— Это звучит очень соблазнительно, но я откажусь.

— Тогда пойдем и посмотрим на фиолетовый зал. На него на самом деле стоит взглянуть.

Она была молода. Пожалуй, таких молодых вакханок я еще не встречал — по моим ощущениям, ей было чуть больше ста лет. В этом возрасте они уже полностью осознают то, кем являются, но еще не успевают устать от слишком долгой, по их меркам, жизни. Ее кожа едва ощутимо пахла вином — терпкий, сладковатый запах, который мог бы показаться неприятным, если бы не оставлял легкого послевкусия: такое обычно ощущаешь после пары глотков качественного напитка. В первые минуты я чувствовал, что она немного скованна, даже смущена, но, скорее всего, потому, что наши с ней статусы были слишком разными, а не по причине того, что она боялась меня разочаровать. Последняя маска слетела с нее довольно быстро. Наверное, она сама не поняла, как и когда именно это произошло.

Мы редко говорили об этом вслух, но в наших кругах связи с вакханками считались чем-то недостойным — вроде похода в бордель для политического деятеля, который блюдет свою репутацию. Вместе с тем, если бы кому-то из нас предложили провести приятный вечер в такой компании, он согласился бы (пусть и не публично). Это был один из очень немногих соблазнов, перед которыми не мог устоять никто. Особым шиком считались вакханки, которым уже исполнилось триста лет: обычно они являлись хозяйками заведений, в которых можно было устроить такое веселье, и принимали на работу, в основном, своих ровесниц или женщин постарше. К молодым вакханкам относились с легким презрением — они были глуповаты, в их обществе было скучно, если речь шла о чем-то, кроме секса. А еще потому, что с молодыми вакханками, в отличие от старших представительниц их рода, было довольно сложно растягивать удовольствие — так, как мы привыкли делать это со смертными. Вакханки чувствовали наше влияние и начинали ему сопротивляться.

Мара мне не сопротивлялась. Не знаю, что пробуждало во мне нетерпение: тот факт, что она мне не сопротивляется, или же мысль о том, что мне не так уж хочется растягивать удовольствие, и я хочу получить то, что полагается мне как существу, стоящему выше нее в темной иерархии. С каждой минутой держать себя в руках становилось все сложнее, а их кровь я не пробовал целую вечность, и это подливало масла в огонь. Я хорошо помнил, какова она на вкус. Наверное, даже слишком хорошо. Эти ощущения нельзя было забыть и при большом желании.

Определение «приятные» вряд ли подошло бы: я не был уверен, что существуют подходящие эпитеты. Секс с вакханкой еще можно было воссоздать искусственно в фантазиях или снах, но со вкусом их крови это не прошло бы. Его невозможно было описать. В этом было что-то издевательское и порочное… в этом была наша слабость. Одна из немногих, но непреодолимая.

— Ну, сколько же можно? — спросила Мара, глядя мне в глаза. В ее взгляде читалась искренняя мольба. — Ты меня уже измучил!

— Ты устала, дорогая? Мне тоже кажется, что нам нужно передохнуть.

— Нет! — Она крепко обняла меня за плечи. — Я убью тебя, если ты остановишься, понял?

Кожа у нее на шее была тонкой, нежной, почти прозрачной. На мгновение я испугался, что не смогу ее прокусить, но отбросил эту мысль — уж слишком она была нелогична. Мара проследила за моим взглядом, и в ее глазах мелькнуло недоумение.

— Только попробуй… — начала она угрожающе, понимая, что к чему.

— Только попробую, милая, обещаю.

Она попыталась подняться, но я положил ладонь ей на щеку и прижал ее голову к подушке.

— Нет, пожалуйста, — взмолилась Мара, пытаясь меня оттолкнуть.

Кожа поддалась легко, так, будто тонкий материал, который может порваться от одного прикосновения. Мне казалось, что я смогу выпить сколько угодно, но на деле у меня получилось сделать разве что пару глотков. Этого хватило для того, чтобы знакомые ощущения захлестнули меня с головой. Я почувствовал головокружение, потом — легкое напряжение, и, в конце концов, абсолютное спокойствие. Такое, будто весь мир с его проблемами отдалился от меня, и я оказался в своей личной реальности, куда заказан вход остальным. И пребывал бы там несколько минут, если бы к миру с его проблемами меня не вернула пощечина Мары.

— Ты меня укусил! — завопила она. — Как ты мог?! Ты чертов наркоман и маньяк! И я впустила тебя в свой дом?! Сейчас же уходи!

— Зачем же распускать руки? — спросил я, потирая щеку.

Мара подошла к зеркалу и, откинув с шеи волосы, внимательно оглядела две небольшие алые точки.

— Да ты настоящий психопат! Как я выйду из дома в таком виде? Что обо мне скажут?!

Я поднялся и подошел к ней, и она инстинктивно сделала пару шагов назад.

— Наркоман, маньяк, вампир, психопат, — перечислил я. — На твоем месте я бы подумал перед тем, как высказывать следующее оскорбление. Следы от укуса пройдут максимум через пару часов, так что нервничать не стоит. Но помни о том, что я нахожусь на добрый десяток ступеней выше тебя в цепочке выживания.

Мара поджала губы.

— Что-то я не заметила, что сейчас ты находился на грани жизни и смерти, — сказала она. — Совсем наоборот — ты очень хорошо себя чувствовал!

— Верно. Поэтому я выпил меньше, чем мог, и твоя жизнь и здоровье под угрозой не оказались. Или ты плохо себя чувствуешь?

— Нет. Но ты мог сделать это более цивилизованно. Попросить у меня разрешения, например. Но уж точно не кусать! Вообще-то, я испугалась!

Я шагнул по направлению к ней, и Мара предостерегающе подняла руку.

— Я не хотел тебя напугать. Но дело в том, что я, в отличие от вампиров, не смогу выпить ни капли, если твое сердце бьется в нормальном ритме. В момент оргазма, как ты понимаешь, оно бьется быстрее. Говорят, в таких случаях кровь приобретает особый вкус.

— Ну ты… — Мара осеклась, вспомнив о моем предостережении, и снова взглянула на себя в зеркало. Одним из самых положительных моментов в поведении вакханок было то, что у них практически полностью отсутствовал инстинкт самосохранения: она могла испугаться, чудом избежав автомобильной аварии, но уже через пять минут думала о том, что ей нравится ощущение опасности, и проделывала опасный маневр на дороге еще раз. Вот и теперь она улыбалась своему отражению, и страха в ней уже не осталось. — Ты знаешь, наверное, я перегнула палку. Подумаешь, какие-то следы. Мне даже понравилось. В этом есть что-то… животное и первобытное. — Она подошла ко мне и заглянула в глаза. — Хочешь еще чуть-чуть?

— Очень, но тогда я не выйду из твоего дома на своих двоих.

— Это скучно. — Она помолчала, внимательно изучая мое лицо. — Пойдем, поплаваем под луной?

Я обнял ее за плечи.

— Как-нибудь потом. Ты мне кое-что обещала, помнишь?

На ее лице появилось скучающее выражение.

— Ах да. Вопросы. Что ты хочешь узнать?

— Эта женщина из Ордена. Подумай хорошенько и попытайся вспомнить — она точно ничего у тебя не спрашивала? Может быть, о своих коллегах? Или обо мне?

Она посмотрела на меня с улыбкой.

— Если это на самом деле твоя сбежавшая жена, то вкус у тебя отменный, не могу не признать. Но о тебе она не спрашивала. Я уже сказала, что она ни о чем не спрашивала. Просто пришла и ушла.

Мара вернулась в кровать, захватив с туалетного столика щетку для волос, и принялась причесываться.

— Зачем ты приехал в Треверберг? — спросила она. — Ищешь Незнакомцев?

— А ты можешь мне в этом помочь? Они любят увеселительные заведения, может, они заглядывали и к тебе.

Она задумчиво провела щеткой по волосам.

— Давно. Один раз. Это был молодой мальчик, максимум лет пятьдесят. Он вел себя настороженно, всего боялся… ну, ты знаешь, как это с ними бывает. Было бы глупо ожидать от создателя, который насильно обращает кого-то, ускоренного курса «как быть вампиром».