Это лекарство состоитъ въ перемѣнѣ климата.

Воздухъ, которымъ мы дышимъ въ Маразьонѣ — превосходенъ, но я думаю, что англійскіе доктора преимущественно расчитываютъ для возстановленія силъ своихъ паціентовъ на перемѣну обстановки и привычекъ, на видъ новой природы. Я не хочу отъ тебя скрывать, что мысль о путешествіи, или лучше сказать о прогулкѣ, сильно улыбалась мнѣ; я знала что наши окрестности часто посѣщаемыя туристами, отличаются необыкновенной живописностью. Итакъ я приняла на себя видъ покорной жертвы, исполняющей приказанія оракула науки. Наши сборы были не долги. Г-жа Уарингтонъ начертила намъ маршрутъ съ тѣмъ авторитетомъ, который давало ей знаніе страны. Купидонъ отыскалъ гдѣ-то старую коляску, видавшую лучшіе дни и старую лошадь, которая подъ угрюмымъ видомъ сохранила еще достаточно силы чтобъ выдержать путешествіе по этой гористой мѣстности. Все это было нанято за небольшую плату изъ день нашего отъѣзда добрый негръ гордо помѣстился на козлахъ въ качествѣ кучера.

Эмиль, щеки котораго уже успѣли снова зарумяниться, сіялъ счастьемъ; дѣти ничего такъ не любятъ какъ ожиданіе приключеній. До правдѣ сказать, ожиданія его не сбылись.

Хотя намъ и пришлось проѣзжать по пустыннымъ мѣстностямъ и пробираться вдоль угрюмыхъ береговъ, о которые яростно плещутся морскія волны, мы не встрѣтили на пути ни разбойниковъ, ни чудовищъ, ни плѣнницъ, заточенныхъ въ пещерахъ,

Я расчитывала, что видъ мѣстности, отличающейся рѣзкими своебытными красотами, произведетъ сильное впечатленіе на умъ Эмиля. Говорятъ, что видъ озеръ и дикихъ хребтовъ горной Шотландіи внушили Байрону его первые порывы энтузіазма. Я не думаю, чтобы Эмиль сдѣлался когда нибудь Байрономъ, и не имѣю никакого основанія желать этого, но мнѣ было бы больно, если бы онъ, выроши, остался безчувственнымъ къ великой поэзіи природы.

Но возлагая такія больныя надежды на это путешествіе для возбужденія его воспріимчивости, я ошиблась и скромно сознаюсь тебѣ въ этой ошибкѣ. Время еще не пришло для этого. Эмиль съ любопытствомъ смотритъ на подробности, но онъ еще слишкомъ малъ, чтобъ охватить цѣлое.

Мнѣ кажется, что лучшій способъ добиться вниманія отъ дѣтей это не показывать, что добиваешься его. Въ отношеніи къ Эмилю я только разъ отступила отъ этого правила. Мы были на мысѣ Лизардѣ: какое собраніе чудесъ! Представь себѣ массы скалъ всевозможныхъ формъ, однѣ поднимаются въ высь, другія валяются въ какомъ-то поэтическомъ безпорядкѣ, а между ними волнуется море. У нѣкоторыхъ изъ кольца окружающей ихъ пѣны высовывается только вершина — гладкій и лощеный конусъ, вѣчно омываемый волнами. Взглядъ далеко можетъ прослѣдить извивающуюся линію береговъ, ежеминутно перерѣзываемую широкими пропастями и мрачными пещерами, въ которыя съ ревомъ врывается вода, Посреди этихъ величавыхъ чудесъ очень трудно выбрать точку, откуда удобнѣе было бы обнять картину однимъ взглядомъ. Я встала съ Эмилемъ противъ Кинанскова, одного изъ мысовъ, гдѣ море всего живописнѣе обрисовывается среди развалинъ я, взявъ его за руку сказала: «Быть можетъ, ты никогда болѣе не увидишь подобнаго зрѣлища, посмотри же хорошенько и запомни это мѣсто.»

Судя по опыту я имѣю нѣкоторое основаніе полагать, что иногда можно приказывать памяти. Я была почти одного возраста съ Эмилемъ, когда мои родители взяли меня съ собою въ Овернъ.

Однажды, когда мы взобрались на одну изъ вершинъ Мондора, мой отецъ торжественно заклиналъ меня незабывать никогда того, что я видѣла въ эту минуту. И, повѣришь ли? — панорама горъ, уступовъ и долинъ, которая тогда открывалась у меня передъ глазами, еще и до сихъ поръ такъ живо сохранилась въ моей памяти, что я какъ будто вижу ее передъ собою. Теперь ты поймешь, что заставило меня поступить такимъ образомъ съ Эмилемъ. Правда что въ другой разъ меня хотѣли заставить подобнымъ же образомъ запомнить какую то другую картину природы и на этотъ разъ попытка не удалась. Изъ этого можно заключить, что если, въ данную минуту, и можно имѣть вліяніе на память ребенка — это во всякомъ случаѣ героическое средство, которымъ не надо злоупотреблять.

Предоставленный самому себѣ, Эмиль болѣе удивляется, чѣмъ восхищается. Мнѣ кажется, что для того, чтобъ вполнѣ воспринимать дѣйствительность, нужна извѣстная доля идеальныхъ представленій. Такъ, напримѣръ, ребенокъ знаетъ море лишь какъ извѣстную часть горизонта, обнимаемую взглядомъ и этотъ горизонтъ сравнительно узокъ. Разстояніе скрываетъ отъ него остальное. Поэтъ мечтаетъ и восторгается передъ величественнымъ зрѣлищемъ водъ, потому что мыслью онъ видитъ дальше. Восторжествовавъ на минуту надъ несовершенствомъ чувствъ, онъ расширяетъ доступныя зрѣнію границы этой волнующейся массы, небольшую часть которой онъ видитъ, онъ придаетъ образъ безконечнаго, необъятнаго, а безконечность и необъятность суть ничто иное, какъ представленія ума. Словомъ, для него велико не море, а идея моря.

Отсутствіе размышленія — способность эта конечно разовьется со временемъ — объясняетъ мнѣ равнодушіе Эмиля, или по крайней мѣрѣ его совершенно пассивное удивленіе въ виду нѣкоторыхъ картинъ природы. Между тѣмъ, нѣкоторыя подробности, на которыя я и нерасчитывала, сильно возбуждаютъ его любопытство. Почти всѣ скалы составляющія Лизардъ и Ландесендъ, носятъ имена, которыя до нѣкоторой степени говорятъ воображенію. Такъ напримѣръ, вамъ показываютъ «колонну», «логовище лѣса», «кухню», «мѣхи», «жаровню», «лошадь», «голову доктора Джонсона», «фигуру доктора Синтакса» и пр. пр.

Между этими именами многія, разумѣется, основаніи на совершенно фиктивномъ сходствѣ, за то сходство другихъ бросается въ глаза. Не эта ли игра природы, случайныя изображенія, камни не видавшіе рѣзца и похожіе на живыя существа или на какіе нибудь предметы, не эта ли игра природы говорю я, внушила первобытнымъ людямъ мысль о скульптурѣ? Какъ бы то ни было, но это безсознательное искуство, начертанное на гранитѣ мощною рукой природы, всего болѣе возбуждало любопытство Эмиля. Онъ самъ старался найти сходство между скалами и извѣстными предметани, сходство, которое, впрочемъ, не ускользнуло (какъ то доказываютъ самыя названія скалъ) отъ простыхъ береговыхъ рыбаковъ.

Самъ ли человѣкъ изобрѣлъ архитектуру? Признаюсь тебѣ, я сомнѣваюсь въ этомъ, съ тѣхъ поръ какъ я увидѣла главные типы этого искусства, намѣченные въ пещерахъ и горныхъ цѣпяхъ. Тутъ ты находишь въ зародышѣ и аркаду, и сводъ, и тяжелые столбы, и стройную колонну, и длинныя стрѣльчатыя окна Если хоть немного дать волю воображенію, то въ этихъ массахъ гранита тотчасъ различишь модели древнихъ храмовъ, рядъ колональныхъ статуй, съ неокоченными фигурами, символическія украшенія и баснословныя чудовища, которыя, кажется, вотъ — вотъ выступятъ изъ безформенной глыбы.

Не мѣтя ни въ ученые, ни въ антикваріи, я однако попробовала дать понятіе зашлю о кельтическихъ памятникахъ. Въ нихъ нѣтъ недостатка въ нѣкоторыхъ частяхъ Корнваллиса. Самые обыкновенные, какъ тебѣ извѣстно — друидическіе круги, продолговатые камни, поставленные на основаніе, въ видѣ обелисковъ гранитныя колонады, воздвигнутый самою природою и по которымъ лишь слегка прошла рука искуства, были первыми укрѣпленіями страны противъ морскихъ разбойниковъ. Болѣе всего меня интересовалъ амфитеатръ Белидена на мысѣ Лизардъ. Былъ ли онъ высѣченъ рукою человѣка? Кое гдѣ видны слѣды грубой работы, на половину изглаженной временемъ и мелкой травкой проростающей поверхность камня. Преданіе говоритъ, что большіе круги, образующіе выступы въ толщѣ камня были нѣкогда рядомъ ступеней. Утверждаютъ что кельты воспользовались природнымъ изгибомъ скалъ и пропастью, у подошвы которой пѣнится море, для устройства помѣщенія для зрителей. Но на какое же зрѣлище собирались они смотрѣть?

— На природу? Она стоитъ того, особенно въ этомъ мѣстѣ; но вѣроятнѣе, что тутъ происходили какіе нибудь религіозные обряды. Дѣйствительно, противъ этого амфитеатра возвышается надъ поверхностью волнъ группа черныхъ скалъ, которыя, говорятъ, служили алтаремъ друидамъ.

Да, въ этомъ богослуженіе было величіе.