«Кузьма» через Дьяконова ответил, что «ни одного письма непосредственно от него штаб не получал». Штаб хотел бы знать, по какому адресу Мельгунов послал письма, «у организации имеются свои люди во многих советских учреждениях», но отправка литературы по адресам учреждений ведет к ее изъятию в регистратуре, принимающей почту. Воздавая должное опыту и конспирации Мельгунова, штаб не выражал беспокойства по поводу способов переписки через его внутреннюю агентуру. Не возражая против переотправки литературы через находившихся в СССР доверенных лиц Мельгунова, штаб категорически восставал против передачи его адресов каким-либо организациям в СССР.

Отношения Мельгунова с «Кузьмой» осложнились нашумевшим в Париже происшествием. 2 ноября 1927 года журнал «Борьба за Россию» устроил открытое собрание, на котором выступали Донской атаман генерал А. П. Богаевский, генерал А. И. Деникин, П. Б. Струве и другие видные эмигранты. За несколько дней До собрания неизвестные лица распространяли порочившую Мельгунова листовку, подписанную «Ваш смертник X.». Заведующий типографией «Рапид» Маймистов, в которой печаталась «Борьба за Россию», без труда установил место печатания и автора листовки. Им оказался Григорий Алексинский, бывший член 2-й Государственной Думы от большевиков, ставший во время Первой мировой войны «оборонцем» и в июльские дни 1917 года подписавший с Панкратовым документ, разоблачавший денежные связи Ленина с немцами. Впоследствии Алексинский вращался в различных кругах эмиграции, участвуя в разного рода политических комбинациях, вплоть до заявления от имени каких-то организаций о признании отхода Бессарабии к Румынии.

Мельгунов передал пачку листовок полковнику Лепёхину, одному из офицеров охраны Кутепова. Узнав о случившемся, Кутепов письменно выразил свое возмущение поступком Алексинского. Одновременно выяснилось, что Кутепов вел дела с Алексинским по румынской линии сношений с Россией. Считая эту линию ненадежной, Мельгунов через А. И. Деникина пытался отговорить Кутепова от сотрудничества с Алексинским. Встретившись вскоре с Кутеповым, Мельгунов от него узнал, что он посылал через Алексинского своего человека в Москву для переговоров с организацией Попова. Мельгунов резко возражал против участия в делах Алексинского, к которому у него доверия не было. Когда при втором своем свидании с Поповым Мельгунов узнал о связи московской организации с Алексинским, то решительно отказался иметь с нею какие-либо дела. Растерявшийся Попов старался объяснить, что связь с Алексинским возникла случайно во время его первого приезда в Париж в 1927 году, и обещал порвать с Алексинским. Всё же было ясно, что Алексинский был как-то связан с Дьяконовым, и это обстоятельство вызывало сугубую настороженность Мельгунова. Тем не менее переписка с «Кузьмой» продолжалась. На одном истлевшем от времени письме сохранилась дата — июль 1929 года. Но что было в этом письме, разобрать не было возможно. Передав редакцию «Борьбы за Россию» М. М. Федорову, Мельгунов на долгие годы отошел от активной эмигрантской политики. Связь с Дьяконовым на свой риск и страх продолжал П. Я. Рысс.

Попов не ограничился установлением связей с группой «Борьба за Россию» и генералом Кутеповым. В свои сети он решил уловить и газету «Возрождение».

В июне 1928 года в редакцию газеты пришел генерал Г. Г. Корганов, давний знакомый ее редактора, Юлия Федоровича Семенова. Корганов сообщил, что в Париж приехал из Москвы ответственный представитель крупной контрреволюционной организации, желавший вступить в сношения с редакцией «Возрождения» и ее издателем. До встречи с незнакомым гостем Семенову предстояло познакомиться с П. П. Дьяконовым. После завтрака втроем в ресторане около Порт Шампере, было условлено о свидании с Поповым. Семенов приехал на квартиру Дьяконова, где уже находились Корганов и крупный, толстый, неуклюжий человек, с шарообразной головой и маленькими, злыми глазами.

Попов рассказал, что его организация существует в России уже шесть лет, что члены ее в Москве и в провинции проникают весь советский аппарат, вплоть до верхушки ГПУ. Советская действительность приучила членов к строжайшей дисциплине и к такой же осторожности, и до сих пор ни один из них не был выведен в расход властью. Но на деятельности организации вредно отразились бомбы, брошенные в коммунистический клуб в Ленинграде и на Лубянке в Москве. Поэтому необходимо, чтобы «Возрождение» выступало против подобных актов, тем оказывая большую услугу контрреволюционерам в России.

— Ваша заграничная деятельность, — говорил Александр Николаевич, — должна соответствовать нашим видам. Мы вам будем присылать указания, как и в каких случаях подойти к тому или другому вопросу… Со своей стороны, мы будем присылать вам регулярно всестороннюю информацию о жизни в России.

— Видите ли, — отвечал Семенов, — наша газета ни от какой партии не зависит и ни от кого никаких директив получать не может.

После неудачного для Попова свидания прошло три дня. В редакцию газеты явился Дьяконов и спросил:

— Кажется, произошло какое-то недоразумение. Не хотите ли Вы, Юлий Федорович, еще раз повидаться с Александром Николаевичем?

— Хорошо, но при условии, чтобы мне больше не говорили о подчинении газеты кому бы то ни было. Кроме того, гость должен отказаться от наставительного тона.

На втором свидании Семенова с Поповым Корганов не присутствовал. Москвич держался вполне прилично. Разговаривали исключительно об информации, интересовавшей газету.

— Виделись ли вы с Кутеповым? — спросил Семенов.

— С Кутеповым я не желаю встречаться, — резко ответил Попов, — вся его организация пронизана провокаторами.

Попов лгал. В это время он поддерживал отношения с Кутеповым через Корганова.

При прощании москвич, сделав жест в сторону Дьяконова, сказал:

— Вот наш единственный представитель в Париже. Через него мы будем с вами сноситься.

После второго свидания с Поповым Семенов ни разу не виделся ни с Коргановым, ни с Дьяконовым. Ничего нового о таинственной организации Семенов больше не знал. Лишь в марте 1930 года Корганов поведал Семенову, что перед своим возвращением в Москву Попов говорил ему: «Семенов мне не доверяет, поэтому никаких сношений с ним у меня быть не может».

Канцелярия генерала Кутепова помещалась в скромном доме на рю де Карм. Начальником канцелярии был князь С. Е. Трубецкой, ближайшим помощником по секретной работе — генерального штаба полковника. А. Зайцев, секретарем — поручик М. А. Критский.

Все отправки эмиссаров в Россию производил сам Кутепов. И далеко не всё о его делах и встречах знали ближайшие сотрудники.

К организации Попова, возникшей якобы в недрах Красной армии и величавшей себя «Внутренней Российской Национальной Организацией» (ВРНО), Кутепов относился настороженно. Слишком свежа еще была память о «Тресте». Непосредственных отношений с ВРНО у Кутепова не было. Близкий к Дьяконову генерал Корганов получал от ВРНО письма, адресованные Кутепову. Корганов вскрывал, проявлял и расшифровывал письма. Он доставлял Кутепову шифрованный оригинал и дешифрант. При встрече оригинал уничтожался, а дешифрант сохранялся у генерала Кутепова. Такой способ получения почты был исключением из правила — обычно Кутепов сам расшифровывал получаемую почту и сам шифровал письма, адресованные другим организациям и лицам. К скудной информации ВРНО он относился недоверчиво, так же относились к ней и его ближайшие сотрудники.

В октябре 1929 года Кутепов отправил в Москву для переговоров с ВРНО генерал-лейтенанта Бориса Александровича Штейфона, своего бывшего начальника штаба в лагерях Галлиполи. Поездкой Штейфона Кутепов остался доволен и благодарил его за выполнение данного ему поручения.

В начале января 1930 года из Москвы в Берлин приехали А. Н. Попов и Н. А. де Роберти. Побывавшему в Москве Штейфону они прислали письмо с приглашением Кутепову приехать в Берлин для неотложных переговоров. 9 января Штейфон вручил это письмо Кутепову. Но генерал ехать в Берлин не пожелал и вместо себя в тот же день отправил полковника Зайцова.