Только сам он думал об ином. Жившее в нем сильное чувство клана стояло выше закона. Если совершенные Свэлом преступления сделали его врагом общества, своей смертью он оплатит этот долг, пусть не в тюрьме и не на электрическом стуле. После этого у общества не будет никакого права ни на тело Свэла, ни на память о нем. Все останется в семье. Слишком долго все тянулось. Вся история вполне могла закончиться здесь, на жалких остатках земель, некогда принадлежавших семейству О’Нили.

С непроницаемым лицом он склонился над Свэлом.

— Как ты?

— Ничего, — выдавил Свэл.

Оба понимали, что это не так.

— Тебе что-то нужно?

— Нет. Сигарету разве, но твои тоже, наверно, размокли.

— Табак-то в железной коробке, он сухой, а вот бумага отсырела.

— Значит, обойдусь.

— Подожди, я схожу принесу.

— Обойдусь, — повторил Свэл.

— Да я за минуту обернусь…

Митч выбрался из-под веток, встал, посмотрел на мокрую землю под ногами, вышел на тропу и поспешил на ферму.

Там с самого утра не прекращалась суета. Три машины уже уехали, оставалась одна, пока полицейские, приехавшие в ней, осматривали долину. Всякий раз, когда появлялась очередная полицейская машина и из нее вываливались вооруженные люди в белых фуражках и черных плащах, Кэс выскакивал под дождь, оторвавшись от приемника, в своей нелепой, сбившейся набок шляпе, обращаясь к ним с бессвязными причитаниями.

— Он ведь утонул, так по радио говорили, — бормотал он, — нырнул и больше не появлялся. Я отец его, я старался воспитать его добрым христианином, но теперь его больше нет, он утонул в реке.

— Неизвестно, — отмахивались полицейские, — мы не можем быть уверены, пока не увидим сами…

— Но ведь говорили по радио! — настаивал он, семеня за ними следом, никак не понимая, что это они сами дали информацию журналистам и потому репортаж нисколько их не волнует. И когда те уже исчезли из виду, растерянно стоял под дождем, выкрикивая вслед одни и те же слова, продиктованные нараставшим безумием:

— Я его отец!.. Это мой мальчик!..

Что в нем говорило — позорная жажда прославиться или боль вины? Кто мог это разгадать?

Джой презрительно смотрела на него из своего окна.

«Я его жена, — думала она, — но никто не вздумал спросить, что я чувствую. Как не стыдно старому дураку выставлять себя на посмешище? Он совсем рехнулся. Но почему никто не поинтересовался, где жена Свэла?»

Потом во дворе остановилась машина с газетчиками. Двое мужчин укрылись от дождя на веранде. Один тащил чемодан с фотопринадлежностями. Репортер, худой молодой парень, нетерпеливо озирался, как охотничий пес в морозное утро. Фотографу было около сорока. Серый жилет в пятнах был застегнут на единственную пуговицу, в глазах — неодолимая скука. Звали его Ламбе, и от него уже разило спиртным.

Когда они прибыли, Кэс, сидевший в гостиной у приемника, тут же бросился на веранду.

— Новости передают! — возбужденно сообщил он. — Мне нужно послушать новости! Потом поговорим.

Он исчез, газетчики переглянулись.

— Надо же, какой ярый слушатель, — заметил Ламбе, распуская ремень на чемодане.

Репортер через окно заглянул в дом. Кэс сидел на кровати неподвижно, словно в трансе, склонившись к приемнику. С его шляпы капала вода.

— Мистер О’Нили — это вы? — спросил репортер.

— Подождите, мне сейчас не до разговоров, — Кэс нахмурился.

Репортер прислушался.

«Новой информации о столь сенсационных событиях еще не поступало. Все участники поисков считают, что Свэл О’Нили наверняка погиб. Либо он утонул в реке, либо был застрелен. Но поиски продолжаются и не будут прекращены, пока не обнаружат тело».

— Ничего нового, — репортер пожал плечами, — это сообщение писал я сам около часу назад.

— Новости передают, — отсутствующим взглядом окинул его Кэс. — Некогда мне с вами разговаривать.

— Я же говорю вам — это все было, — перебил его репортер, — это я сам составлял.

— Все равно, — покачал головой Кэс.

Парень отошел от окна и беспомощно взглянул на Ламбе. Тот стоял, прислонившись к стене и жалея, что не захватил из машины початую бутылку.

— Люди ничему не верят, пока не услышат по радио или не прочитают в газете! — устало бросил он. — Странный род людской!

— Должен же здесь быть еще кто-то, — репортер шагнул к дверям, чтобы заглянуть в коридор.

Джой стояла в спальне, собираясь переодеться. Услышав голоса, она набросила пеньюар, откинула на плечи волосы и вышла. Появившись на веранде, прежде всего отметила, что репортер — симпатичный парень. Улыбнувшись как можно обворожительнее, она начала что-то говорить, и при первых звуках голоса Ламбе поспешно обернулся.

— Вот так встреча! — воскликнул он. — Нарцисса!

— Вы ведь миссис О’Нили? — спросил репортер. — Помните, мы с вами на суде встречались? Не ожидали вас здесь встретить, но очень приятно.

— Ну конечно, я вас помню, — улыбнулась Джой. — Вы…

— Шоу, — подсказал парень, — а это Байрон Ламбе…

— Да, я знаю. Мы с мистером Ламбе старые друзья, верно?

— Мы с миссис О’Нили знакомы достаточно хорошо, — протянул Ламбе.

— Миссис О’Нили, — начал Шоу, — вы нам не подскажете, куда направлялся ваш муж?

— Честно говоря, не знаю, — она замялась. — Я ничего не знала.

— Он не собирался приехать сюда?

— Я об этом уже думала. Но это так ужасно… Вы не представляете, что я пережила сегодня!

Мысль о том, что Свэл возвращался к ней, ей понравилась, теперь она и думать иначе не могла. Ну конечно! Как она раньше не догадалась! Он шел именно сюда…

Со слезами на глазах, воздев лицо к небу как на картинке, она произнесла трагическим голосом:

— Да, он стремился ко мне, я это чувствую. Женщины такие веста чувствуют сердцем. Бедный Свэл! Он был так близко, а я даже не подозревала…

— Вот именно, я так и думал, — воскликнул Шоу. — Он, конечно, шел сюда! Что ему еще оставалось? Вот что мы дадим в репортаже. И еще нам нужны фото. Вы не откажетесь сфотографироваться?

— Я уверен, миссис О’Нили не откажется, — все столь же серьезно заявил подвыпивший Ламбе. — Она очень фотогенична.

— С удовольствием, — кокетливо улыбнулась Джой.

Приложив к глазам платок, она скосила взгляд на мятый пеньюар.

«Только не в этой старой тряпке», — подумала она.

— Но мне нужно переодеться и хоть чуть привести себя в порядок. На меня страшно смотреть, но я так переживаю… и было не до этого. Я вас долго ждать не заставлю — минутку, не больше. Ладно?

Печально улыбнувшись, Джой исчезла в коридоре.

«Куда же провалилась эта чертова девчонка? — она вбежала в спальню и кинулась к чемодану, лежавшему на старом сундуке. — Что мне надеть? Нет, надо же — все время путалась под ногами, а как понадобилась — так пропала. Фото попадет во все газеты — а у меня ни одного приличного платья! Или вот это? Нет, не годится. Его дешевая шлюха и то не наденет. И все такое мятое… Нет, все-таки он шел ко мне, надо же! Вот что такое любовь!»

Она швырнула пеньюар на кровать, потом хватала одно платье за другим, набрав целый ворох тряпок, и, отчаявшись, швырнула все обратно в чемодан.

«Где же девчонка? Мне нужны зеркало, и помада, и причесаться не мешало бы…»

Джой бессильно замерла посреди комнаты. С чего начать? Что выбрать?

Метнулась было за зеркалом, что висело на улице у двери, но тут заметила, что в спешке выскочила в одном белье.

«О Господи! Совсем с ума сошла!»

Сорвав зеркало с гвоздя, бегом вернулась в комнату.

«А если бы меня увидели? Положим, эта пьянь Ламбе видал меня и не в таком наряде… Но вот другой! Он, кстати, очень ничего. Ведь он подумать мог, что я нарочно…

Надеюсь, Ламбе фотографии не перепутает? Что скажет его шеф, появись в газете то, другое фото? А куда дел свое Харви? Вдруг оно было с ним, когда Свэл…

Или ее нашли полицейские. А если видел Свэл… Нет, Боже мой, он ведь понятия о нем не имел».