Через минуту все четыре ноги были зафиксированы с помощью веревок, и мы получили удобный доступ к поврежденному копыту. Наложив на ногу жгут, я ввел местный анестетик. Тем временем Черный Кот непрерывно молотил своим мощным хвостом, мне попадало то по ушам, то по голове.

— Может быть, кто-нибудь привяжет ему хвост? — обратился я к студентам, не отрываясь от осмотра ноги.

Все шло по плану. Хвост больше не болтался у меня перед носом, а бык не чувствовал боли. Я приступил к выскабливанию копыта на болезненном участке. Вскоре из проделанного мною отверстия начал вытекать зловонный гной, что вызвало бегство части наблюдателей. В результате дальнейшего выскабливания на подошве образовалась дыра, которую я стремился максимально расширить для хорошего дренажа.

Получив отверстие необходимого размера и обработав рану йодом, я приклеил к здоровому пальцу маленькую дощечку, дабы исключить соприкосновение больного участка с землей, затем высушил акриловый клей с помощью фена для волос. После чего осторожно забинтовал ногу марлевым бинтом, закрепил его пластырем, снял жгут и сделал быку инъекцию антибиотика.

Наконец стол перевернули в исходное положение, веревки развязали и Черного Кота повели прочь. Он шагал довольно неуверенно, поскольку впервые примерил обувь на каблуках, притом на одну ногу. На третьем шаге я услышал тот же самый громкий треск, который так поразил меня двадцать лет назад и чье-то «Ой-ёй-ёй!» в толпе, а секундой позже почувствовал, как капли крови попадают мне на лицо и очки. Нетрудно было догадаться, что произошло, даже не глядя на быка. Кто-то привязал прекрасный хвост Черного Кота к столу и забыл об этом, когда настало время его освободить.

— Какой идиот привязал хвост к столу? — услышал я собственный рев. — Кто? Кто это сделал?

Как и много лет назад, ответом было гробовое молчание, нарушаемое отдельными возгласами из толпы, разинувшей рты при виде столь стремительно укоротившегося бычьего хвоста. Сердце снова колотилось у меня в горле, как и в тот, первый, раз, казалось, его удары слышны в противоположном конце клиники.

— Черт, значит, это снова моя глупость. Но ведь я даже не прикасался к его хвосту.

Решившись наконец взглянуть на «укороченного» быка, я обнаружил, что он лишился почти двух третей своего хвоста, оставшись с коротким обрубком, едва пригодным, чтобы отгонять мух. Нужно было как-то объясниться с ковбоями, сопровождавшими моего пациента.

— Что сказать? — медленно, с усилием произнес я. — Привязав хвост к столу, мы допустили ошибку.

К моему огромному удивлению ковбои не стали кричать и горячиться, ни один из них не выхватил пистолет и не приставил его к неразумной голове ветеринара. Я засомневался, дошло ли до них, что хвост не отрастет снова. Наконец, главный пожал плечами:

— Не беспокойтесь, док. Что сделано, то сделано. Мы запаслись спреями от мух, поэтому хвост ему без надобности. Кроме того, в наше время стало модно укорачивать хвосты выставочным животным.

Я был поражен и сначала не поверил, что хозяин быка согласится с этими доводами. Впрочем, может быть, по сравнению с тяжелой хромотой он сочтет укоротившийся хвост незначительной проблемой. Но, когда трейлер вырулил на шоссе, у меня зародилось подозрение, что я еще услышу о Черном Коте.

Вечером мне позвонил коллега.

— Что там у вас стряслось, Джон? Возвращаясь домой, эта орда ковбоев завернула ко мне в сильном возбуждении. Что у вас произошло?

Я подробно объяснил, какую мы допустили оплошность.

— Какой идиот сделал такую глупость? — завопил он. — Разве вы не знали, что имеете дело с быком стоимостью в полмиллиона долларов?

Поразительно, как быстро растут цены!

Каким-то чудом хвост Черного Кота слегка подрос, и в то лето он успешно боролся с мухами. Но через пару лет проглотил приличный обрывок проволоки и скончался от прободения желудка. Поговаривали, что на проволоку он польстился потому, что из-за укороченного хвоста имел дефицит железа. Продавец в магазине рассказал мне, что Черный Кот стоил целый миллион долларов.

Я горжусь, что мне выпала честь лечить такого дорогого быка. Но разве это главное? Гораздо важнее другое: каждый, прочитавший эту историю, должен навсегда запомнить, что бычий хвост можно привязывать исключительно к самому быку!

Шел 1968 год, округ Чоктау готовился праздновать свою 120 годовщину. Это обстоятельство породило у его жителей невероятный прилив гордости и стало причиной бесконечных волнений. Организаторы праздника выступили с предложением, чтобы каждый из мужчин, достигших возраста, достаточного для близкого знакомства с бритвой, отрастил себе бороду, дабы в великий день, когда жители нарядятся в исторические костюмы той славной эпохи, выглядеть как можно более реалистично. Местная еженедельная газета также с энтузиазмом включилась в приготовления.

Сначала я отверг самую мысль об отказе от утреннего бритья, но затем, сдавшись под натиском друзей и клиентов, решил-таки влиться в ряды бородачей. В моей жизни — с тех пор, как я распрощался с детством, — это был первый случай, когда мне пришлось отказаться от процедуры ежедневного соскабливания щетины.

В шестидесятые годы общество относилось к бородачам совсем не так, как теперь, в девяностые. Никому не хотелось, чтобы его принимали за хиппи. До чего же удивительно, выглядят на старых фотографиях наши предки, — ведь большинство этих героических мужей носили большие окладистые бороды. Ни один человек в здравом уме, не принял бы за хиппи этих несгибаемых, прямых, как стрела, людей. Правда, мне никогда не хотелось иметь бороду, а, поносив ее пару недель, я окончательно убедился в своей правоте.

Ян и дети находили мою бороду довольно изящной и терпеливо сносили мои колючие поцелуи. Зато как зудело от нее мое собственное лицо! Летом в наших краях обычно стоит жаркая, влажная погода и, несмотря на ежедневное мытье шампунем, кожа под бородой постоянно чесалась, даже появилось раздражение. Борода не только стала для меня источником мучений, не прекращавшихся ни днем, ни ночью, она и выглядела ужасно, совершенно не так, как я рассчитывал. Ее цвет не сочетался с моим обликом мужчины чуть за тридцать. В отличие от волос на голове ржаво-рыжего оттенка, борода выросла ярко-рыжей по бокам, бурой на подбородке, бледно рыжей, даже белесой на горле, а в довершение всего в ней виднелись седые волосы.

Еще одной серьезной проблемой стала некая пахучая субстанция — ее всегда в избытке в коровниках, — постоянно забивавшаяся в бороду. Часто я узнавал об этом, лишь вернувшись домой. Ян всегда была невероятно чувствительна ко всякого рода запахам, в особенности к ароматам скотного двора. Поскольку после многих лет, проведенных среди навоза, я перестал ощущать его запах, пришлось выработать особую бдительность в отношении процедуры мытья после вызова на отел или выполнения других обязанностей, требующих плотного контакта с животными. Ветеринар не должен оскорблять обоняния своих домочадцев.

Решив немного облегчить свои страдания, раз уж мне суждено мучиться до самого торжественного дня, однажды вечером, задержавшись в клинике допоздна, я взял ножницы и бритву и, как умел, выбрил зудящий участок под подбородком, затем отхватил клок волос под носом и расчистил по небольшой полянке на каждой щеке. В результате этих манипуляций мое лицо приобрело сходство с одним из творений Фу-Манчжу.

Мой обновленный облик нравился мне больше прежнего, смущала только легкомысленная пестрота. Похоже было, что от мечты получить приз за лучшую бороду придется отказаться, хотя это являлось главной причиной, по которой я до сих пор не побрился. Настало время принимать решительные меры.

Люсиль Скиннер — хозяйка салона красоты, расположенного на городской площад — по случайному совпадению была другом нашей семьи и одним из моих любимейших клиентов. Я навещал ее собак по разным поводам в любое время суток, независимо от того, насколько серьезной была причина вызова. Она относилась ко мне с симпатией, поэтому Ян посоветовала обратиться именно к ней.