— Знаете… — сказал он наконец. — Я бы не поверил… Но эти молодые… Никогда не известно, что они могут натворить…

Больше ничего полезного он мне не сказал.

Свидетелем, показания которого позволили полиции выйти на Майка и Дебби, был Самьюэл Бриггс, шестидесятилетний негр. Волосы у него были совершенно седые и очень курчавые, нос — плоский, очень африканский. От страха он вращал глазами, как если бы ожидал, что вот-вот на него обрушится гнев Божий.

Я нашел его за густыми зарослями рододендронов в саду соседней виллы, являющейся точной копией владения Эбинджера. Главный выход из нее открывался на Ачисон-стрит, а боковая калитка — на Брендан-Уэй. Папаша Сэм, ухаживая за цветами, мог время от времени бросать взгляды на боковую калитку сада Эбинджера. Что он и делал.

Иметь с ним дело было намного проще, чем с хозяином станции обслуживания автомобилей. Ну что ж… Двум черным всегда легче найти общий язык…

— А теперь расскажите мне, что здесь происходило во вторник, в день убийства. — Этому вопросу предшествовал продолжительный разговор на разные нейтральные темы, чтобы пробудить в нем доверие. — Что вы видели?

Старик, выглядевший так, словно его живьем извлекли из хижины дяди Тома, положил секатор, сунул руки в огромные карманы комбинезона и семь раз — именно семь, даю вам слово — провел языком по губам, прежде чем осторожно произнести первое слово.

— Во вторник? Я ничего не видел.

— Минутку! — прервал я его. — Попробуем иначе.

Что вы делали во вторник между шестью и половиной седьмого вечера?

Перепуганный окончательно, он сделал большие глаза, как если бы я обвинил его в убийстве. Потом сглотнул слюну и на одном дыхании выпалил:

— Я был в гараже, по другую сторону дома, ремонтировал газонокосилку.

Теперь большие глаза сделал я.

— А что за история с вашим свидетельством об этих молодых людях?

Старик дернулся, как если бы его ударили бичом. Видимо, он опасался, что я к обвинению в убийстве присовокуплю обвинение в лжесвидетельстве.

— Никаких историй, мистер! — заявил он с нотками возмущения в голосе. — Я в самом деле видел тех молодых людей.

— Но не во вторник?

— Нет, не во вторник, — признался он. — Но я видел их в субботу и в понедельник. Они вместе караулили вблизи входа в сад мистера Эбинджера.

Теперь я уже ничего не понимал. Во мне начало просыпаться раздражение.

— А если так, — сказал я, — то что заставило вас пойти в полицию и рассказать там о молодых людях, если все это не имеет непосредственной связи с убийством?

Трудно было бы не заметить, что старый Самьюэл чувствует себя не в своей тарелке. Он понимал, что я обвиняю его в том, что он глупый доносчик, а может быть, даже в чем-то похуже!

— Я, мистер? Но ведь я никуда не ходил, чтобы об этом рассказать! Это тот полицейский, который вел расследование! Высокий, худой блондин…

Я узнал портрет лейтенанта Луциуса Трэнта, но это мне ничего не объяснило.

— Ну хорошо. Однако если вы не рассказали лейтенанту Трэнту об этих двух молодых людях, то откуда он о них знает? Ведь он не мог сам их придумать…

— Этот лейтенант Трэнт, как вы его называете, вел расследование. Он расспрашивал всех людей в округе — как хозяев домов, так и прислугу. Со всеми разговаривал и всех спрашивал. Меня он спросил, не видел ли я во вторник около шести вечера двух молодых людей, парня и девушку, поджидающих мистера Эбинджера. Он спросил меня о том, что услышал от других свидетелей. Ну а я ответил ему, что во вторник я таких молодых людей не видел, так как разбирал в гараже косилку, но я видел их в субботу и в понедельник.

Я чувствовал, что теряю власть над собой. Что с трудом сдерживаюсь, чтобы не схватить этого старика за плечи и не встряхнуть его основательно. Однако я знал, что если как-то проявлю свою злость, то ничего из него не вытяну.

— А что именно вы видели в субботу и понедельник? — спросил я.

— В субботу я чистил рододендроны, вот эти. А в понедельник окапывал калифорнийские кипарисы. Это нужно делать именно сейчас, в октябре…

— Знаю, знаю… — Я старался, чтобы мой голос звучал спокойно. — Но что, собственно, делала здесь эта пара?

— В субботу они ждали немножко дальше, на углу Брендан-Уэй и Ачисон-стрит. Я полагаю, они ждали мистера Эбинджера. Но в субботу он вернулся на автомобиле, который вел шофер, и въехал на территорию виллы через главные ворота. Я видел, как парень и девушка ушли. Они разговаривали, жестикулировали. В понедельник они снова пришли. Незадолго до пяти вечера. Стали за кустами по ту сторону улицы. Ждали. Мистер Эбинджер вернулся в шесть тридцать, тоже на автомобиле, но вел машину другой человек. Я знаю его в лицо… Кажется, я даже стриг у него газон. На этот раз автомобиль остановился у боковой калитки. Я видел, как молодые люди приблизились, словно желая поговорить с мистером Эбинджером. Но он вылез из машины, отпер калитку собственным ключом, и они вместе вошли в сад. Молодые люди остановились и с минуту смотрели на калитку, которая закрылась за мистером Эбинджером и тем мужчиной, а потом пошли — так же, как в субботу, пешком, но на этот раз они не жестикулировали.

Больше я ничего не добился от старого Бриггса. Могу себе представить, в каком он был настроении. Но в глубине души он, по всей вероятности, ощущал удовлетворение. Ведь он нисколько не сомневался в том, что эта пара молодых людей совершила скверный поступок. Что они прикончили старого Эбинджера. Истинной Божьей милостью явилось то, что это не сделано черными. У черных и так слишком много забот. Да, старый Сэм был добрым негром. Он никогда не причинил вреда даже мухе.

Естественно, допросив столько народа, среди которого хватало и цветных, Трэнт просто не мог не узнать о том, что Майкл Доулейн и Дебби Саймонс появлялись возле дома Эбинджера. А теперь представьте себя на его месте. Достаточно было сложить два и два, и результат был готов.

И именно это позволило ему довести молодых людей до такого состояния, что они признались, что были у дома Эбинджера и во вторник. Да, старый Самьюэл Бриггс не видел их в тот вечер. Сейчас они упорно отрицают, что убили Арнольда Эбинджера, но, несмотря на это, сидят в грязи по уши. Полиция располагает мотивом преступления, и мотив этот как золото, он несокрушим: Дебби выгнали из универмага Эбинджера. Они ждали его три дня подряд, чтобы отомстить. Преднамеренный характер совершенного ими преступления подтверждает посланное ими анонимное письмо от лица «Черных пантер».

Одним словом, даже с такими уликами Майк Доулейн вполне добредет до газовой камеры с несколькими литрами циановодорода, а его молоденькая подружка — до пожизненного заключения. Не говоря уже о том, что Трэнт и его парни вполне способны заставить их признаться.

В то же время вашему покорному слуге, Дику Бенсону, во всем этом совершенно нечего делать. Как цветной, я, так же как и старый Бриггс, радуюсь тому, что в этом преступлении замешаны исключительно белые. Пусть молодая пара сама разбирается с правосудием, естественно, если они виновны… Может быть, среда, в которой они выросли, станет смягчающим обстоятельством.

А если они невиновны?

Я воспользовался красным светом светофора, чтобы закурить сигарету и чуточку отдохнуть, откинув голову на подголовник. Естественно, было бы идеалом, если бы моя правда состыковалась с правдой пастора Бордена и все это совпало бы с истинной правдой. Можно ли, однако, требовать так много? Разве только в том случае, когда требующий — идиот. Такой, как я.

Когда я нажал на тормоз перед входом в центральное управление, меня не оставляло ощущение, что мой автомобиль свернул сюда сам, не по моей воле.

— Какое вам дело до протоколов допросов? — ощерился лейтенант Трэнт. — Почему вы решили, что это имеет к вам отношение? Начнем с того, что вы больше не представляете никакого клиента и у вас нет подписанного договора на ведение этого дела. А значит, до свидания! Нам не о чем говорить!