Особенно тщательно обыскивали 7 мая, пропуская офицеров и казаков по одному. Были отняты все деньги до последней копейки.

В этот день крупа, сыр и сахар, остававшиеся на складе, были розданы на руки. Каждый получил примерно дневной рацион.

Восьмого мая утром всех построили, произвели последний тщательный обыск и погнали пешим порядком на юг. Для женщин была дана одна повозка. Колонну сопровождали 25 итальянских велосипедистов-националистов. Идти было жарко. Пройдя километра два от Тарченто, остановились для отдыха.

Когда поднимались с привала, появились человек 50–70 титовцев, которые в присутствии итальянского конвоя бросились на казаков и начали их грабить, снимая одежду и обувь. Конвойные все это наблюдали безмолвно. При этом два казака было убито и один ранен.

Видевший все это полковой адъютант сошел с ума, и его вместе с женой и ребенком англичане, случайно здесь проезжавшие, отвезли в Удине, сказав, что поместят в больницу.

Как раз в момент бесчинства титовцев и убийства казаков со стороны Удине появился военный автомобиль, который здесь приостановился, а затем ушел обратно. Сотник Волошин предупредил, что возможна передача всех в Удине партизанам. Он сказал: «Братцы! Можем все погибнуть. Приготовьтесь к этому».

Пройдя от привала километра полтора и не доходя до Удине 18 километров, у селения, лежащего на их пути, казаки увидели человек сорок английских солдат, вооруженных автоматами. Они остановили колонну, посадили итальянских велосипедистов на машину и увезли их в Удине. Затем они окружили казаков и отвели их в пустой двор на окраине селения, накормили и часа через два на поданных машинах отвезли в Удине.

Здесь сгрузили в большом дворе казармы, где уже были казаки и немцы, отобрали ножи и бритвы, опросили каждого и поместили в казарме. В Удине оставались пять-шесть дней. Отлично кормили три раза в день. Ходили слухи, что всех перевезут вглубь Италии.

Числа 14 или 15 мая, всех казаков (1150 человек) погрузили на автомобили и через Венецию повезли в город Форли, отстоящий от Удине в 250–300 километрах. В Венеции была ночевка, а в Форли оставались двое суток.

(Как было сказано, в полку было всего свыше 2500 человек. Но половина их ушла под командою есаула Овсянникова, пробившись 30 апреля из Озопо в Коваццо на присоединение к остальным частям и станицам Казачьего Стана.)

Здесь уже находился полковник Семенов с полком «Варяг» в составе примерно двух тысяч человек. Полк этот состоял из русских добровольцев.

На второй день объявили, что завтра повезут дальше, а на третий день утром разделили всех на три части:

— 300 человек с войсковым старшиной Лобысевичем повезли в направлении на Рим;

— 400 человек с сотниками Волошиным, Колесниковым и всеми старыми эмигрантами, в количестве 40–50 человек, на Анкону;

— остальных — в неизвестном направлении.

В Анконе большой палаточный лагерь, примерно на 50 тысяч человек. Здесь казаков встретил какой-то еврей, хорошо говоривший по-русски, в форме английского офицера, спросил, не измучились ли за дорогу. Ему ответили молчанием.

В этом лагере были солдаты разных национальностей, разделенные на отдельные группы. Сравнительно недалеко от новоприбывших казаков расположился и полк «Варяг», прибывший туда вслед за ними, так что была возможность перекидываться отдельными фразами. Семенов понравился казакам, он был бодрым, общительным и держал себя с достоинством.

Здесь казаки оставались несколько дней.

На третий день пришел уже знакомый им офицер в английской форме, который спрашивал, не измучились ли они за дорогу, и спросил казаков:

— Кто вы?

— Кубанские казаки.

— Какой части?

— Запасного Кубанского полка.

— Где ваш полк?

— Не знаем, а здесь нас 400 человек.

— Вы должны ехать в Россию.

— Мы в Россию не поедем.

После этого разговора он приходил и в последующие дни и говорил, что казаки должны ехать на Родину.

Казаки написали прошение на имя английского командования, в котором сказали, что они дрались с большевиками, намучились в советских тюрьмах и ссылках и на Родину, под власть большевиков, ни в коем случае не поедут.

Это прошение они прочли офицеру, который уговаривал их [ехать] на Родину. Он обозлился и крикнул:

— Я вас брошу к немцам!

— Бросайте, — ответили казаки.

И действительно, он перевел их в немецкую часть лагеря и приказал там построиться. Подошел какой-то английский майор в сопровождении немецкого коменданта, который, в тоже время, явился и переводчиком. Майор спросил:

— Что за люди?

— Кубанские казаки Запасного полка.

— Что вы хотите?

— Не знаем, но в Россию ехать не хотим.

Он приказал их накормить и еще раз спросить, хотят ли они возвращаться на Родину. Ответили: «Нет, не хотим!»

Через два дня утром приказали всем четырем сотням людей построиться и вызвали старых эмигрантов. Вышло человек сорок-пятьдесят. Потом спросили, кто желает ехать домой. После некоторой заминки вышло 170 человек. Остальные заявили, что в Россию не поедут. В числе их был и казак, рассказавший всю эту историю.

Затем старых эмигрантов и тех, кто согласился ехать на Родину, куда-то увели, а 196 человек остались в лагере. На третий день пришел все тот же офицер с сильной стражей, человек в пятьдесят, и спросил:

— Это те, что не желают ехать?

Ему ответили: «Да!» Тогда их и человек двести немецких солдат повели на пристань Анкону, находящуюся километрах в двенадцати от лагеря. В порту — суда под иностранными флагами. Советского не видно. На вопрос, куда их повезут, не в совдепию ли, ответили, что нет, а на юг Италии.

Так и было. Казаков погрузили на один пароход, а немцев на два других и повезли на юг. Через полтора суток прибыли в Торенто. В пути кормили неплохо.

В Торенто выгрузили и подвели к вагонам. К ним подъехал какой-то еврей, снял стражу и приказал, чтобы накормили. На вопрос, куда повезут, ответили, что в лагерь. Здесь же была группа титовских партизан.

Погрузившись в вагоны, задержались до 12 часов ночи. Это было 24 или 25 мая.

В два часа утра перевезены были на станцию Торенто. Там оставались в вагонах до рассвета. С рассветом выгрузка.

Пришли казаки, ранее попавшие в лагерь, и сказали, что лагерь советский. Над лагерем советский флаг. Комендант — советский майор Гончарен-ко. Стражи нет никакой. Лагерь верстах в десяти от станции.

По приходе туда казаки были встречены майором Гончаренко и музыкой.

Гончаренко объявил им, что «родина всем все грехи простила». На эти его слова казаки спросили, как с теми миллионами замученных, которые погибли в концлагерях, тюрьмах и ссылках? В ответ последовали обычные разговоры о всепрощении.

Лагерь Торенто на 12 тысяч человек. В нем исключительно русские. Через несколько дней сюда же прибыл полк «Варяг» и с ним полковник Семенов.

Здесь в первый же день казаков дезинфицировали и переодели в хорошее английское обмундирование. Кормили отлично (баранина, вино). Давали деньги солдатам и казакам ежемесячно по двести лир, а офицерам по шестьсот. Обучали строю. Стражи нет, выход из лагеря свободный.

Ходили слухи, что незадолго до прибытия казаков, один пароход с репатриированными был направлен в Россию, но по пути многие стали бросаться в воду. Тогда англичане вернули его обратно. В этом лагере пробыли примерно месяц.

К середине июня стало известным, что из лагеря всех будут перевозить на Родину, но не морем, а сухим путем — через Италию и Австрию.

О том, что происходило в конце мая и в начале июня в Лиенце, об обманном вывозе офицеров и насилии над казаками стало известно от одиночек и групп казаков, свозимых сюда англичанами.

Сведение о перевозке сухопутьем, через район в котором осталось много казаков после июньской трагедии на Драве, подбодрили казаков и у них появилась надежда по пути уйти и присоединиться к своим.

И действительно, числа 15–17 июня началась погрузка людей в поезда по 1000–1300 человек ежедневно и отправка их через Италию.