— Вы кто — моряк? — спрашивает Никита.

— Моряк.

— Настоящий морской моряк? — допытывается Никита.

— Когда на флоте служил, был морской, а теперь сухопутный.

— Сухопутных моряков не бывает, — говорит Никита.

— Отчего ж? Бывают! — отвечает человек и, совсем как Никита, тоже слизывает со щеки дождевую каплю.

— Не бывает, — упорствует Никита.

— А вот и бывает! — не сдаётся человек.

— А вот и нет! — наступает Никита.

— Что ж, мы с тобой так и будем спорить? — спрашивает сухопутный моряк, и в глазах его загораются смешинки. — Так, значит, и будем до самого вечера — кто кого переспорит?

— Я вас сейчас сразу переспорю… Где у вас корабль? — спрашивает Никита и задирает нос кверху: вот когда он поймал этого дядьку!

— Поблизости мой корабль, — спокойно отвечает он.

— А где же он плавает? — продолжает наступать Никита.

— Сухопутный корабль посуху и плавает, — отвечает дядька. — Показать, что ли?

Никита от радости чуть не подпрыгнул:

— Ага, показать… пожалуйста!

— Ладно. Шагай за мной.

Они перепрыгивают через бугры и ямы, влезают на высокую мягкую гору земли, и за нею Никита видит большую железную машину. Она не похожа на корабль. Но зато она похожа на танк, потому что на её маленькие колёса надеты тяжёлые гусеницы. И это даже ещё интереснее. У машины длинная шея, а на шее — огромный зубастый совок. Сейчас совок опущен вниз, упёрся в овражек, и кажется, что это большой железный конь железными губами неслышно пьёт из земли весеннюю влагу.

— Гляди, вот он, мой сухопутный корабль. По-правильному — «экскаватор» называется. И я, брат, здесь не гуляю под дождём, как ты, а работаю машинистом. Понял теперь? Перед этим доминой скоро вырастет сквер, высокие деревья.

— Когда — скоро? — деловито справляется Никита.

— Ну… скоро, — усмехается машинист и больше не глядит на Никиту.

Встал одной ногой на подножку, достал из кабины инструмент, что-то в машине подкручивает, по чему-то постукивает.

А Никите такой ответ не нравится. Если мама по вечерам спрашивает его: «Когда ты наконец уляжешься в постель?» — и Никита отвечает: «Скоро!» — то мама сердится. «Скоро — это не ответ, — говорит она, — а вот так: чтобы ты через пять минут был под одеялом!»

— Скоро — это не ответ! — подняв на дяденьку серьёзные глаза, говорит Никита. — А вот так: чтобы через три часа или через два тут выросли деревья.

— Ладно. Раз тебе очень хочется, вырастут. Мы, брат, всё можем. Землю под весенние посадки таким совочком вскапываем — «ковш» называется, — что разом полгрузовика земли набирает. Видишь?

— Нет, — сказал Никита.

Дяденька удивился:

— Да вот он, ковш! Чего ты не видишь?

— Как набирает, не вижу, — сказал Никита.

— А ну, залезай сюда, в машину! — громко сказал машинист. — Залезай — кстати, и дождь переждёшь!

Никита поскорей вскарабкался в кабину и уселся рядом со своим новым знакомым на скользкое клеёнчатое сиденье.

Машинист положил большие руки на рычаги, машина всхрапнула, вздрогнула, и совок, дрожа от напряжения, начал вгрызаться в землю. К машине подъехал грузовик и стал позади.

— Сейчас мы с тобой на пару наберём горстку землицы, — сказал дяденька. — Так своим ребятам и расскажешь: «Был я напарником у машиниста экскаватора».

Ковш поднялся вверх, длинная шея пронесла его по воздуху вокруг кабины, железные зубы разжались, и машина ловко и точно высыпала землю в кузов грузовика. Горстка была такая большая, что от тяжести грузовик присел разом на все четыре круглые резиновые лапы.

— Добро! — говорил машинист, блестя белыми зубами, и Никита улыбался, гордый и счастливый.

Так они славно работали, и дождь не мочил их в кабине, а когда из-за тучи косо взглянуло на них солнышко, Никита вспомнил о маме. Собственно, сперва он вспомнил о калошах: дождь прошёл, калоши можно снять, мама ругать не будет. И хотя машина грохотала и дрожала и удержаться на скользком сиденье было трудно, Никита бесстрашно поднял сперва одну, потом другую ногу, снял калоши, достал мешок, уложил в него калоши и закинул за спину.

— Что, брат, дела ждут?

Никита кивнул головой.

— Ну, валяй спрыгивай. Приходи к вечеру проверять сад.

— Приду! — Никита спрыгнул и упёрся ладонями в холодную мягкую землю. Калоши пребольно стукнули его подмётками по спине.

Машинист высунулся из кабины:

— Ты что ж, Никита Кругликов, приземляешься сразу на все четыре точки?

Никита не оглянулся. Отряхивая землю с ладоней, он обдумывал своё открытие: вот опять светит солнце, и машинист сразу узнал, что его, Никиту, зовут Никитой.

Уж и выдался денёк — то солнце, то дождик! Следующий дождь был такой сильный, что загнал Никиту в подъезд. Никита не отступил бы перед дождём, но в подъезде стоял генерал. Если боевому генералу можно спасаться от дождя, то не стыдно и Никите. Кроме того, может быть, удастся разглядеть, какие на генерале ордена. Вдруг, например, ему понадобится носовой платок, и он на минуту распахнёт шинель!

Но шинель генерал не распахнул, орденов Никита не увидел; и вообще, как только Никита вошёл в подъезд, генералу подали длинную лакированную машину, и он уехал. В подъезде остались ещё двое людей — немолодая женщина в косынке и худой мужчина в очках, в брезентовом, как у пожарника, костюме.

Женщина сказала:

— Боюсь, у меня дома чайник весь выкипит.

Никита стал в дверях. Он не слушал разговора взрослых. Он смотрел на улицу. По тротуару прыгали дождевые пузыри, из рваного жёлоба над дверью нависала живым серебряным крылом вода и, на лету свёртываясь в струю, шумно падала на асфальт. Вдруг он услышал, как мужчина сказал:

— Так, Анна Ивановна, мы и обслуживаем наше Садовое колечко: ты из поднебесья, я из подземелья.

Никита живо обернулся:

— А у него есть конец, у кольца?

— Ты что ж в разговор взрослых людей встреваешь? — спросила женщина. — И вообще, что это ты здесь один делаешь? Где ты живёшь?

— Я близко, возле булочной, — сказал Никита.

Отсюда, из дверей, если высунуть голову под дождь, видна была витрина, в которой стояла целая гора пышных булок и круглых хлебцев. Никита не прибавил только, что это совсем другая булочная, но ведь его никто про это не спрашивал!

— Самостоятельный, — сказал мужчина.

Никита отвернулся и стал было опять смотреть на падающую воду, но мужчина тронул его за плечо:

— Так-то, тёзка Никита!

Никита до того удивился, что даже рот открыл.

— Чему ж ты удивляешься? Меня тоже Никитой зовут, по отчеству — Кузьмичом.

Оказывается, под крышей чудеса продолжались и в мокрую погоду.

— Вроде потише дождь? — сказала женщина. — Может, пойдём?

— Маленький прошёл, большой начался, — ответил Никита Кузьмич.

— В вашей речке теперь воды прибудет, — сказала женщина.

Никита не вытерпел:

— А какая ваша речка?

Большой Никита сделал таинственное лицо и быстро проговорил маленькому прямо в ухо:

— Моя речка Незнайка, летом Непросыхайка, в зиму Незамерзайка. — И повернулся к своей собеседнице: — Всё-таки придётся мне обратно спуститься.

— Вы ж смену отработали, — сказала Анна Ивановна. — Что вы там, сокровища какие забыли?

— Вот именно, сокровища. Свёрточек небольшой, — ответил Никита Кузьмич. — А на обратном пути я прямо к вам в поднебесье — чай пить. Договорились?

И Никита Кузьмич вышел из подъезда.

Он шагал, наступая на лужи, и брызги летели во все стороны из-под его сапог. «Эх, обувка на мне рабочая, не гостевая», — с сожалением взглянул он на свои сапоги. И очень удивился. Потому что рядом с его сапогами торопливо шагали по лужам маленькие, тоже забрызганные грязью калоши. Конечно, они шагали не сами по себе: в них были обуты ноги меньшого Никиты.