Я как раз собирался сказать о моих планах Луизе, когда зазвонил телефон и Луизе пришлось снять трубку. Кто хотел говорить со мной? Пастор Борден. Разумеется, эта фамилия вам ничего не говорит, но в Спрингвилле пастора Бордена знают все. Да и не только в Спрингвилле, но и во многих штатах США.

Лайнус Борден — это человек, влияние которого на окружающих можно сравнить с влиянием, которое оказывал на людей Мартин Кинг. В делах негров он принимает столь же деятельное участие, но менее «деликатен», чем Кинг. Вспомним, однако, о том, что со времени убийства Мартина Лютера Кинга в шестьдесят восьмом году ситуация менялась далеко не в лучшую сторону. Я убежден, что если бы Кинг жил сегодня, он вполне мог бы сблизиться с движением экстремистов.

— Что слышно, отец Борден? — спросил я. То, что ко мне обращается такая личность, польстило моему самолюбию.

— Добрый день, мистер Бенсон, — сказал он. — Я рад, что застал вас, так как хотел бы с вами увидеться.

— Я в вашем распоряжении, отец Борден. Вы знаете мой адрес. Речь идет о делах профессиональных?

Я задал этот вопрос, так как меня нередко посещали духовные особы по разным делам, если желали избежать вторжения полиции.

— Да, речь пойдет о профессиональном деле, — сказал он с некоторым колебанием. — Если это не помешает вашим планам, я был бы рад, если бы вы приехали ко мне.

— К вам домой?

— Нет. В церковь. В храм Святых последнего дня. Четырнадцатая Западная улица. Если вы сейчас свободны, я попрошу вас приехать как можно скорее.

Я на минуту задумался. Ведь я хотел устроить сегодня Луизе настоящий праздник. Я ничего не имею против пастора Бордена, но его привлекательность вряд ли может конкурировать с шармом Луизы… Но ничего не поделаешь, долг превыше всего! Детектив — он как врач: должен быть там, где он нужен.

— Хорошо, отец Борден. Я буду у вас через четверть часа. Вам это подходит?

— Отлично. Я жду.

Несмотря ни на что, Луиза победила. Я просто не мог отказать себе в удовольствии выпить пару стаканчиков в ее обществе. Поэтому, перед тем как уйти, я сказал ей:

— Я полагаю, что дело с пастором Борденом займет не больше часа. Вы запрете бюро, поедете домой и наденете то красивое бежевое платье, которое вам так к лицу. В двадцать часов я буду у вас, и мы вместе поужинаем. Хорошо?

Я заметил блеск в ее глазах и румянец на бронзовом лице. Она была счастлива. Сомневаться в этом не приходилось.

— Выполняю приказ, шеф! — ответила она, и я вышел из бюро.

Я припарковал автомобиль на Четырнадцатой Западной улице, поблизости от храма. Это была типичная американская церковь методистов, такая же, как и тысячи других в этой стране. На маленькой клумбе я увидел табличку с надписью: «ЦЕРКОВЬ СВЯТЫХ ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ. Богослужения в воскресенье в десять и восемнадцать часов. Молитва и медитация во вторник и пятницу в двадцать тридцать. Думай о своем спасении, слушай слова Иисуса».

Однако сегодня здесь царило спокойствие, так как был четверг, восемнадцать тридцать. Над Спрингвиллом сгущались сумерки.

Выйдя из автомобиля, я поморщился. У меня еще болели все кости.

Я вошел внутрь через маленькую дверь в правом крыле здания и сразу же наткнулся на пастора Бордена, который здесь поджидал меня. Попробую описать его. Разумеется, черный. Темнее, чем я. У него удлиненное лицо с тонкими чертами. Носит очки без оправы. При виде его многим приходит на ум врач, с которым лучше не шутить. В действительности это отличный человек, а его храбрость в борьбе за гражданские права цветных широко известна и признана даже среди белых.

— Я очень признателен вам за то, что вы сочли возможным приехать сюда, мистер Бенсон. Следуйте за мной, пожалуйста. Я хочу объяснить вам, в чем дело.

Он повел меня через погруженную в полумрак церковь. Возле амвона, с которого пастор обращается с проповедью, были вывешены номера псалмов с прошлого воскресенья, хотя не исключено, что они предназначались для следующего. Мы прошли через главный неф. Слева замаячили контуры маленькой часовни, в которой Борден совершал молитвы, собирающие обычно только узкий круг избранных. В часовне было еще темнее, чем в церковном зале. Я заметил в углу сидевшего на стуле человека и тут же за своей спиной ощутил присутствие другого, наставившего на меня ствол пистолета. В моей профессии не нужно видеть, чтобы знать. Такие вещи просто чувствуешь.

Признаюсь, я почувствовал себя дураком. Позволить гробануть себя в церкви, будучи препровожденным туда пастором, — такое явно не укладывается в рамки здравого рассудка! Я собирался выложить это Бордену, но он опередил меня:

— Вам не следует ничего опасаться, мистер Бенсон. В доме Божьем вас не постигнет никакое несчастье. То, что вы видите, на первый взгляд действительно производит впечатление засады, но так уж сложилось, что эти люди по многим причинам должны сохранить абсолютную анонимность.

Сидящий на стуле человек не шевельнулся. За своей спиной я слышал дыхание второго. Уж он-то производил впечатление человека, сидящего в засаде! Я сел на ближайший свободный стул. Так же поступил и пастор. Теперь в стоячем положении пребывал лишь тип, караулящий у двери, соединяющей часовню с главным залом церкви.

— Мистер Бенсон, — заговорил незнакомец, — вы замешаны в деле о смерти Арнольда Эбинджера.

Его слова не были вопросом, это было утверждение. Я не мог различить черты лица моего собеседника. Я видел только его массивный силуэт. Однако я нисколько не сомневался в том, что этот человек черный. Черным свойственны характерные интонации — их голос всегда напоминает голос Армстронга.

— Замешан… Это слишком сильно сказано, — немедленно запротестовал я. — Скажем так: его жена пришла ко мне в день его смерти, то есть позавчера.

— И показала вам письмо с угрозами «Черных пантер»?

— Именно так, — ответил я.

Я сунул руку в карман, вытащил пачку сигарет, но тут же вспомнил, что нахожусь в церкви. И счел нужным воздержаться от курения.

— Согласились ли вы работать на миссис Эбинджер?

— Я должен был все обдумать и дать ей ответ на следующий день. Однако к тому времени Эбинджер был мертв.

— Но вы все же дали ей ответ?

— Да.

— Положительный или отрицательный?

— Положительный.

Вопросы этого типа начали раздражать меня. Если он предполагает, что я буду кружить вокруг да около, то он ошибается. Плевал я на то, что он подумает о моей системе работы.

— Почему вы дали ей положительный ответ? Вы не боялись столкнуться с «Черными пантерами»?

Ну нет! За кого, собственно, он меня принимает?

— Минутку! — сказал я. — Внесем ясность в некоторые моменты. Если бы я в своем деле принимал решения, руководствуясь тем, как на это кто-то отреагирует, я давно уже занимался бы продажей жареных фисташек. Полагаю, что ни сегодня, ни завтра «Черные пантеры» не будут мне говорить, что я могу делать, а что нет. Будет лучше, если вы хорошо это запомните.

Я слышал, как опекающий меня с тыла человек шагнул вперед. Однако мой собеседник успокоил его жестом.

— Я решил принять предложение миссис Эбинджер, — продолжил я, — так как в тот самый вечер, когда она посетила меня, на меня напали трое подонков — они подкараулили меня у входа в мой дом. Я ненавижу такие дела, а потому захотел узнать, что за этим кроется. К сожалению, обстоятельства сложились так, что Арнольд Эбинджер мертв, а его вдова от моих услуг отказалась.

— Она сама сказала вам об этом?

— Да. Хотя особой необходимости в этом не было. В комнате присутствовали шериф О’Мэлли и лейтенант Трэнт, которые тут же это подтвердили.

— Вы не думали о том, чтобы продолжить расследование на свой страх и риск?

Голос становился все более настойчивым и одновременно все более ироничным. А я чувствовал, что уже сыт этим по горло.

— Да, — ответил я. — До вчерашнего вечера. Однако вчера я имел случай вернуть с процентами то, что получил от этих тварей; после этого я почувствовал себя удовлетворенным и вернулся к обычному порядку ведения дел. Не знаю, что вы думаете об этом, но я работаю не из любви к искусству. Я профессионал. Я выполняю свою работу, когда у меня есть клиент. В этом случае все было предельно ясно: нет клиента, нет расследования.