Зная пунктуальность Е. К. Миллера, ровно в 9 часов утра 3 декабря, я нажал кнопку звонка его квартиры на рю Ренар. Генерал вышел навстречу, любезно пригласил сесть.

Сумрачное утро, струившееся в окно, как-то особенно подчеркивало бедность квартиры и всю ее беженскую скромность, так не отвечавшую высокому положению ее хозяина. Да и сам хозяин был одет очень скромно, на его брюках можно было обнаружить следы тщательной штопки.

За чашкой кофе началась двухчасовая беседа. Я описал генералу обстановку в провинции, наши успехи и трудности, недостаток денег. Сказал, что было бы хорошо, если бы начальство РОВСа способствовало вступлению в НСНП чинов РОВСа, склонных к политической деятельности, но при условии невмешательства во внутреннюю жизнь молодой организации.

Несколько удивленный, Миллер ответил, что горячо сочувствует деятельности молодых сил. Хотя приказ генерала Врангеля № 82 о запрете чинам РОВСа вступать в политические партии остается в силе, в отношении НСНП сделано исключение. Одновременное состояние в обеих организациях не противоречит духу и общему направлению их деятельности. О вмешательстве РОВСа в дела НСНП не может быть и речи. Так же и НСНП должен воздерживаться от вмешательства в дела РОВСа.

С большим удовлетворением Миллер отметил деятельность центра НСНП в Белграде, занятого разработкой учебных пособий, дающих членам НСНП ценные политические познания.

Генерал был хорошо наслышан о нашей работе на юго-востоке Франции, хвалил Рончевского, сумевшего в краткий срок расширить НСНП.

Отвечая на вопросы генерала, я попутно называл ему фамилии некоторых чинов «Вн. линии» и давал ему понять, что тут далеко не все гладко. Миллер задумывался, но явного беспокойства по поводу названных лиц у него не возникло. О переписке из двух углов я умолчал — мы еще не были уверены в том, что настал подходящий момент для раскрытия всего нам известного о тайном сообществе Шатилова.

Сердечно простившись с генералом, я вышел на улицу и поспешил на вокзал. Сидя в поезде, уносившем меня обратно в Лион, мысленно подводил итоги встрече с генералом. Конечно, он что-то знает о наличии «контрразведки». Но он не знает, что эта «контрразведка» есть та «Внутренняя линия», что поставила себя над ним — без его ведома. Он искренно сочувствует деятельности НСНП и не претендует на то, чтобы кто-то из РОВСа управлял его деятельностью. Если сам глава РОВСа не претендует на возглавление НСНП, то почему один из его ближайших помощников тайно стремится к возглавлению? Если «Вн. линия» прячется от Миллера, то не значит ли вообще, что она не только враждебна ему, но и чужда РОВСу?

Поздно вечером 3 декабря состоялось летучее собрание нашей тройки. Мы сошлись в том, что Е. К. Миллер еще ничего не знал о «Вн. линии».

На мою поездку эта оккультная сила откликнулась письмом Закржевского от 5 декабря 1933 года:

«Прошу в срочном порядке осветить мне причины (мотивы), а равно и результаты поездки одного из вашей троицы в Ч.[47] проведенной вами как-то странно, с моей точки зрения, т. е. из этой поездки старались сделать какой-то секрет от меня, провели ее по линии Светлова[48] к ЕК, почти минуя 115 (всего 15 м. беседы). Все это кажется мне странным. Можно было бы меня предупредить о таком приезде, каковой я постарался бы использовать для освещения и выяснения „спорных“ вопросов идеологии и инструкции путем обстоятельной беседы приехавшего с 115».

Более обстоятельная беседа с Шатиловым и Закржевским по «спорным» вопросам в мои планы не входила. А письмо Закржевского ясно говорило о тревоге, охватившей заправил «Вн. линии», не рассказал ли я Е. К. Миллеру о ее делах. Пока что их опасения были напрасными. Требовались более веские доказательства, нужно было собирать дальнейшие данные о работе «Организации». И Рончевский послал Закржевскому успокоительную отписку.

Не имея намерений вмешиваться во внутренние дела РОВСа даже по такому важному вопросу, как наличие в нем тайной «Организации», мы решили положить предел ее влиянию и деятельности в лоне НСНП.

Исполнительное Бюро НСНП было поставлено в известность о существовании «Вн. линии» и ее делах. После этого оно на многие вещи стало смотреть так, как было нужно. Многое ему стало понятным — группы НСНП, возглавленные агентами «Вн. линии», были не только мертворожденными, но и просто вредными для его дальнейшего развития.

Вернувшись из Франции в Белград, М. А. Георгиевский поделился впечатлениями о поездке с коллегами по Исполнительному Бюро. Обстановка требовала перемен на верхах НСНП и переноса всего центрального управления в Белград.

Вести о предстоявших переменах дошли до сведения «Организации». Ей они сразу пришлись не по душе. В конце октября в письме без даты за № 392 Закржевский писал Рончевскому:

«МАГ[49] по возвращении к себе домой доложил в том духе, что наш Павлов прибрал АА к рукам во Франции и в Париже и что нужно освободиться от этой опеки и вообще от Светлова и прислал совершенно неприличное письмо Светлову, требуя выбора нового председателя Совета и окончательного переноса всего центра в Сербию. Все это совершенно не соответствует нашим видам… помощь Павлова руководствуется здесь только интересами подготовки нам смены, и помощь эта бескорыстна, такое положение грозит создать раскол, и вот почему: Ч.[50] никогда не согласится на полный отрыв от Вр-а, который ему помогает словом и делом, Ч. не может допустить передачи всей власти и переноса политического центра в Сербию, ибо это означало бы увядание Союза… в порядке нашей работы по Вр., я прошу Вас в данном случае быть исключительно твердым и поддержать Париж и Светлова. С его уходом порвется последняя ниточка, связывающая духовно Вр. и АА. Этого допустить нельзя. Если разрыв станет неизбежным, то мы все (т. е. АА в СЛ[51]) войдем под фирму Бюро Съездов Нац. Групп, дабы после 2-го съезда в декабре войти автоматически в „национальный Союз“ без всяких прибавлений и поколений…»

Наша тройка наотрез отказалась участвовать в расколе НСНП. Учитывая наши сильные позиции в Лионском районе, «Вн. линия» была вынуждена бить отбой.

Намеченные Исполнительным Бюро перемены прошли гладко: уступив место председателя В. М. Байдалакову, герцог С. Н. Лейхтенбергский согласился и впредь возглавлять Отдел НСНП во Франции.

Эта крупная неудача «Вн. линии» в общем не нарушила ее больших планов. Намеченный на декабрь второй съезд национальных группировок по каким-то соображениям был отложен до весны 1934 года.

Тем временем агенты «Вн. линии» продолжали сеять рознь в среде НСНП, повторно распространяя слухи о связи М. А. Георгиевского «с бывшим, если не настоящим чекистом Тиволовичем», о чем Закржевский впервые писал 31 августа. В письме от 29 октября от членов НСНП, одновременно состоявших в «Организации», Закржевский требовал «в порядке нашей Внутренней линии» выполнять ее предписания и «не слишком доверять тому, что Вам пишут из Исп. бюро».

Вскоре после моей поездки к генералу Миллеру, в Лион пожаловал Закржевский. Он хотел получить обратно «Идеологию» и инструкции «Организации», но натолкнулся на решительный отказ.

— Ростислав Петрович, вы знаете инструкции. Вот, кстати, пункт об исполнении приговора относительно лиц, вошедших в «Организацию» с целью провокации или предательства? — угрожающе спросил Закржевский.

— Мы — организация. Если с кем-либо из нас что-нибудь случится, ответит Шатилов, — резко возразил Рончевский.

Закржевский смолк, больше не настаивал и ни с чем вернулся восвояси. Теперь мы ожидали окончательного разрыва «Вн. линии» с нами, но его пока не произошло.