— Люсиль, мне нужна ваша помощь, — сообщил я по телефону. — Только обещайте сохранить нашу встречу в тайне. Не нужно, чтобы Лорен, Клатис, Миллер Эзел или кто-нибудь еще узнали о моей просьбе.

— Обещаю, доктор Джон, а что случилось?

— Мне необходимо навестить ваш салон, когда там не будет ни одного посетителя, я хочу, чтобы вы выкрасили мою бороду в ярко-рыжий цвет, такой же, как у парня с этикетки виски «Джонни Уокер».

Приглянувшаяся мне борода имела оттенок ржавчины, но чуть больше отдавала в красноту.

— Ладно, раз вам это нужно. Только учтите, все будут на вас таращиться.

— На это мне наплевать, потерпеть придется всего несколько дней. Просто я хочу выиграть конкурс на лучшую бороду.

— Тогда приходите завтра сразу после полудня, уверена, что в это время у нас не будет ни души.

На следующий день в условленный час я свернул на аллею позади универмага Бедсола, припарковался в укромном уголке на задворках химчистки Спарроу и, прикрыв ладонью подбородок, побежал к задней двери салона красоты. Такая конспирация была излишней — все разошлись по домам на ланч и улица была пустынна.

Я вспомнил, как в далеком детстве однажды побывал в салоне красоты вместе с матерью. Должно быть, сделать прическу ее побудило какое-то чрезвычайное событие: или церковный обед или свадьба моего дяди Уиллиса, долго не решавшегося жениться. Тогда подобные развлечения были нам не по карману.

Осмотрев помещение, я увидел несколько приспособлений, напоминающих перевернутое ведро, укрепленное на спинке стула. Я сообразил, что это сушилки, куда засовывают головы, когда делают завивку. Справа стояли столы, заставленные разнообразными препаратами для ухода за волосами, стулья и помещались несколько раковин. Один особенно странный сосуд выглядел как миниатюрная цистерна для скота с приделанным сбоку подголовником. Пока я разглядывал странное устройство, в комнату вошла Люсиль. Она жевала сандвич и запивала его газировкой.

— Да, да, да, — задумчиво протянула она, осматривая и ощупывая мою бороду профессиональными движениями настоящего доктора по волосам. — Теперь понятно, почему вы хотите как-то это исправить.

Я всегда ценил откровенность Люсиль, даже в тех случаях, когда она изъяснялась не совсем дипломатично.

— Вы можете мне помочь? — с тревогой поинтересовался я, — мне нужно выйти отсюда, чтобы меня никто не заметил.

— На это уйдет всего несколько минут, — объявила она, указывая на небольшой умывальник. — Идите туда и сядьте в кресло у раковины, шею и плечи прикройте пластиковым покрывалом, а потом запрокиньте голову.

Я выполнил все инструкции и уже через мгновение Люсиль принялась втирать в мою бороду какое-то сильно пахнущее вещество. По запаху оно напоминало то ли гуталин, то ли противоглистное лекарство для свиней. Энергично работая руками в перчатках, она пустилась в пространные рассказы о том, как поживают ее животные и как много они для нее значат. Деваться мне было некуда, я чувствовал себя, словно в кресле у дантиста, и в ответ издавал уханье, хмыканье и массу других звуков, не осмеливаясь раскрыть рот, дабы не наглотаться ядовитой субстанции.

Через несколько минут я уже стоял перед зеркалом, любуясь результатом труда своего персонального стилиста. Работа была проделана блистательно, хотя борода получилась более яркой, чем ожидалось. Она стала почти красной, в точности как форма футбольной команды Канзас-сити, но, присмотревшись, я признал — мой цвет лучше того, что носит джентльмен с этикетки «Джонни Уокер», вот только борода и волосы оказались разного оттенка.

— Прекрасно, Люсиль! — воскликнул я. — С такой бородой проиграть конкурс невозможно.

Получив бесценные инструкции, как надлежащим образом ухаживать за волосами, я, крадучись, выскользнул через заднюю дверь и вприпрыжку помчался к своему грузовику.

Ян и дети пришли в восторг от моей новой бороды, многие мои клиенты также благожелательно отзывались об ее уникальной форме и необычном цвете. Да и сам я с чувством законной гордости делал все от меня зависящее, чтобы сохранить ее красоту до субботнего праздника. Каждое утро я слегка проходился по бороде собачьим триммером, подравнивая торчащие волоски.

Наконец пробил час долгожданного конкурса. В помещении Арсенала национальной гвардии столпилось около пятисот небритых конкурсантов. Поздоровавшись друг с другом, они разошлись по углам и принялись внимательно изучать бороды соперников, стараясь разглядеть их со всех углов зрения. Время от времени мужчины подносили руки к лицу и любовно оглаживали собственные бороды.

В зале были представлены бороды на любой вкус, самых разных цветов и размеров — от окладистых «лопат» до эспаньолок. Я был поражен, каким знаменательным событием стал для нас этот конкурс. Борода приобрела значение некого символа, которым мы могли гордиться и благодаря которому ощущали себя единомышленниками. К сожалению, победить мог лишь один из нас, и, посмотрев на остальных, я пришел к выводу, что ни одна борода не могла сравниться с моей. Решительно, мне не нужно было опасаться конкурентов, я не сомневался, что именно мою фамилию назовут, когда настанет время вручить первый приз.

— Жюри, состоящее из дам выберет четырех финалистов, — объявил в микрофон представитель торговой палаты. — Каждому из вас выдадут листок бумаги с номером. Пожалуйста, прикрепите его к вашей рубашке. Посовещавшись, члены жюри назовут четыре номера. Тот, кто услышит свой номер, должен будет подойти к сцене.

Насколько я помню, мой номер был 220.

Участники двинулись по залу по часовой стрелке, с вызовом поглядывая друг на друга и красуясь перед публикой, которая принялась аплодировать, слышались возгласы одобрения, адресованные бородатым друзьям и родственникам. Судьи приступили к отбору. Я видел, как они указывают на избранников, задумчиво потирают ладонями подбородки и хватаются за щеки. Минут через пять женский голос сделал объявление.

— Принять решение было нелегко, — проворковала представительница жюри, — но мы достигли консенсуса. Просим выйти номера 86, 112, 220 и 390.

Раздался взрыв аплодисментов, и выкрики стали громче: «Ур-р-ра, папа, ур-р-ра!»

Внимательно посмотрев на трех своих конкурентов, я понял, кто будет победителем! Они не потрудились даже расчесать бороды и состричь торчащие волоски. Джек Барбер, телефонист, предъявил жюри безобразный веник с отчетливыми каплями горчицы в области подбородка. Я просто не мог не выиграть.

Зрители приветствовали финалистов вежливыми рукоплесканиями, но когда очередь дошла до меня, зал взорвался аплодисментами, свистом и выкриками. Я улыбнулся и помахал рукой, попутно размышляя, где лучше повесить награду — дома или в приемной клиники. Может быть, стоит передать свой трофей в дар округу, чтобы власти выставили его в зале суда?

Когда распорядителям удалось восстановить порядок, я заметил что к столу жюри целеустремленно пробирается пастор баптистской церкви и почуял неладное. Наклонившись к членам жюри, он что-то прошептал им, после чего они подняли головы, в упор посмотрели на меня, затем опять посовещались, и несколько человек отрицательно покачали головами. Я понял, что они в замешательстве и что это как-то связано с моей бородой. У меня родилось подозрение, что проблема имеет отношение к моему визиту в салон Люсиль.

— Прошу вашего внимания, — заявила, наконец, председатель жюри и поджала губы. — Внимание! К сожалению, вынуждена сообщить, номер 220 дисквалифицирован.

В зале раздался ропот недоумения, на его фоне были слышны отдельные выкрики одобрения от сторонников моих конкурентов. Мои же многочисленные поклонники бросились к судейскому столу с криками: «Почему?».

— Почему? По какой причине? — подхватил я.

Жюри безмолвствовало, и я снова завопил, на этот раз еще громче. В конце концов, мне ответил представитель торговой палаты.

— Потому что против правил являться на конкурс с накладной бородой. Об этом прямо указано в условиях конкурса. Такая безупречная борода не может быть настоящей, — заявил он, указывая на меня пальцем.