Болѣе столѣтія прошло съ тѣхъ поръ какъ Руссо писалъ своего «Эмиля.» Въ этомъ сочиненіи одинъ изъ величайшихъ геніевъ XVIII вѣка хотѣлъ закрѣпить въ человѣчествѣ идеи этого вѣка — воспитаніемъ. Въ педагогическихъ теоріяхъ Руссо отразился не только XVIІІ вѣкъ съ его идеями свободы, разума, съ его протестомъ противъ мрака, насилія и суевѣрія, но и личность самаго автора. Идеалистъ и мизантропъ вслѣдствіе своего идеализма, Руссо, запершись въ своемъ углу отъ всего міра, проповѣдывалъ что ребенка слѣдуетъ воспитывать внѣ всякаго вліянія общества, слѣдуя исключительно указаніямъ его природы. Природа это альфа и омега теоріи воспитанія Руссо. Но природа Руссо не грубая животная сила, создающая однихъ дикарей, а разумная оживотворенная духомъ сила, которая должна была создать идеалъ человѣка. «Все хорошо что выходитъ изъ рукъ Творца всѣхъ вещей, говоритъ Руссо; все растлѣвается въ рукахъ человѣка.» Теорія воспитанія построенная на такомъ безпощадномъ отрицаніи силъ человѣчества не могла не привести къ ложнымъ выводамъ. Но ложность ихъ оказалась впослѣдствіи, для восемнадцатаго вѣка сказались только благотворные результаты ея. Оно было протестомъ противъ темныхъ предразсудковъ и нелѣпой обрядности отживающаго средневѣковаго быта, который калечилъ живыя силы нарождавшихся поколѣній. Благодаря этому протесту дѣтство спасалось отъ затхлаго воздуха католицизма и растлѣвающаго вліяніе аристократическихъ будуаровъ и гостиныхъ на лоно природы, и вырождавшееся поколѣніи смѣнялось другимъ здоровымъ и сильнымъ. Ложный выводъ былъ сдѣлалъ поклонниками Руссо, которые раболѣпно принимали каждое слово его какъ священный завѣтъ. Воспитаніе на лонѣ природы сдѣлалось воспитаніемъ одной природы, какъ ее понимали по дуалистическимъ воззрѣніямъ того времени т. е. одной животной стороны человѣка, эту сторону развивали такъ усердно, что она подавляла собой умственную. Этотъ ложный выводъ теоріи Руссо сказался всего болѣе въ нашемъ обществѣ, и наши доморощенные педагоги по системѣ Руссо плодили хорошо откормленныхъ, здоровыхъ и сильныхъ животныхъ человѣческой породы, въ родѣ юноши въ романѣ г. Авдѣева, «Между двухъ огней», воспитаннаго волтеріанцемъ отцемъ.

Книга Альфонса Эскироса «Эмилъ XIX столѣтія» есть дальнѣйшее развитіе педагогическихъ теорій Руссо и вмѣстѣ съ тѣмъ опроверженіе того, что въ нихъ есть ложнаго. Наука измѣнила мистически сентиментальный взглядъ ка природу человѣка; въ обществѣ сложился другой идеалъ человѣка, не чувствительнаго любящаго добродѣтельнаго человѣка природы Руссо, но энергическаго борца, честнаго работника для блага человѣчества, гражданина общества. Показать какъ воспитываютъ такого человѣка — задача книги Эскироса. Общество вообще относится недовѣрчиво ко всѣмъ педагогическимъ теоріямъ, впрочемъ всего болѣе отъ равнодушія къ вопросу воспитанія, а всего менѣе отъ весьма основательнаго недовѣрія къ теоріямъ. И если педагогическія теоріи внушаютъ большее недовѣріе чѣмъ другія научныя теоріи, то это естественное слѣдствіе той низкой степени на которой стоитъ педагогика. Она еще только дѣлаетъ первыя попытки изъ эмпирическаго сборника разныхъ на удачу подмѣченныхъ правилъ, сложиться въ опредѣленную и строго логичную систему. Педагоги одинъ за другимъ усердно плачутся о неудовлетворительномъ состояніи педагогіи и о пренебреженіи къ ней великихъ ученыхъ, забывая что данныя, на которыхъ можно построить науку о воспитаніи человѣка, далеко еще не выяснены. Наука о воспитаніи человѣка можетъ создаться только тогда, когда наука о человѣкѣ скажетъ свое послѣднее слово. Физіологія далеко еще не разрѣшила самые важные вопросы, безъ этого разрѣшенія психологія можетъ только теряться въ безплодныхъ умозрѣніяхъ. Педагогика должна быть выводомъ обѣихъ.

Эскиросъ тоже раздѣляетъ основательное недовѣріе съ теоріямъ, но не питаетъ и обожанія Руссо къ природѣ. На основаніи теоріи Дарвина, онъ утверждаетъ что вѣковая цивилизація должна была оставить свой слѣдъ на организмѣ ребенка: ребенокъ цивилизованной расы родится съ задатками цивилизаціи, которыхъ не можетъ имѣть ребенокъ дикарей океанійскихъ острововъ. Но эти задатки могутъ развиться въ немъ или заглохнуть смотря по обстоятельствамъ, и наконецъ эти задатки такъ слабы, что дѣти цивилизованныхъ расъ въ первые годы своей жизни, по замѣчанію Спенсера, стоятъ очень близко къ дикарямъ. Всѣ ихъ потребности, желанія, чувства не идутъ далѣе крохотной точки — личнаго я. Задача воспитанія должна состоять въ томъ, чтобы вывести ребенка изъ этой крохотной точки въ необъятный кругъ міровой жизни. Задача трудная. Эта крохотная точка имѣетъ свои права, свои силы. Эти силы надо развивать такъ чтобы не задавить ихъ, но сдѣлать способными нести великую работу жизни, эти права надо уважать чтобы воспитать человѣка но не раба. Вотъ теорія воспитанія Эскироса, и противъ правды ея невозможно спорить. Но признавая истину ея, можно на практикѣ достичь совершенно противуположныхъ результатовъ. Уваженіе правъ личности ребенка можно довести до раболѣпства передъ его малѣйшей прихотью и вмѣсто самостоятельнаго, независимаго человѣка сдѣлать изъ него маленькаго разнузданнаго деспота. Стараясь избѣгнуть этой крайности можно впасть въ другую и развивая въ немъ самообладаніе, сдержанность, подавить его личность. Здравый смыслъ долженъ указать разумную середину, но эта золотая середина не должна быть тѣмъ, что обыкновенно подразумѣвается подъ этими словами т. е. пошлой посредственностью, но гармоническимъ развитіемъ всѣхъ силъ человѣка. Воспитаніе не можетъ никакъ попасть на эту золотую середину, а постоянно кидается изъ крайности въ крайность и каждая изъ нихъ опирается на одну и туже теорію. Приложеніе теоріи — вотъ мечъ обоюдоострый, которымъ убиваютъ жизнь. Сообразоваться съ природой ребенка, ведя воспитаніе его къ указанной цѣли — вотъ девизъ Эскироса.

Это правило всего чаще теряется изъ вида при воспитаній, и изъ двухъ указанныхъ крайностей всего болѣе въ ходу та, которая насилуетъ природу человѣка. Ребенка считаютъ вообще листомъ бѣлой бумаги, на которой воспитатель можетъ вписать рѣшительно все, что онъ ни захочетъ, воскомъ который онъ можетъ отлить въ какую угодно форму. У воспитателей нѣтъ недостатка въ авторитетахъ для подтвержденія своихъ деспотическихъ привычекъ, и этими авторитетами для нихъ бываютъ даже геніи наиболѣе служившіе освобожденію ума человѣческаго: Аристотель учившій что многое, въ сущности все зависитъ отъ того съ чему мы были пріучены въ дѣтствѣ; Кантъ сказавшій: Der Mensch kann nur Mensch werden durch E^iehung, er ist nichts, als. was die Erziehung ans оhm macht; Локке приводившій мысль, что изъ 10 человѣкъ 9 обязаны своимъ характеромъ, всѣми своими качествами воспитанію; Гёте говорившій въ своихъ ксеніяхъ

Неоспоримыя истины о важности воспитанія, высказанныя такими авторитетами, послужили доказательствомъ для родителей и педагоговъ ихъ права гнуть и насиловать природу ребенка по произволу. Люди всегда толкуютъ ученія сообразно со своими наклонностями. Прежде деспотизмъ находитъ опору въ мистическомъ ученіи о подчиненіи плоти духу, въ наше время въ ученіи о всемогущемъ вліяніе среды. Если среда всемогуща, то мы всемогущи потому что мы представляемъ среду для ребенка, говорятъ деспоты воспитатели. Локкъ училъ, что въ умѣ не можетъ быть ничего чтобы не было вложено въ него путемъ сознанія — слѣдовательно умъ ребенка долженъ воспринимать все, что мы вкладываемъ въ него путемъ его сознанія. Но со времени Локка наука сдѣлала огромный шагъ впередъ; теорія Дарвина о происхожденіи видовъ доказала, что если нѣтъ прирожденныхъ идей, отвергаемыхъ Локкомъ, за то есть прирожденныя силы, склонности, которыя передаются путемъ наслѣдственности, часто черезъ нѣсколько поколѣній. Эти силы замѣчаются и самими родителями и воспитателями, но исключительно въ тѣхъ случаяхъ когда ихъ всемогущество оказывалось не состоятельнымъ и при этомъ они обыкновенно, ограждая собственную репутацію воспитателей, приписываютъ всѣ хорошія качества ребенка своему вліянію, дурныя исключительно ему. Это онъ самъ, съ нимъ ничего не подѣлаешь, вотъ слова въ которыхъ они высказываютъ и собственную несостоятельность и несостоятельность педагогіи вызвать въ ребенкѣ тѣ силы, которыхъ въ немъ нѣтъ, или привить ему то, что не сродно его природѣ. Есть границы вліянію среды. Пріучая ухо ребенка къ гармоническимъ звукамъ, глаза его въ хорошимъ картинамъ, вы разовьете въ немъ и вѣрность слуха и зрѣнія, но вы не сдѣлаете его ни музыкантомъ, если у него нѣтъ такъ называемой музыкальной организаціи, ни живописцемъ, если въ немъ нѣтъ способности воспроизводить очертанія видимыхъ предметовъ. Быть можетъ, тщательнымъ естественнымъ подборомъ и неизмѣннымъ устраненіемъ другихъ вліяній, которыя могли бы перевѣсить вліяніе музыкальной и живописной среды и удалось бы черезъ нѣсколько поколѣній выработать замѣчательнаго музыканта или живописца, изъ расы не имѣвшей ни малѣйшихъ способностей ни бъ тому ни другому искуству, такъ какъ вырабатываютъ шелковистую шерсть мериносовъ, или извѣстную форму голубинаго клюва; но это уже будетъ результатомъ не воспитанія — одной личности, а послѣдовательнаго воспитанія цѣлыхъ поколѣній. Только въ этомъ смыслѣ можно сказать, что нѣтъ ничего невозможнаго для воспитанія. Но въ томъ смыслѣ какъ обыкновенно понимается воспитаніе — оно можетъ только поднять поколѣніе на слѣдующую ступень, отъ той на которой стоитъ старое.