— Не передергивай. Я говорил с тобой не о второй жене, а только о первой и о последствиях ее смерти.

— То есть?

— Арнольд остался вдовцом в пятьдесят девятом году, причем очень богатым. Вначале он был в отчаянии. Целиком посвятил себя подрастающей дочери.

— В пятьдесят девятом году Деборе исполнилось только двенадцать лет.

— Вижу, что ты располагаешь отличной информацией! Да. Он поместил ее в монастырскую школу. А потом его все больше начали интересовать мелкие инвестиции в предприятия, обеспечивающие хороший доход.

— Вроде разных бистро?

— Да, вроде бистро, — подтвердил Стюарт.

— И старые привычки взяли верх?

— Что-то в этом роде. Арнольд купил бар на Восьмой улице. Назвал его «Джованни». Клиентура была пестрая, но он не обращал на это внимания.

— Так что, ты думаешь, что он увяз в контрабанде, шантаже, в торговле живым товаром? А может, и в наркотиках?

— Послушай, Дик, не надо торопиться! — прервал меня Реннер. — Тебе известно, что я знаю этот город. Он поприличнее многих других больших городов. Это не Нью-Йорк и не Чикаго. Однако это не помешало тому, что в шестьдесят девятом Эбинджер уже владел тремя барами и двумя ресторанами, а сфера его влияния несколько сместилась, если ты понимаешь, что я имею в виду. Быть может, какая-то часть операций, связанных с вымогательством и шантажом, совершалась без его ведома…

— И без его непосредственного участия…

— Если хочешь. Теперь о политике. Функционеры, профессионалы по проведению избирательных кампаний, охотно собирались в его заведениях. Арнольд Эбинджер — серый кардинал от политики.

— О нем говорили, что во время избирательной кампании он был агентом республиканской партии.

— И это правда. Уже три или четыре года он контролирует деятельность республиканцев на нашей территории. Он принимал участие, причем очень активное, в выборах сенатора Макги в шестьдесят восьмом году, а также в выборах местных властей: мэра Райана, шерифа О’Мэлли, окружного прокурора Митчелла.

Я отодвинул пустую тарелку и закурил сигарету.

— В итоге, если я правильно понял, Эбинджеру наскучило работать на других, и в этом году он решил поработать на себя.

— Ты прав, — сказал Стюарт и тоже закурил. — Однако признаюсь тебе, что это известие затронуло всех нас. И удивило тоже.

— Почему?

— А вот послушай. Прежде всего — психологический склад этого господина. Арнольд Эбинджер — человек, который предпочитает дергать за ниточки, но не появляться на сцене; и тут вдруг он официально заявил, что будет баллотироваться на пост мэра. Этого никто не ожидал, и эта новость застала нас врасплох.

— Сдается мне, что и его жена тоже не ожидала этого, — сказал я. — Случилось так, что я говорил с ней, и мне показалось, что она отнюдь не горит желанием видеть себя супругой мэра.

— В самом деле? — Стюарт окинул меня удивленным взглядом. — А я до сих пор видел единственный мотив этого решения в амбициях его половины.

— Понятно… Расскажи мне что-нибудь о ней. Ты же должен знать ее лучше, чем кто-либо другой.

— Ну что я могу о ней сказать?.. Очень красивая дамочка. Он женился на ней в шестьдесят пятом, когда его дочери было восемнадцать лет и она поступила в университет. Он, так сказать, вывел ее в свет и мог зажить своей жизнью. Джейнис Дани родом из Калифорнии. Там он с ней и познакомился. А вообще-то я ничего особого не могу о ней сказать, разве лишь то, что она великолепно сложена. Типичный образец девочек, покупаемых миллионерами. Она ровно вдвое моложе его. Никогда не обнаруживала никаких особых амбиций, пороков, впрочем, тоже. И если ты убедишь меня, что политические проекты мужа не ее каприз, то нужно поискать другое объяснение.

— Например?

— Не знаю, — ответил Стюарт, окутывая себя клубами дыма. — Если ты выдвигаешь свою кандидатуру на выборах и делаешь это не для себя, то…

— То, возможно, делаешь против кого-то… Ты так думаешь?

Мой приятель пожал плечами.

— Это было бы слишком просто. Никогда не слышал, чтобы у Арнольда Эбинджера в чем-то возникала напряженка с Райаном. Но, с другой стороны, у человека, приближающегося к шестидесятилетию, вполне может вдруг пробудиться жажда почестей. Это, разумеется, было бы наиболее простым объяснением. Во всяком случае, твои слова о реакции миссис Эбинджер очень меня заинтересовали. Если что-нибудь узнаю, немедленно тебе позвоню. Ладно?

— Великолепно. А теперь беги. Ты ведь наверняка захочешь просмотреть, что у вас сегодня идет в набор.

Реннер последовал моему совету, а я заказал черный кофе. Перед моими глазами уже стоял образ Арнольда Эбинджера — очень интересный, освещенный с разных сторон.

Мне не хватало только декораций, в которые надлежало бы вставить эту фигуру.

Я сел в свой автомобиль — «форд», модель шестьдесят девятого года, никому не бросается в глаза — и поехал по ночному Спрингвиллу. Было одиннадцать вечера. В провинциальном городе, таком, как наш, в это время все разъезжаются по домам.

Реннер дал мне адреса нескольких ночных ресторанов, контролируемых Арнольдом Эбинджером. Ясно, что съездить по всем адресам я не смог, однако завернул на улицу и остановил машину перед рестораном «Луи». Без труда нашел место для парковки у тротуара.

Классический ночной ресторан: окна, закрытые тяжелыми шторами, приглушенный свет, обычная атмосфера подобных заведений…

На высоких табуретах у стойки бара сидели, меланхолически потягивая пиво, две девушки. Какой-то тип за столиком ставил третьей девице что-то покрепче. Ясное дело, это были представительницы древнейшей профессии, но дело свое они делали без лишнего шума, не привлекая к себе внимания. Такие города, как наш, еще сохраняют какую-то видимость благопристойности. Я не говорю о добродетели. Просто благопристойность.

Я заказал виски со льдом. Поданный вполне приличный напиток я пил медленно, незаметно поглядывая по сторонам. В боковом зале — о чем можно было судить по доносившимся оттуда голосам — разыгрывалась партия в покер. В какой-то момент оттуда вышел рыжий тип, который при виде меня внезапно остановился. Его лицо показалось мне знакомым. Я был уверен, что уже встречал его в центральном управлении полиции. Однако так и не смог припомнить, по какую сторону барьера.

Рыжий, бросая взгляды из-под полуопущенных век, закурил и с деланной развязностью исчез в соседней комнате. Ни одна из сидевших в баре девиц не пыталась меня подцепить (но это в связи с цветом моей кожи); бармен старался быть холодно-вежливым, пытаясь тем самым поощрить меня повторить заказ. Но я на него, разумеется, чихал.

«Синьорита», расположенная в районе Риверсайда, оказалась ночным рестораном, в который нужно было спускаться по ступенькам, как в те заведения, где мастера из Нового Орлеана начинали карьеру в эпоху джаза.

Там я пробыл до двенадцати тридцати трех. Два десятка пар терлись друг о друга на паркетном пятачке, где места с трудом хватило бы для десяти. Негритянский оркестр радовал.

Я присел к стойке бара, чтобы понаблюдать за выступлениями артистов: балетный номер, исполняемый четырьмя танцовщицами, и два номера стриптиза. Публика состояла из представителей средних слоев и нескольких мелких гангстеров, пробавлявшихся при случае еще и сутенерством. Я их узнал. Уверен, что и они меня заметили. Мне нечего было здесь делать. В Спрингвилле живут разные люди.

Я покинул ресторан, после того как со второй стрип-девы пали последние завесы. Фигура у нее была что надо!

Оказавшись снова за рулем моего «форда», я медленно покатил вдоль берега реки.

Характер бизнеса Арнольда Эбинджера совершенно ясен: никаких вымогательств в дословном значении этого слова, никакой проституции, во всяком случае такой, какую вы знаете. Так сказать, маргинальная деятельность на границе всего этого. Я отлично знаю эти ничего не выплескивающие наружу ночные рестораны, реальные доходы которых весьма расходятся с официально заявленными оборотами. И именно они, как приложение к универмагам, свидетельствовали, что будущий мэр города отнюдь не беден. И за всем этим может стоять крепкая организация…