ 15 до 45 англійскихъ фунтовъ.
4-го апрѣля 186…
Мы вышли изъ полосы пассатныхъ вѣтровъ, которые такъ быстро несли насъ по океану. Легкій вѣтеръ порывами задуваетъ съ разныхъ точекъ горизонта. Небо становится блѣдно голубымъ и мѣстами покрывается бѣлыми легкими облаками. Восходящее солнце свѣтитъ какимъ то дикимъ свѣтомъ, но закаты солнца все еще великолѣпны.
9-го апрѣля 186….
Частые и горячіе жизни. Все предвѣщаетъ, что мы приближаемся къ экватору. На бакѣ матросы съ невозмутимо серьознымь видомъ заняты изготовленіемъ накладныхъ бородъ, париковъ и чудовищныхъ нарядовъ. Можно подумать что мы наканунѣ карнавала. Эмиль, не безъ нѣкоторой тревоги помогаетъ этимъ приготовленіямъ. Онъ знаетъ очень хорошо, что его ожидаетъ. Каждый юнга, который въ первый разъ проходитъ экваторъ долженъ выдержать тяжелый искусъ. Это обычай. Старыя морскія церемоніи еще сохраняются въ преданіяхъ моряковъ, хотя утратили уже многое изъ прежней ребяческой торжественности и варварской грубости, которыя дѣлали ихъ такъ страшными для новопосвященнаго. Moряки во многихъ случаяхъ тѣже дѣти, и не оттого ли они такъ безстрашно играютъ опасностями.
3-го апрѣля 186….
Эмиль получилъ крещеніе моряка, Онъ теперь сынъ Нептуна.
Погода неровная, перемѣнчивая. То порывы бурнаго вѣтра, то мертвый штиль. Послѣ страшныхъ ливней выглядываетъ жгучее солнце, которое кидаетъ прямо на наши головы огненныя стрѣлы.
Капитанъ указалъ намъ въ отдаленіи водяной смерчь, котораго моряки такъ справедливо страшатся и которые всего чаще встрѣчаются надъ экваторомъ.
5-го апрѣля 186….
Корабль возвращающійся изъ Индіи или Китая плыветъ въ Великобританію. Онъ далъ вамъ звать сигналомъ, что возьмется доставить ваши письма. Обмѣнъ услугъ поддерживаетъ и на морѣ дружескія отношенія. Мы за то восылаемъ ему ваши англійскіе газеты, которымъ уже болѣе шести недѣль со дня выхода, во которыя будутъ имѣть для экипажа всю свѣжесть новизны. Эмиль и я написали нѣсколько строчекъ вашему доброму другу доктору Уаррингтону.
30-го апрѣля 186….
Температура понижается, воздухъ замѣтно свѣжѣетъ. Мы снова вступили подъ тропикъ козерога. Два дня тому назадъ мы была опечалены потерей одного человѣка изъ экипажа, Порывомъ вѣтра сорвало поперечный кусокъ дерева, который поддерживаетъ снасти; онъ ударилъ въ голову матроса стоявшаго на вахтѣ. Я употребилъ всѣ средства медицины чтобы привести его въ чувства, но напрасно. Онъ не подалъ ни малѣйшаго знака жизни.
Смерть его навела уныніе на экипажъ. Этотъ бравый морякъ быль любимъ товарищами. Капитанъ, видимо растроенный не смотря на спокойную физіономію свою, грубымъ голосомъ отдавалъ приказанія снести мертваго въ свою каюту.
Погребальное молчаніе царствовало на кораблѣ, На палубѣ только и встрѣчались мрачныя лица и угрюмые взгляды, носившіе отпечатокъ тяжелыхъ мыслей. Ночь съ своимъ мракомъ и безмолвіемъ спустилась мало по малу надъ кораблемъ и никогда не казалась она мнѣ такъ величественной и такъ унылой. Въ плескавшихся волнахъ слышались жалобы живыхъ существъ; прерывистый плескъ воды о борты корабля несшаго трупъ, былъ страшенъ.
Насталъ день. Но и яркій свѣтъ солнца не могъ разсѣять мрачныя впечатлѣнія ночи. Всѣ сердца, казалось, застыли въ невольномъ ужасѣ. Покойникъ въ домѣ наводитъ на живущихъ въ немъ печаль смѣшанную съ невольнымъ страхомъ. Корабль пловучій домъ. Привязанности, которыя такъ легко развязываются или рвутся на землѣ, гдѣ есть просторъ разойтиться, завязать другія, крѣпко стягиваются въ тѣсномъ пространствѣ корабля общностью потребностей, опасностей, надеждъ и труда.
Въ это утро Джека не хватало при перекличкѣ на восходѣ солнца, и всѣ вспомнили что Джекъ былъ первымъ, чей громкій голосъ откликался на палубѣ. Онъ не будетъ болѣе откликаться: ail right.
Ожиданіе печальной церемоніи, которое предстояло совершить, придало грустно озабоченный видъ и пассажирамъ и матросамъ. Не смотря на то, что все приготовленіе дѣлалось скрытно, мы замѣчали таинственную бѣготню нѣкоторыхъ матросъ. Флагъ, которыя въ обыкновенное время корабль гордо несъ на верху мачты, висѣлъ на половинѣ ея въ знакъ погребенія. Съ десяти часамъ капитанъ. вышелъ на палубу.
„Настала тяжелая минута, сказалъ онъ грубымъ голосомъ морякамъ. Позовите боцмана и скажите ему, что все готово. Одинъ Богъ знаетъ, какъ мнѣ тяжело исполнять эту печальную обязанность. Но то, что нужно дѣлать, должно быть сдѣлано“.
Моряки прибрали къ сторонѣ свертки каната, занимавшіе часть палубы и открыли бортъ корабля; сквозь это отверстіе, какъ въ слуховое окно, можно было видѣть, какъ волны то поднимались, то опускались.
Корабельный колоколъ зазвонилъ и его похоронный звонъ, пронесшись надъ пустынной бездной, произвелъ потрясающее впечатлѣніе.
На кораблѣ не было священника и потому капитанъ, по обычаю, существующему на всѣхъ корабляхъ Великобританіи, долженъ былъ совершить обрядъ погребенія. Онъ всталъ на свое мѣсто, съ непокрытой головой, съ развернутой книгой въ рукахъ; пассажиры и матросы стали вокругъ него. Капитанъ сдѣлалъ знакъ двумъ человѣкамъ изъ экипажа и они спустились во узкому трапу; черезъ нѣсколько минутъ они снова появились, неся на носилкахъ мертвеца, зашитаго въ парусину. По усиліямъ, съ какимъ ихъ мускулистыя руки поднимали тяжесть, можно было судить, что она была очень значительна. По морскому обычаю въ головѣ и въ ногахъ покойника положили въ саванъ по ядру.
Когда эта печальная ноша показалась въ люкѣ и медленно вынеслась на палубу, невольная дрожа пробѣжала по жиламъ всѣхъ присутствовавшихъ. На груди покойника лежалъ развернутый англійскій флагъ.
Капитанъ началъ читать погребальную службу сильнымъ привычнымъ къ командѣ голосомъ, который смягчался по временамъ низкими дрожащими потами, выходившими изъ глубины сердца; эта борьба хладнокровія и самообладанія, которыя онъ считалъ должнымъ сохранить для своего достоинства мущины, съ болѣе нѣжными чувствами, которыя готовы были ежеминутно прорваться, придавала его лицу странное выраженіе суровости и доброты. Одинъ изъ матросъ исполнялъ должность дьячка и читалъ но той же книгѣ отвѣты. Нельзя было отказать въ величественной поэзіи этой бесѣдѣ объ умершемъ между двумя человѣками, которые каждый день подвергаются тысячамъ опасностей, которые не разъ видали, какъ около нихъ падали товарищи — въ вѣчный мракъ.
То, что они читали, не походило на молитвы. Англиканская церковь не молится за умершихъ; то были разсужденія, взятыя изъ библіи о кратковременности жизни и облеченныя ея поэтическимъ колоритомъ, какъ то: трава зеленая по утру и засохшая къ вечеру, тѣнь скользящая до водѣ, красота мущины и женщины измѣняется съ годами, какъ одежда источенная червями. Еврейскій текстъ, благодаря англійскому переводу, былъ понятенъ для всѣхъ.
Наконецъ наступала роковая минута. Послѣ нѣсколькихъ секундъ молчанія, въ продолженіи которыхъ капитанъ пристально смотрѣлъ въ безпредѣльность моря и неба, онъ въ послѣдній разъ опустилъ глаза на длинную укутанную парусиной вещь, въ которой можно было смутно угадать форму человѣческаго тѣла. Она лежала возлѣ открытаго борта. Капитанъ подалъ знакъ и послышался тяжелый заглушенный шумъ тѣла падавшаго въ виду. Мы увидѣли какъ вода бѣшено закипѣла, затрепетала; потомъ пошли круги развертывавшіеся и стиравшіеся одинъ за другимъ, потомъ — ничего. Вода задвинулась надъ трупомъ какъ могильная плита.
