Так как было уже обеденное время, то я вернулся в лагерь и объехал часть его. Лагерь очень большой и состоит из многих деревянных бараков разной величины. Объезжая, здоровался с отдельными казаками и группами. Заходил в две кухни. Варился суп и вкусный, но дают его мало, меньше чем по литру. Готовят казаки, но по указанию немцев и часто это не по вкусу казакам. Например, рассказал мне один повар, что сварил вкусный суп из фасоли, но пришел немец-вахмистр и приказал насыпать туда муки. Несмотря на возражение повара, ему это пришлось сделать. Получилась какая-то несъедобная масса.

Кормят так — на обед одно блюдо, больше суп с морковкой, горячий ужин четыре раза в неделю. По средам, субботам и воскресеньям ограничиваются сухим пайком. Сухой паек выдается ежедневно вечером. По утрам и вечерам горячий кофе.

Обедал в офицерском казино. После обеда по предложению майора Бауэра говорил с офицерами. Все немецкие офицеры ушли, остались только русские и батюшка. Я говорил с ними больше часа. Говорил насчет Власова, что наиболее их интересовало. Опять развивал мысль, что не под Власовым, а с ним. По этому поводу было много вопросов.

Был в офицерском резерве, где говорил с офицерами. Это в большинстве старые казачьи офицеры. Они хотят, чтобы их отправили к Доманову.

Пользуясь свободным временем, зашел посмотреть старинную католическую церковь, построенную в 1053 году. Это монастырская церковь. Ее прелат любезно предоставил нашему священнику для службы, чем последний и воспользовался.

Церковь очень красивая, как внешне, так и внутри. Кроме главного алтаря, в ней имеется еще 12 притворов. В одном из них поставлен наш престол. Если одновременно идет служба и католическая, то наш батюшка служит там, если же церковь свободна, то он переносит престол на середину церкви, впереди католического алтаря.

Батюшка лагеря, отец Гавриил Зубов, очень энергичный. С воодушевлением говорит, что казаки церковь посещают, что он читает лекции и проповеди, что отношения с казаками и начальством у него завязались хорошие. Он обещал мне дать письменно сведения о нуждах его церкви, предупредив, что с собой он вывез из Белоруссии со своего прихода все необходимые книги, утварь, облачение, два антиминса, одним словом, почти ни в чем не нуждается.

Вернувшись из церкви, зашел к Некрасову Илье. Это наш полковник, у немцев имеет чин майора и сейчас формирует батальон. Я его спросил об организации Запасного полка.

Сам полк, вместе с командиром подполковником Штабенау, в настоящее время находится на Рейне, а здесь тылы и учебные части. Полк состоит:

1. Штабной батальон в составе рот или сотен хозяйственной, обозной, выздоравливающих и маршевой. Последняя во Франции, от остальных трех в Цветтле только тылы.

2. Учебные части, в них — офицерская школа, стрелковая школа, две унтер-офицерских. Все они в Цветтле.

3. Юнг-казаки, всего три эскадрона, из которых один в составе 150 человек посажен на велосипеды и отправлен к Паннвицу. Говорят, что это внешне образцовая часть. Таковою она должна быть и по содержанию. Один эскадрон находится на Рейне и один, разделенный на два, в Цветтле.

4. Батальон майора Некрасова в состоянии формирования. В нем должно быть 850 человек, а пока имеется 245.

Кроме того, имеются полковой лазарет и отдел пропаганды.

Из Франции были отправлены в Цветтль все обозы полка. Вместо этого они, за исключением одного, попали к Паннвицу. Последний эшелон не попал к нему только потому, что по дороге около Загреба на поезд напали партизаны, и он вернулся. Те обозы, что попали к Паннвицу, были переданы ему.

… Узнал, что случился скандал. Майор Бауэр сказал, что мои слова к казакам и офицерам о том, что мы не хотим идти под Власова, произвели на казаков и, главным образом, на офицеров очень нехорошее впечатление и что в бараках чуть ли не бои происходят между казаками. То же подтвердил по телефону и начальник контрразведки лагеря.

К девяти часам утра были построены для моего разговора офицеры и казаки, около тысячи человек. Немцев, кроме капитана, командовавшего ими, не было. Он подошел ко мне с рапортом.

Я обратился, обойдя фронт и поздоровавшись со всеми одновременно, к ним с небольшим словом, указав на предстоящую работу, напомнил кратко казакам историю казачества и сказал, что вскоре предстоит нам рука об руку и плечо о плечо с солдатами РОА, украинцами и другими народами России идти освобождать нашу Родину.

После этого я был у начальника лагеря и выразил ему сожаление по поводу того, что в связи с моими словами в лагере якобы было нарушено спокойствие. Он ответил, что это было вчера, а сегодня уже все спокойно.

С ним я говорил о виденном и слышанном и просил, если возможно, устранить некоторые явления. В частности, я говорил о том, что в лагерь проникает много офицеров и рядовых неказаков, и предложил ему сделать комиссию из старых офицеров, знающих казачество, которая бы и проверяла каждого. Он согласился и обещал комиссию назначить.

Сказал я ему о бесчинствах, творимых некоторыми лицами низшего немецкого командного состава, то есть унтеров и вахмистров. Он ответил, что знает, но надо, чтобы сами казаки жаловались офицеру 1С (отдел безопасности. — П. С). На это я ответил, что они боятся это делать, чтобы не пострадать.

Тогда он сказал, что я мог бы опросить и выяснить недовольство. Я ответил, что это может быть понято со стороны немецкого командования как натравливание казаков на немцев.

Я указал ему фамилии унтер-офицера Брока и вахмистра Вальца, которые особенно издеваются над казаками. Он обещал расследовать это дело.

Затем я сказал о ненормальности кормежки, когда немцы заставляют казаков питаться по немецким рецептам, в то время как из тех же продуктов казаки могли бы готовить пищу по своему вкусу. Я рекомендовал это сделать для пробы. Он обещал. Это главное, о чем мы говорили.

Потом я был у офицера 1С. С ним говорил по поводу вчерашнего нашего разговора о Власове. Видно, что он очень боится разногласий среди казаков. Для него самое главное «тишь, да гладь, да Божья благодать».

Вена. 26 ноября, утром был в немецком лазарете, в котором больных и раненых 73 человека. Я обошел их всех и с каждым говорил. Много есть казаков, раненых вместе со Зборовским 26 октября под селением Лешница на Дрине при отходе от него к Шабацу. Говорят, что он ранен одной пулей на рикошете в животу которая порвала ему кишки…

Говорил с хорунжим Шевченко относительно контрразведки.

30 ноября 1944 года в Берлине П. Н. Краснов принял генерала Науменко и его штаб-офицера для поручений полковника Зарецкого.

<…> В десять часов утра были у Краснова и оставались в разговоре с ним почти до часу дня. Я рассказал ему впечатления о своей поездке.

Потом я говорил ему о том ненормальном положении, в котором находится Главное Управление, теряющее в глазах казаков свой авторитет с каждым днем.

Сделал я сравнение положения РОА с нашим, которое вовсе не в нашу пользу.

Далее указал на ненормальные взаимоотношения в самом Управлении, когда Доманов является каким-то диктатором, слово которого свято для Управления. Вспомнил бестактность Доманова, когда он не только не вышел меня встретить на вокзал, но даже не спустился в мою комнату, когда я пришел в тот же дом, где живет он.

На это Краснов сказал, что здесь сказывается советское влияние, когда каждый бывший подсоветский гражданин боится уронить свое достоинство.

Здесь интересно отметить замечание Краснова о том, что его интересует, как встретит Доманов Семена Краснова, который поехал к нему с какими-то инспекторскими полномочиями. Выходит, что лицо младше по своему положению — начальник Штаба, инспектирует старшего — члена Главного Управления. Чудеса в решете.

… На мое замечание, что германским правительством должен быть ясно высказан взгляд его на дело Власова и взаимоотношения наши, казачьи, с Власовым, Краснов сказал, что этого немцы никогда не сделают.