— Есть, о чем спрашивать? Слуга его Рэвенсберд.

Опять трактирщик отступил за прилавком, и медная ложка, которую он держал в руке, упала с шумом на пол.

— Рэвенсберд! Рэвенсберд, говорите вы? Да ведь он здесь со вчерашнего дня! Я не мог бы ночевать в одном доме с ним, если бы знал это.

— Это сделал Рэвенсберд. Недолго мешкал он, чтобы привести в исполнение свои угрозы мщения. Всего любопытнее то, как ему удалось привлечь капитана Дэна на утесы, к самому краю… Некоторые говорят…

В эту минуту говоривший был прерван, что заставило его, как он выражался после, вылезть из кожи от испуга. Над высокими деревянными ширмами, отчасти перегораживавшими буфет, появилась голова Рэвенсберда, который преспокойно сидел там все время.

— Вас зовут Деббер, кажется? — сказал он, смотря с негодованием на таможенного.

Деббер, как говорится, стал в тупик. Он молчал, так сконфузившись, что не мог отвечать.

— Как вы смеете клеветать на меня? — спросил Рэвенсберд. — По какому праву обвиняете вы меня в убийстве?

— Если это неправда, мистер Рэвенсберд, и вы невинны, я прошу у вас прощения, — заговорил таможенный, собравшись с духом и выпутываясь из беды, как мог. — Если бы я не сказал Гауторну, сказал бы первый после меня, удивительно то, как он не слыхал этого вчера. Если бы это касалось вас, вы первый говорили бы об этом. Я говорил не со злым умыслом.

— Я, кажется, понял, что Мичель уверяет, что я столкнул капитана Дэна с утеса? Что, он видел, как я это сделал?

Мичель это говорит.

— Он вам сказал это?

— Нет, не мне. Я не видел его с тех пор. Симз говорил мне это, он был в караульне, когда Мичель прибежал.

— Это правда, что капитан Дэн умер? — продолжал Рэвенсберд после некоторого молчания.

— Правда, и прилив унес тело в море. Теперь приготовляют багры. Говорят, лорд Дэн почти всю ночь держал полицейских в замке. Но я должен идти, а то на меня донесут. Мне пора.

Он повернулся с последней фразой и торопливо вышел, рад радешенек быть подальше от желтого лица и суровых глаз Рэвенсберда. Тот вышел из-за ширм и подошел к трактирщику.

— Что вы знаете об этом, Гауторн?

— Если вы сидели за ширмами, мистер Рэвенсберд, вы должны знать столько же, как и я, — отвечал трактирщик, вовсе не уверенный в том, что Рэвенсберд не нападет на него самого. — Я не слыхал ни слова об этом до прихода Деббера. Вы меня испугали, высунув голову таким образом. Я думал, вы в постели.

— Я уже с полчаса пришел вниз. Что вы думаете об этом рассказе?

— Я не знаю, что мне думать. Кто захотел бы сделать вред капитану Дэну? У него не было врагов, он был другом для нас всех. Ссора с вами совсем не была в его характере.

— Совсем не походила на его обыкновенный характер. Он вышел из себя — и я также. Где шляпа? Кажется, наверху. Я пойду удостовериться в справедливости этого известия.

Он пошел из буфета в свою комнату и почти в это же время пришел полицейский сержант. Он спокойно осмотрелся вокруг и кивнул головою трактирщику.

— Здравствуйте, Гауторн. Кажется, у вас живет мистер Рэвенсберд. Он уже встал?

— Он сейчас был здесь, в буфете, мистер Бент. Он пошел в свою комнату за шляпой. Он хочет пойти узнать подробности несчастья, случившегося с капитаном Дэном. Деббер был здесь и рассказал. Право, вы свалили бы меня с ног выстрелом из незаряженного ружья.

Сержант вышел в переднюю и прислонился к стене. С этого места он мог видеть и парадную и заднюю дверь.

— Прекрасное утро, мистер Рэвенсберд, — сказал он, когда тот вышел.

— Очень. Я этим пользуюсь и иду.

— Позвольте. Мне надо сказать вам несколько слов.

— Не теперь, — отвечал Рэвенсберд нетерпеливым тоном.

— Именно теперь, — возразил сержант, положив руку на плечо Рэвенсберда. — Не сопротивляйтесь. Я должен вас арестовать.

Рэвенсберд обернул свое желтое лицо к сержанту, и глаза его сверкнули гневом.

— По какому праву? Что вы хотите сказать?

— Не будьте безрассудны, Рэвенсберд. Покоритесь этому спокойно. Вы мой пленник, и сопротивление не сделает вам пользы.

Рэвенсберд отвечал на это сопротивлением. После непродолжительной борьбы он увидал у себя на руках кандалы.

— Самый безрассудный поступок, какой только может сделать человек, это сопротивляться служащему в исполнении его обязанности, — заметил полицейский сержант приятным тоном, как будто рассуждал об этом в приятельском кругу. — Лорд Дэн вчера отдал мне приказание арестовать вас, я мог тогда же разбудить весь дом и взять вас. Но я хотел сделать это вежливо и подождал до утра. Я поставил людей снаружи и спереди, и сзади для большей верности.

— Как смеет лорд Дэн сажать меня в тюрьму? Он не имеет на это права. Он не судья.

Сержант весело рассмеялся.

— Конечно, он не судья, но он лорд-лейтенант графства. Не оспаривайте прав лорда Дэна.

Рэвенсберд сделался хладнокровнее.

— Поймите меня, — начал он, — вас зовут, кажется, Бент?

— Бент.

— Поймите меня, мистер Бент: я не желаю сопротивляться законной власти, и будь я теперь свободен, я остался бы и выдержал обвинение. Мне досадно то, что я шел разузнавать о нападении на капитана Дэна, собрать сведения, какие бы мог, потому что я намерен расследовать это дело всякими способами. Я имею на это причину, в которой вы не знаете, и скорее отдал бы десятифунтовый билет из своего кармана, чем быть остановленным.

Сержант закашлялся. Такой недоверчивый кашель никогда не поражал слуха арестованного человека. В его голове не было и тени сомнения, и он не предполагал, чтобы кто-нибудь другой мог сомневаться, что убийца капитана Дэна находится перед ним.

— Я жалею, что не могу вас выпустить. Ваше притворное желание узнать подробности весьма благовидно, Рэвенсберд, но вы имеете дело с старым хитрецом.

Рэвенсберд твердо посмотрел на сержанта.

— Может, вы старый хитрец, — сказал он, — опытность вас сделала таким, но, арестовав меня, вы арестовали не того, кого следовало. Я не знал, что с капитаном Дэном случилось несчастье до тех пор, пока Деббер этого не рассказал; я думал, что он жив и здоров. В этом я поклянусь.

— Не клянитесь попусту, а то это обратится против вас, — резко возразил сержант. — Я не имею привычки дурно обращаться с теми, кто попадает ко мне и в тюрьму, но когда они имеют безрассудство болтать, я принужден это отмечать. Вам лучше всего зашить себе рот до тех пор, пока вы не будете стоять перед лордом Дэном. Это дружеский совет.

Может быть, Рэвенсберд чувствовал, что это правда. И если он буквально не зашил себе рот ниткой, то, по крайней мере, замолчал.

Между предположениями, сомнениями, подозрениями, волновавшими лорда Дэна и каждого обитателя замка, два убеждения постепенно вышли из общего тумана и выдались ясно: одно в виновности Ричарда Рэвенсберда, другое — в том, что странное поведение леди Аделаиды Эрроль в прошлую ночь должно было иметь отношение к случившемуся несчастью.

Леди Аделаида отпиралась. Лорд Дэн прежде всего послал за нею утром и со своей обыкновенной прямотой задал ей вопрос: видела ли она борьбу и не это ли ее испугало.

Со слезами, уверениями и, по-видимому, еще с прежним страхом, потому что все тело ее дрожало, а лицо было бледно, она отпиралась. Но надо признаться, что лорд Дэн сохранил свои подозрения.

Около десяти часов Рэвенсберда привели в замок. Лорд Дэн сидел на своем парадном кресле в большой зале. С ним был Эпперли, и стряпчий — хотя он был тут не официально, потому что это был не судебный допрос, а просто частное следствие — поставил перед собой чернила и перо, намереваясь записывать собственно для себя каждый пункт, который поразит его. Силен душою и бессилен телом был лорд Дэн. Он еще не видал Мичеля, но его ждали. Возле лорда Дэна сидел сквайр Лестер, не как судья, а как друг. Надзиратель Коттон также был тут. Всякие сомнения об участи капитана Дэна исчезли: утренний прилив выкинул на берег его шпагу, а рыбачья лодка подобрала в море сюртук Мичеля. Возникало общее чувство, что это падение было следствием не случая или удара, нанесенного в ссоре, а умышленным убийством. Вина ни одного обвиненного не была так положительно признана, как Рэвенсбердова, не только лордом Дэном и его семейством, но и полицией. Сержант наводил справки у прислуги, и составил мнение на этот счет. Немалое впечатление произвело появление Рэвенсберда, не в кандалах, они были сняты, но под официальным караулом сержанта.