Судя по всему, полковник умышленно задерживался. Крыгин смотрел на красивое лицо молодой женщины, на котором лежала печать безысходной тоски. После долгого молчания он предложил ей уехать с ним в Египет.

И без ее рассказа он не только знал, но и видел, как жены белых офицеров торговали собой на стамбульских улицах. Он хотел уберечь молодую женщину от трагической участи, от тягот белоэмигрантской жизни.

Михаил Крыгин не увел чужую жену тайно: они оба честно сказали о своем решении старику полковнику, когда тот возвратился из лавки. Тот выслушал их с облегчением. Потрясения последнего года и жизнь в эмиграции еще больше состарили его. Он чувствовал, что в жизни вышел на последнюю прямую, без каких-либо надежд, без средств. Со слезами на глазах простился он со своей молодой спутницей, по-отцовски перекрестил ее и поцеловал в лоб.

Крыгин взял узелок с вещами и повел ее к себе. Женщина пошла с ним. Вначале не было любви, любовь возникла позднее, настоящая, преданная, жертвенная. К сожалению, потом она сыграла роковую роль в жизни обоих, но шестнадцать лет они были счастливы.

На главной улице Стамбула, Истикляр Каддеси, находилось пышное здание российского посольства, выстроенное во времена императрицы Екатерины II на земле, символически привезенной на кораблях из России. Как прибывшие на одном судне с Врангелем Крыгин и Рагозин получили в здании посольства небольшой угол в некогда красивом зале с колоннами, теперь этот зал, так похожий на зал Дворянского собрания в Москве, в котором Крыгину довелось побывать на одном из новогодних балов, был заполнен эмигрантами и больше напоминал вокзал, переполненный пассажирами.

Спустя дней десять Крыгин с женой и Рагозин покинули Стамбул и после недолгого плавания на грязном греческом пароходе прибыли в Александрию, а оттуда вечером того же дня — в Каир.

Большой красивый город на величественной реке встретил их непривычной жарой. Тысячи иностранных туристов со всех концов света заполняли многочисленные отели. Их привлекали памятники древней египетской цивилизации: пирамиды, сфинксы, развалины грандиозных храмов и дворцов фараонов, в музеях удивительные по художественному мастерству изделия из золота и драгоценных камней. Но все это мало теперь интересовало обездоленных эмигрантов.

Не теряя ни дня, они послали в испанское посольство ходатайство с предложением своих услуг королевским военно-воздушным силам.

В ожидании ответа Крыгин и Рагозин взялись за первую попавшуюся работу. Недавно блестящие офицеры российского императорского флота нанялись в городской муниципалитет шоферами поливных машин. Унизительное занятие все же обеспечивало им питание на каждый день и жалкую лачугу на окраине. Работая по пятнадцать часов в день, они в полной мере испытывали бесправное положение пролетариев в капиталистической стране. Под палящим зноем африканского солнца с утра до вечера поливали они улицы богатых кварталов Каира.

Рагозина, потомственного дворянина, такая жизнь ничему не учила. Он только озлоблялся, свысока, презрительно отзывался о египтянах и вообще об иностранцах. Жизнь пролетария не проясняла его сознания. Крыгин же воспринимал жизнь по-иному, начинал задумываться. Хотя до полного осознания существующей в мире социальной несправедливости ему было еще далеко. Но первый толчок все же был дан. Так прошел год в ожидании ответа от испанского посольства.

Однажды, поливая фешенебельную улицу, где прямо на тротуарах были расставлены столики дорогих кафе и ресторанов, обалдевшие от жары и усталости Крыгин и Рагозин сильной струей воды облили сидевших в тени разодетых бездельников. Бокалы, бутылки, тарелки — все под напором воды полетело на землю. Вмешалась услужливая полиция, и оба неловких поливальщика были тут же уволены с работы.

Через несколько дней пришел ответ из испанского посольства. Командование испанской авиации соглашалось принять русских офицеров в морскую авиацию, но только в качестве нижних чинов. Крепко выругав испанцев, оба капитана второго ранга согласились на унизительные условия.

Начинался 1922 год.

Наступил день, когда Крыгин с молодой женой и Рагозин сошли с парохода на берег в испанском порту Картахена. Как только они предъявили свои документы, все трое сразу же были арестованы полицией. Не помогло и официальное уведомление, полученное ими от испанского посольства. Без объяснения причин их бросили в тюрьму. Они терялись в догадках, стараясь найти хоть какое-нибудь объяснение внезапному аресту.

Мрачная, полутемная камера старой тюрьмы, отгороженной высокой каменной стеной от внешнего мира. Угрюмые, молчаливые тюремщики. Где-то в другой камере или, быть может, в женской тюрьме томилась их спутница. Наверное, она жалеет, что пошла за ним, с тоской думал Крыгин... Положение брошенных в тюрьму белоэмигрантов было отчаянным: они — люди без гражданства, им не у кого было искать защиты, не к кому обратиться. Потеряны для всех...

Прошло полтора месяца. Когда они уже теряли надежду, полагая, что с их приглашением на службу в испанскую авиацию произошла какая-то ошибка, за ними явился офицер из штаба флота и увез их с собой. По дороге он объяснил, что арест русских офицеров являлся превентивной мерой. Дело, оказывается, в том, что испанский король Альфонс XIII выезжал куда-то с визитом и возвращался через Картахену, а поскольку на его «священную» особу совершалось уже не одно покушение, власти сочли за благо арестовать на всякий случай и заключить в тюрьму всех подозрительных лиц...

Опять все трое были вместе. Их везли в открытом автомобиле на юго-запад страны. Сотни блестевших лаком автомобилей богатых европейских туристов, всегда наводнявших Испанию, обгоняли их или попадались навстречу. От Картахены до небольшого городка Альхесираса, что лежит напротив Гибралтара, английской колонии на Европейском континенте, в самой южной части Пиренейского полуострова, пятьсот километров. Дважды они останавливались в приморских городах позавтракать и пообедать в ресторанах. Слева было ласковое Средиземное море, справа — невысокие горы со склонами, покрытыми апельсиновыми рощами и благоухающими садами, а вдоль шоссе — высокие африканские пальмы с пышными кронами. Сопровождавший их морской офицер был любезен, очевидно желая сгладить впечатление, остававшееся у трех русских от полуторамесячного пребывания в тюрьме. Окружавшая их обстановка южной страны, красивые виды внушали надежды на лучшее будущее. Пережитые невзгоды забывались. Так в этот яркий, солнечный день проехали они Агилас, Альмерию, Малагу, Эстепону, Сан Роке и много других небольших приморских городков и поздно вечером прибыли в Альхесирас. Ночь они провели в маленьком уютном отеле, а утром на пароходе-пароме, курсировавшем между Альхесирасом и Сеутой, переправились через Гибралтарский пролив. Так они оказались в Испанском Марокко. От Сеуты до Тетуана, конечного пункта их пути, оставалось проехать еще тридцать восемь километров.

Тетуан — небольшой городок и порт на реке Мартин в десяти километрах от берега моря. В нем находился передовой гарнизон испанской армии. Дальше начинались горы Атласа — обширная зона действия восставших против испанского владычества барберских племен рифов и кабилов.

Гарнизон Тетуана состоял в основном из нескольких бандер иностранного легиона, навербованного из уголовников, бежавших из разных стран мира. Вступление в иностранный легион давало этим людям возможность скрыться от правосудия своих стран, таким путем прикрыть совершенные ими там преступления и появиться в мире уже под новыми, вымышленными именами.

Условия, на которых Крыгин и Рагозин вступали в испанские вооруженные силы, были такими же, как и для всех поступавших в иностранный легион: давалась подписка на пять лет. После этого срока они становились полноправными подданными испанского короля, конечно, в том случае, если оставались живы.

Война в Марокко шла уже на протяжении почти десяти лет. Оказавшись в Тетуане, на базе гидроавиации, оба офицера бывшего российского флота превратились в обычных наемников, которым было безразлично, за что воевать и на чьей стороне. Тем не менее они попали в привычную им военную обстановку. Они знали себе цену, быстро ориентировались в окружающей среде и были уверены, что их богатый боевой опыт будет оценен по заслугам. За их плечами был шестилетний опыт войны, из них — три года против Германии, обладавшей сильной авиацией. Здесь же, у марокканских повстанцев, авиации вообще не было. В отношении своего авиационного и военного опыта Крыгин и Рагозин, наверное, были равны. Во всем же остальном, как и во внешности, значительно отличались друг от друга, короче говоря, были очень разными людьми.