Впрочемъ, не пугайся этимъ новымъ моимъ испытаніемъ. Я знакомъ съ морями. Я жилъ въ различныхъ климатахъ и не боюсь ни солнца, ни сырыхъ береговъ.

Надо отказаться вамъ, въ настоящее время, отъ надежды увидѣться. Безпредѣльное море, гибельный климатъ раздѣляютъ насъ. Посвяти себя нашему дитяти. Будемъ продолжать наше дѣло. Побѣдимъ препятствія твердостью намѣреній.

Какъ скоро найдешь возможность, пиши мнѣ, прошу тебя, объ Эмилѣ.

Я увожу съ собою двѣ вещи, которыхъ никакія силы сего міра не могутъ отнять отъ меня — мысль о тебѣ и твою любовь. При моихъ убѣжденіяхъ этаго достаточно, чтобъ укрѣпить меня противъ насилія людей.

3 мая 186…

Мнѣ удалось, наконецъ, несмотря на разстояніе, возобновить нашу переписку такъ давно прерванную. Я не говорю о тѣхъ не значущихъ письмахъ, которыми мы обмѣнивались въ продолженіи трехъ лѣтъ и въ которыхъ мы старались ничего не сказать. Съ тобой мнѣ надо поговорить откровенно и свободно.

Къ чему говорить о прошедшемъ? Какъ мнѣ передать тебѣ мое огорченіе при извѣстій о перемѣнѣ твоей тюрьмы? Болѣе, чѣмъ когда нибудь, я рѣшилась слѣдовать за тобой. Только твое желаніе, совѣты друга твоего доктора и польза нашего сына могли остановить меня. Я съ сожалѣніемъ уступаю и жду.

Тебя постоянно извѣщали о здоровьѣ Эмиля. Сегодня я хочу говорить тебѣ о его успѣхахъ. Сынъ нашъ (чистосердечно сознаюсь въ этомъ) вовсе не модный ребенокъ. Находятъ даже, что онъ нѣсколько дикъ, а между тѣмъ а люблю его такимъ, какъ онъ есть, потому что все въ немъ естественно. До сихъ поръ я нисколько не заботилась учить его свѣтскимъ обычаямъ. Всѣ старанія свои я употребляла на то, чтобъ онъ изучалъ самаго себя, чтобъ образовать его характеръ и развить его способности. До какой степени я успѣла въ этомъ? Ты можешь судить по разсказу о моихъ опытахъ.

Эмиль жаденъ; какой же ребенокъ не жаденъ? Но вотъ что гораздо важнѣе: я боялась нѣкоторое время, чтобъ онъ не сдѣлался лгуномъ. Жоржія вынула изъ печки горячую лепешку и доложила на столъ. Послѣ этого намъ пришлось идти въ садъ, но я съ удивленіемъ замѣтила, что Эмиль не пошелъ съ нами. Когда мы воротились въ кухню, лепешки уже не было; у меня явилось подозрѣніе, но я сдѣлала видъ, что не знала, кто совершилъ кражу. Я торжественно спросила, кто взялъ со стола лепешку. Жоржія и Купидонъ, какъ не виновные, не произнесли ни слова; но Эмиль поступилъ не такъ; онъ вскричалъ, покраснѣвъ: это Медвѣдица.

Этотъ отвѣтъ поразилъ меня. Медвѣдица, какъ я говорила уже тебѣ, наша дворовая собака. Зная дружбу ея съ ребенкомъ, я рѣшилась воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы пробудить въ Эмилѣ чувство справедливости. «Если Медвѣдица виновата, продолжала я, то ее надо наказать.» И я подала знакъ Куяидову исполнить мой приговоръ. Негръ, вѣроятно понявшій мое намѣреніе и мой ужасъ, принялъ выраженіе сценическаго палача и подошелъ къ своей жертвѣ. Медвѣдица, у которой не было болѣе подъ защитой щенковъ, стала съ нѣкотораго времени кротка и ласкова; теперь, казалось, она понимала въ чемъ дѣло и съ мольбою смотрѣла на Эмиля. «Неужели ты позволишь несправедливо наказать меня?» казалось говорила она. Этотъ взглядъ смутилъ ребенка. Онъ зарыдалъ и, бросившись ко мнѣ въ объятія, проговорилъ: «нѣтъ, это не Медвѣдица, это я».

Съ сердца моего свалилась большая тяжесть; но я сочла нужнымъ быть твердой. «Медвѣдица, сказала я, была обвинена напрасно и потому только она одна можетъ простить тебя». Эмиль дѣйствительно понялъ, что ему надо загладить вину передъ ней; онъ вынулъ изъ кармана половину лепешки, которой еще не успѣлъ съѣсть и сказалъ: «На!» Собака поцеремонилась, но видя, что угощеніе предложено ей отъ души, съѣла лакомый кусочекъ съ видомъ снисхожденія и жадности, который заставалъ насъ расхохотаться.

Не приписывая большой важности послушанію, я принуждена однако иногда вмѣшиваться въ капризы Эмиля, которые могутъ вредить ему. Мнѣ казалось, что для этаго можно воспользоваться естественнымъ расположеніемъ, существующимъ всегда у дѣтей, У Эмиля еще весьма смутныя понятія о явленіяхъ внѣшняго міра. По его мнѣнію все, что сопротивляется ему, обладаетъ противудѣйствующей силой и волей. Напримѣръ, онъ любитъ копать лопаткой одно мѣсто въ саду, но меня забавляетъ, какъ онъ, съ торжествующимъ видомъ, мнетъ своими ноженками комья земли. Въ его глазахъ они побѣжденные враги. Если, когда онъ проходитъ около изгороди, его ударитъ вѣтка, онъ хватаетъ ее и трясетъ, приговаривая: «Гадкая вѣтка! зачѣмъ ты ушибла меня!» право, кажется, онъ готовъ высѣчь море, по примѣру Ксеркса, если бы море отняло у него корабликъ.

Эти злыя вещи, говоря языкомъ дѣтей, заставляютъ Эмиля быть кроткимъ съ большими, лучше его понимающими законы природы. Не зависимость ли отъ природы сдѣлала человѣка столь довѣрчивымъ къ оракуламъ, о которыхъ говорятъ преданія. Мы, вмѣстѣ съ Купидономъ, устраиваемъ такъ, что каждый разъ, когда Эмилъ не слушается моихъ совѣтовъ, онъ бываетъ наказанъ не мною, но неодушевленными предметами, окружающими его. Такимъ образомъ онъ привыкаетъ искать въ послушаніи покровительство своей слабости противъ грубаго насилія элементовъ.

Я слѣдую той же методѣ и въ другихъ вещахъ, и хотя не всегда успѣваю, но мнѣ кажется — я на вѣрномъ пути, Эмиль любитъ бѣгать; напрасно я предупреждала много разъ, что ему опасно выходить одному изъ дому. Видя, что онъ плохо слушается моего предостереженія, я поручила Купидону подговорить деревенскихъ мальчиковъ. Мальчики, дѣлая видъ, что принимаютъ его за бродягу, задержали его и привели домой. Эмиль понялъ данный ему урокъ, что лучше слушаться добровольно, нежели подчиняться силѣ.

Кромѣ того, мнѣ казалось, что ребенокъ вовсе не созданъ жить одинъ, и вѣчно съ большими. Ребенокъ смиренъ и сдержанъ поневолѣ въ обществѣ взрослыхъ, и оттого старѣется прежде времени. Общество равныхъ вызываетъ его веселость. Вотъ почему я сочла нужнымъ подыскать Эмилю товарищей, выбравъ между деревенскими дѣтьми такихъ, которые не могутъ испортить его дурнымъ примѣромъ. Такъ какъ здѣсь, въ теченіи дня, родители на работѣ, то они очень рады, что могутъ поручить своихъ дѣтей лицамъ, которые готовы присмотрѣть за ними. Съ этого времени домъ нашъ сдѣлался дѣтскимъ пріютомъ. Изъ короткихъ друзей Эмиля я назову тебѣ двухъ: одного Вильяма, мальчика почти его лѣтъ, годовъ пяти, шести и дѣвочку семи лѣтъ, которая обѣщаетъ сдѣлаться хорошенькой. Ее зовутъ Изабеллой, но для сокращенія и, можетъ быть, кстати ее зовутъ Белла.

Я всего болѣе стараюсь образовать между ними нѣчто въ родѣ соціальной связи. Когда я посылаю ихъ гулять вмѣстѣ, я раздаю каждому изъ троихъ дѣтей особенный сортъ съѣстнаго, такъ, чтобы одинъ несъ весь хлѣбъ, другой всю холодную говядину, а третій всѣ фрукты. Когда аппетитъ напоминаетъ нашимъ цыганамъ о времени обѣда, а они всѣ трое ѣдятъ какъ волчата — ребенокъ, у котораго находится весь хлѣбъ, предлагаетъ подѣлиться съ тѣми, у кого говядина и яблоки, но съ условіемъ, чтобъ и они, съ своей стороны, сдѣлали тоже самое. Это предложеніе принимается всегда съ радостью, потому что оно выгодно для каждаго. Они пріучаются такимъ образомъ инстинктивно къ системѣ обмѣна, на которой основано, кажется, истинный принципъ равенства.

Одинъ изъ самыхъ дурныхъ корней, какой я стараюсь истребить въ сердцѣ Эмиля — себялюбіе. Дѣти инстинктивно все относятъ къ себѣ и всего чаще это естественное побужденіе выказывается въ жадности. Я подмѣтила эту черту дѣтства, и хочу искоренить ее.

Самыя прекрасныя рѣчи тутъ не помогутъ и, какъ ты самъ справедливо разсудилъ, мои уроки должны даваться ни дѣлѣ. Что же я придумала? Между нашими садовыми деревьями я выбрала три и назначила ихъ въ нынѣшнемъ году моимъ ребятишкамъ. Такъ какъ жребій зависѣлъ отъ меня, я отдала Эмилю вишню, Вильяму сливу, а Беллѣ грушу, привитую Купидономъ. Такъ какъ теперь раннее лѣто, то ни на одномъ изъ деревьевъ еще нѣтъ плодовъ и по-правдѣ сказать, я сомнѣваюсь, чтобъ ихъ было много въ нынѣшнемъ году. Какъ бы то ни было, три маленькихъ садовника ухаживаютъ сами за своими деревьями и усердно обираютъ съ нихъ гусеницъ и другихъ вредныхъ насѣкомыхъ. Я не удивлюсь, если Эмиль, когда наступитъ сборъ, съѣстъ всѣ собранныя имъ ягоды, не подѣлившись съ товарищами. Если это такъ случится, день возмездія наступитъ для него. Когда сливы и груши начнутъ созрѣвать, Вильямъ и Белла вспомнятъ продѣлку Эмиля и отплатятъ ему, если только они не будутъ великодушнѣе его и не согласятся подѣлиться съ эгоистомъ. Въ обоихъ случаяхъ Эмиль будетъ наказанъ.