Но только далёкая электричка ответила ему замирающим гудком.

Нет, правнук не послушался. Он стоял на дорожке, крепко держа Гамбринуса за ошейник. Пусть потом ругают, он ни за что, ни за что не оставит прадеда одного. Пойдёт на опушку и будет сторожить дорогу к телефону. Станет в засаде, как пограничник с собакой!

Тихонько вышел он на улицу. Было глухо и страшно, гораздо страшней, чем в первый раз, потому что прадед был далеко. Улица была непохожа сама на себя, деревья за заборами стояли чёрные, и лес темнел, как дремучий. Мурашки побежали по плечам Матвея под прадедовым пиджаком.

— Вперёд, Гамбринус, ты только не бойся, — шёпотом сказал Матвей.

Он ступал осторожно, камни поскрипывали под кедами, да один раз в темноте он подбил ногой пустую консервную банку, и она покатилась с громом. Где-то тявкнула собачонка, и — опять тишина. Вот наконец и опушка.

— Сюда, Гамбринус, сюда…

И тут Гамбринус чихнул, стукнув мордой в землю.

— Тш-ш… — зашипел на него Матвей.

Вошли в кусты и замерли там. Вокруг стоит мрак. Только ближние стволы сосен угадываются в нём. Чуть светлее песчаная дорога вдоль леса, по ней сейчас, невидимый, торопится, шагает к телефону прадед.

Матвей напряжённо вглядывается в темноту… И вдруг…

Неподалёку вверх по стволам метнулся луч и стал шарить в засветившейся хвое. Сердце у Матвея сжалось, даже дышать стало страшно: вот сейчас, сейчас высветит злодей свою живую цель и выстрелит!..

Но раньше, чем прозвучал выстрел, раздался окрик:

— Стой! А ну, бросай оружие!

Это прадед, прадед, не дойдя до будки, увидал воровской луч и с дороги бросился в лес. Браконьер вмиг притушил свет, но фонарь прадеда, вспыхнув, осветил пригнувшуюся фигуру, его луч блеснул на стволе ружья. Прикрыв лицо рукой, ночной охотник побежал. Меж редких сосен Матвей видел его освещённую лучом, прыгающую на бегу спину.

— Стой! Всё равно догоню!

Но ночной вор бежал быстрей старого прадеда. Отрываясь от преследования, он петлял по лесу, нырял под ветки елей. И не стало больше видно Матвею луча, прыгающего меж стволов.

Нестерпимо страшно за прадеда сделалось Матвею, он укусил себя за губу, чтоб не закричать, не позвать, и рванулся сквозь кусты в лес, резко потянув за собой Гамбринуса. Но Гамбринус, нервно повизгивая, дёрнулся в другую сторону. Выбрав сосну подальше от Матвея, натянул изо всей силы цепь, задрал заднюю ногу и занялся необходимым ему делом.

В этот миг тёмная фигура выломилась из кустов на опушку.

Человек не увидел натянутой поперёк кустов цепи и с разбегу споткнулся о неё. Один конец цепи вырвался из руки Матвея и захлестнул ногу человеку. А другой, пристёгнутый за ошейник Гамбринуса, рывком притянул к ноге бегущего собачью морду. И вместе с визжащим псом браконьер, ломая ветки, грохнулся в траву.

Рычанье, ругань, визг, возня… Бедный Гамбринус, который даже кусаться не умел, тщетно пытался высвободиться из запутавшейся цепи.

— Пра-а-дед! — отчаянно закричал Матвей. — Гамбринус поймал его-о!

Ветки затрещали, зашелестели, на опушку выбежал прадед. Луч его фонаря вспыхнул и уткнулся в человека, лежавшего вниз лицом.

— Убери собаку, — глухо сказал человек.

— Не спешите, — ответил прадед, задыхаясь от бега. — Беги, Матвей, к телефону, вызывай милицию. Я его посторожу.

Но уже с треском мчался по улице Зелёной мотоцикл с яркой фарой. Он развернулся, описав светлый круг, и стал. С него соскочил милиционер. А навстречу ему от детского сада бежала лёгкая, светлая женская фигура.

— Товарищ милиционер! Это я вызывала…

Алёна Ивановна! Это она пожалела белок. Услышала выстрел и побежала к телефону.

— Вставайте! — приказал милиционер браконьеру.

— Собаку уберите. Она меня зубами держит, — мрачно ответил лежавший.

А Матвей подумал: «Где-то я слышал этот голос».

— «Держит», — засмеялся милиционер. — Тут не поймёшь, кто из вас кого держит. Просто вы в её цепи запутались. Чья собака? Заберите.

Матвей с трудом развязал цепь. Гамбринус отскочил, сам до смерти перепуганный, залез в кусты и оттуда грозно зарычал на поднимавшегося с земли человека.

— Документы! — потребовал милиционер и осветил его лицо.

Матвей узнал ночного вора. Вот ты кто! У тебя есть корова и телочек, у тебя есть толстая свинья и розовые поросята. Всё тебе мало! Тебе отдай ещё всех белок. Тебе отдай, а ты их убьёшь!

Алёна Ивановна ахнула:

— Как вы могли, Фёдор Фаддеич, как могли? Мы учим детей любить живую природу, а вы…

Сторож недобро усмехнулся:

— Распелась! Шапки из белок больно хороши…

Милиционер сказал с презрением:

— Охотник вы, видать, никудышный. Зря зверя изводите. Летний мех на выделку не годен, он непрочный, вылезет. Ни один настоящий охотник летом белку не промышляет. А уж если вы ружьём обзавелись, надо бы вам знать: охота в летние месяцы не разрешается. Во всех лесах. А вблизи населённых пунктов, посёлков запрещена во всякое время года. Будете отвечать по закону, как браконьер, нарушитель.

Прадед поднял оброненное ружьё, осветил фонарём.

— Ведь вот как додумался! — сказал он. — Такую бы смекалку да на полезные дела…

К старой охотничьей двустволке был привёрнут проволокой длинный, в виде трубки, фонарь. Оборванный проводок болтался под ним.

— Хитрая конструкция, самая что ни на есть браконьерская, — сказал милиционер. — А провод куда вёл? В кармане батарейка? — И протянул руку: — Давайте её сюда.

Сторож неохотно вытащил из кармана батарейку.

— Да не браконьер я… — сказал он. — И ружьё не моё, братеника, на чердаке валялось. А фонарь я к нему пристроил — от мальчишек, чтоб ночами в мой сад не лазали.

— Ещё того чище, — сказал прадед. — По людям, значит?

В темноте Матвей шагнул к прадеду и взял его за руку. Первый раз в жизни он видел рядом, на самом деле, а не в сказке, такого злодея.

— Следуйте за мной, — сказал милиционер сторожу.

И вдруг у сторожа голос переменился, стал каким-то тонким, и заговорил он так поспешно, что слова наскакивали одно на другое:

— За что же меня забирать, товарищ начальник? Я ж для острастки… для порядку, припугнуть ребят. Посвечу в лицо, а стрельну в воздух. Чтоб не повадно… За что ж меня, а? За белок, что ли? Так кабы я знал, что у них шкура слабая… Да я ж на пробу…

— Хороша проба, — сказал милиционер. — Не тяните, папаша, поехали…

А сторож говорил всё торопливее:

— Какая тут вина? Бес попутал. Нынешнее лето белок уйма. Пушистые. Запросто бегают даже через улицу. А лес тут редкий, хвоя — не листва. Дай, думаю, посвечу ночью, никому не помешаю, может, и высвечу какую-нибудь на воротник или на малахай… Так она ж, тварь, вёрткая, прячется, её не уловишь. За все разы одну подбил, и ту не нашёл… За что ж меня, товарищ-друг?

«Капа нашла», — подумал Матвей, и радостно ему стало от того, что белка живёт у них в спинке дивана, целёхонька.

— В отделении милиции разберутся, за что. Пройдёмте.

И сторож, мрачный, пошёл к коляске мотоцикла впереди милиционера, который нёс его ружьё.

Милиционер включил мотор. И Гамбринус, забыв, что он пограничная собака, поймавшая нарушителя, бросился, как простой деревенский пёс, вдогонку, оглашая спящий посёлок отчаянным лаем, и все собаки на улице Зелёной и в окрестностях откликнулись дружным хором.

Наутро Матвей чуть не проспал зарядку. Хорошо, что сквозь сон к нему прорвались с улицы Зелёной призывные звуки дудки: