— Бобби снова под мухой? — поинтересовался старший из мужчин.

— Да, сэр, похоже, сегодня он не в форме, — подтвердил я. Мужчины понимающе переглянулись.

— Мы бы с радостью приехали и помогли вам, да только иногда не угадаешь, в каком он виде, а когда Бобби в плохом настроении, с ним довольно трудно общаться, — заметил мистер Хорас. — Знаете, в Корее ему пришлось попасть в переделку.

Что ж, отрадно было узнать, что печальные наклонности Фаулера имеют хоть какое-то разумное объяснение.

— Где коровы? — мне не терпелось приступить к делу.

— Я загнал их в сарай. Там около сорока голов, — ответил хозяин фермы. — Может, у вас имеется скотовозка, чтобы подогнать ее к дверям и выводить оттуда коров по одной?

— Да, сэр, такая штуковина у меня есть, но сейчас она в ремонте. На прошлой неделе ее разнесла в клочья взбесившаяся брахманка, — сказал я, заглядывая через его плечо в забитый скотом сарай. — Я постараюсь пробраться в сарай сам, а когда понадобится, вы подадите мне инструменты.

Пока человек молод, крепок и энергичен, в порыве энтузиазма он способен на поступки, которые нормальные люди едва ли сочтут благоразумными. Я вошел в сарай, где сплошной стеной стояли коровы, хватал их по очереди, брал кровь на анализ из яремной вены и успевал отпустить животное, не дожидаясь, пока оно опомнится, начнет бурно протестовать. Хитрость состояла в том, чтобы просто идти по течению, как будто я попал в самую гущу толпы, выходящей со стадиона после футбольного матча. Тем не менее следовало быть начеку — стоит только поскользнуться и упасть, как такое количество коров лежащего затопчет в момент.

Через полтора часа с работой было покончено. Но когда я вышел из сарая, мои помощники дружно расхохотались.

— Док, вы выглядите, как сторож на навозной фабрике, — заявил один из них.

Все, включая меня, рассмеялись. Однако на такой случай в грузовике у меня всегда имелся чистый комбинезон, а мистер Данаган принес пару ведер воды. Мне хотелось явиться на следующую ферму в приличном виде.

— То, как вы зарабатываете себе на жизнь, достойно уважения, молодой человек, — хриплым голосом заметил самый старший, — но сам я ни за какие деньги не взялся бы за такую трудную и опасную работу!

Государственная программа по борьбе с бруцеллезом, которая осуществлялась в Штатах в пятидесятые-шестидесятые годы, оборачивалась для ветеринаров тяжелой и довольно нудной работой. Однако благодаря ей я получил бесценные жизненные уроки и научился ладить с людьми. Хотя в те годы и не догадывался об этом.

Самое главное в нашем деле — не терять чувство юмора.

Вероятно, люди, живущие севернее Мэйсона, полагают, будто бы южанам повезло с погодой, но не думаю, чтобы им приходилось вакцинировать свиней от чумы в самый разгар январской стужи. В то утро, когда меня вызвали на свиноферму, где на рассвете пало несколько крупных свиней, термометр показывал десять градусов ниже нуля, дул пронзительный северо-западный ветер, а влажность была не ниже 80 процентов. Мне предстояло осмотреть около пятидесяти мороженых свиных трупов. По меньшей мере, еще пятьдесят животных выглядели явно больными — они неподвижно стояли, уставившись в пол, словно в глубокой задумчивости, и не желали двигаться, даже когда их подталкивали. У них уже началось оцепенение, характерное для чумы, и бедняги подошли к самому порогу гибели. Остальные двести казались здоровыми, но я знал, что в организме некоторых из них уже гнездится болезнь и они обречены разделить участь своих задумчивых собратьев.

Мои учителя из ветеринарного колледжа и просто люди, разбиравшиеся в свиньях, утверждали, что хрюшки не склонны к размышлениям, и если свинья стоит, глубокомысленно наклонив голову, у нее наверняка свиная чума. Все признаки указывали на это заболевание, но в тот холодный день я был обязан исследовать трупы, чтобы подтвердить диагноз. Мне совсем не хотелось на ветру в такой мороз возиться с промерзшими тушами, но я понимал, что этого не избежать.

Мы направились к первой свинье, всего несколько часов назад этот превосходный экземпляр стоил сотню долларов, а теперь его отправят в мусоросжигатель или бросят в глубокую яму с известью. По дороге хозяева фермы, братья Пейт, забросали меня вопросами и сообщили массу подробностей.

— И почему только мы не привили их, Джейк? — сетовал один из братьев, Люк. — На этой партии мы потеряем все свои сбережения.

— Сам не пойму. Почему мы этого не сделали, док? — поинтересовался Джейк.

— Я предупреждал вас, что сейчас повсюду свирепствует чума. Помните ту нашу встречу в магазине, когда вы собирались покупать картечь и лицензию на охоту? Вместо того чтобы прививать ваших свиней от чумы, вы отправились стрелять оленей.

Мне хотелось избежать поучительного «я вам говорил», но ради собственной пользы они должны были понять, что могли предотвратить катастрофу. Гораздо выгоднее оплатить прививки по доллару за каждую свинью, чем любоваться горой трупов. Но братья только горестно покачивали головами, наблюдая, как я достаю свой скальпель.

С первой свиньей я расправился довольно быстро, в этом мне помогли острый нож и страх перед перспективой обморозить пальцы. Необходимость проводить вскрытие, стоя коленями на замерзшей глине, истоптанной раздвоенными копытами, только придавала мне прыти. Я сделал разрез через хрящевое соединение — участок, где ребра соединяются с грудиной, затем снял кожу и мышцы, после чего извлек внутренности из брюшной полости и осмотрел их, пытаясь обнаружить классические признаки чумы. Своеобразная сыпь на поверхности почек (обычно в таких случаях говорят об окраске почек «по типу индюшачьего яйца»), кровоизлияния на слизистой мочевого пузыря и в лимфатических узлах — все было в точности так, как описано в учебнике «Заболевания свиней».

«При вскрытии симптомом свиной чумы считается окраска почек по типу индюшачьего яйца», — поучали нас все ведущие ветеринарные клиницисты. По-видимому, только в этом пункте у них не было разногласий. Эта специфическая окраска почек была единственным симптомом, навсегда запечатлевшимся в наших студенческих мозгах.

Вскрыв вторую свинью, я обнаружил точно такую же картину. Для подтверждения диагноза этого было достаточно.

— Что мы можем сделать, док, неужели так и дадим им подохнуть? — спросил один из братьев, согревая руки над костром из старых покрышек, который он разложил, пока я выполнял свою неприятную обязанность. В холодный день стоять у жаркого костра чрезвычайно приятно, можно было бы остаться около него до конца зимы, если бы не приходилось постоянно уворачиваться от черного вонючего дыма, поэтому через несколько минут я решил заняться делом.

— Единственное, что возможно, это переловить оставшихся свиней и ввести им сыворотку. Кого-то мы спасем, некоторые все равно погибнут; все зависит от стадии инкубационного периода. Хорошо хоть вы держите их не вместе, а группами, — часть животных могла еще не заразиться.

Хозяева еще повздыхали, почесали в затылках, посчитали, сколько денег они уже потеряли и сколько им еще предстоит потерять, поняли, что выбора нет, — нужно проводить иммунизацию. Но одно дело принять решение, а другое — его выполнить. В зависимости от размеров хрюшки придется делать две или три инъекции — я намеревался вводить сыворотку за ухом, в ногу и в кожные складки под мышками. Но прежде каждую свинью еще придется изловить и держать, пока я делаю уколы, — задача отнюдь не из легких.

— Мне нужно вернуться в клинику за сывороткой. А одному из вас неплохо бы съездить к залу для игры в пул или магазину и поискать там ребят покрепче, которые не прочь заработать, — предложил я.

На обработку двух сотен голов даже с посторонней помощью уйдет все утро, а может быть, и первая половина дня. Придется отменить остальные вызовы или перенести их на более позднее время. Как ни крути, а мой рабочий день раньше полуночи не закончится.

Через час, когда я вернулся на ферму, меня встречали четверо моих будущих подручных, готовые немедленно приступить к работе. Помимо самих хозяев, двух братьев, ассистировать мне намеревались Бен и Уилберт — два рослых молодца чуть старше двадцати лет, принадлежащие к касте так называемых «бидонщиков», — тоже братья. Они были из тех ребят, что развозят молоко и каждый день то забрасывают в кузов, то выгружают оттуда неподъемные для большинства людей бидоны с молоком. Под фланелью рубашек бугрились бицепсы размером с тракторное колесо, а на их телах (я был совершенно уверен в этом) до сих пор сохранился загар, заработанный во время летних полевых работ.