— Я... я... Ганрахаст сказал, что мы можем использовать печати, чтобы спрятаться и защититься от тебя, — признал несчастный Мрелдрейк. Судя по постепенно стихавшему голосу, он медленно уползал прочь по коридору.

— А доблестный Рендарт самостоятельно решил использовать их, чтобы усилить заряд, который вы в нас швырнули, — тяжело сказал Эльминстер. — Вы знали, что это разрушит печати в этом месте? Оставит в них прореху, ослабив всю сеть, которую преданные боевые маги сплетали на протяжении сотен лет?

— Тебя... нужно было остановить. Любой ценой.

Эльминстер взорвался.

— Идиоты! Вы трое уничтожили столетнюю защиту — охранные печати, которые вы даже не способны заменить — только чтобы сразить меня! Чего стоит будущее Кормира, если вы так легко отбрасываете его ради сиюминутной победы! А что же завтра? Разорители! Дураки! Безответственные дети!

Ответ, который издал Рорскирн Мрелдрейк, в этот раз действительно был писком — придушенное иип, которое в немыслимом ужасе могла бы издать мышь размером с человека. Затем последовали царапающие звуки, когда он, цепляясь руками за стену, поднялся на ноги и бросился бежать, не разбирая дороги.

Раздраженно мотая головой, Эльминстер позволил ему уйти. Урок, с которым юноша вернется к Ганрахасту, лучше выучить быстро и с первого раза.

Современная молодежь. Побеждай сегодня, и не трудись глядеть дальше собственного носа...

Чудо, что в этом мире вообще остались хоть какие-то королевства.

Боевой маг Рорскрин Мрелдрейк почти задохнулся, завернув за очередной угол, и перешел с панического бега на спотыкающийся шаг.

Он даже не почувствовал заклинания, которое упало на него, будто сеть, схватив его паникующий разум.

Прежде чем он успел что-то понять, его мозг прочно сжала стальная хватка.

— Так вышло, ничтожество, — раздался проникновенный шепот в его голове, рождая образ парящей в пустоте пары глаз, острых и твердых, как острия кинжалов, — что Мудрец Долины Теней — не единственный, кто прячется в этом огромном и хорошо обставленном дворце. И я тоже желаю, чтобы любая мысль об изменении его печатей была раздавлена в зародыше. Я Мэншун, и я даже страшнее, чем говорят легенды.

Хватка превратилась в сжимающуюся клетку.

— Рорскрин Мрелдрейк, теперь ты мой.

Смуглый красивый мужчина заставил свое последнее приобретение удариться лицом о стену.

Боевой маг Рорскрин Мрелдрейк застонал, отшатнулся от стены, и, немного покачиваясь, продолжил свой торопливый путь по коридору.

Мэншун скептически выгнул бровь. Его власть над этим червяком была полной, но плохие инструменты делают скверную работу. Этот трус Мрелдрейк был боевым магом, да, и небесполезной парой рук, но не слишком крупной добычей. Явно неподходящим инструментом для той задачи, которую Мэншуну нужно было решить.

Мрелдрейк, Рендарт и Наландер должны исчезнуть или замолкнуть навеки, чтобы королевский маг и его заместитель получили правильное сообщение: делать что-либо с дворцовыми печатями — очень плохая идея. Затем настанет время усыпить Ганрахаста и Вэйнренса, прежде чем у них появятся другие блестящие мысли. Кроме того, их устранение без убийства оставит боевых магов в растерянности на какое-то время — которое он надеялся растянуть как можно дольше — пока не установится новая командная цепочка.

Сначала, однако, нужно заняться более срочным делом.

Энергичный юный Грозозмей вот-вот собирался стать жертвой обычного предательства, и его необходимо было спасти. Нельзя допустить, чтобы предметы, связанные с Девяткой, которые он заполучил, попали не в те руки — в результате Сюзейл погрузится в утомительную борьбу, когда боевые маги и различные амбициозные дворяне и волшебники — а также как независимые, так и управляемые тенью сембийцы, не говоря уже про наемных волков Западных Врат — пронюхают о чем-то ценном и попытаются заполучить это себе.

Нет, чересчур храброго молодого дурака надо было выручать. Быстрым и жестким способом, требовавшим кого-то куда более компетентного, чем Мрелдрейк. Кого-то, кто хорошо знает дворец и служит Кормиру — по крайней мере, собственному виденью Кормира — с яростной верностью. Некой немертвой госпожи, которой управляет Мэншун.

Рыцаря смерти, именуемого в мрачных сказках, рассказываемых шепотом в комнатах дворца, «Госпожой Темный Доспех». Тарграэль, чей искаженный разум уже принадлежал ему.

Улыбнувшись, Мэншун прошептал заклинание и отправил свою волю вниз, в пыльную, холодную тьму.

Ниже, ниже, в старую, почти заброшенную гробницу глубоко во дворце.

Тарграэль улыбнулась во мраке.

Она снова очнулась от слишком долгого сна и чувствовала другой разум, наблюдающий, обволакивающий ее собственное сознание. Сильный, зловещий, ужасный разум, который уже овладевал ею прежде...

Тарграэль резко заставили перевести свое внимание с этого затаившегося присутствия на точку прямо перед ее носом. На гладкую каменную плиту.

— Я последняя и самая лучшая леди старший рыцарь, — яростно прошептала она крышке гроба.

Когда-то она действительно была безумна, как среднестатический бормочущий волшебник, да, но это осталось в прошлом; Тарграэль прекрасно осознавала свое посмертие и понимала, во что превратилась.

И находила это крайне подходящим собственной безжалостной натуре.

Смерть — интересная вещь. И прекрасная Каледней, и героическая Алусейр погибли совсем не так, как считали все — правда, пока она не нашла следов Каледней во дворце. С Алусейр же все было иначе...

Тарграэль обнаружила, что даже от простого воспоминания начинает дрожать от ярости, и волевым усилием вернула себе холодное спокойствие.

Терпение. Величавое терпение.

В конце концов, я есть Кормир. Его единственный истинный страж; все Лесное Королевство и каждый его житель зависят от меня, хоть они этого и не знают.

И потому я неустанно — ее губы скривились в пренебрежительной усмешке, ведь она либо терялась в забвении, либо бодрствовала, не нуждаясь во сне — крадусь по Сюзейлу и вокруг него, убивая неугодных. Я решаю, кто будет жить и править Лесным Королевством, а кто падет. На протяжении многих лет, пока бдительность страны угасает, а ее враги становятся все сильнее и сильнее, я играю немалую роль в обороне от Сембии и шадовар, пытающихся тайно завоевать королевство с помощью своих обычных методов: подкупа, магического воздействия, шантажа лордов. Если бы не я, они давно бы добились своего — и это дает мне право, как самому эффективному его защитнику, решать, каким должен быть и будет Кормир.

Только три неудачи. Трое тех, кто смогли противостоять мне. Захватчики из Долины Теней, волшебник Эльминстер и та девка, Шторм... Ба. Смешно.

Попытка уничтожить их должна была увенчаться успехом, но прошла неудачно. Внезапно на ее пути встала Алусейр, жестокая и угрожающая, провозгласив, что эти двое под ее защитой и если Траграэль навредит им, ничем хорошим для нее это не закончится.

Конечно, рыцарь смерти посмеялась над этим, но Алусейр схватила ее за горло и сделала что-то, опалившее самую ее неживую суть.

Шея Тарграэль болела еще долго, целые месяцы. Ее голос превратился в шипящий, грубый шепот, и всякий раз, когда она гневалась, вокруг шеи загоралось призрачное пламя.

Так что во дворце Траграэль проявляла осторожность, насколько возможно, избегая призрака принцессы и этих двоих, и чаще наблюдая, чем убивая.

Но сейчас холодное пламя лизало ее шею, пока внутри нарастало холодное и яростное волнение.

Кормир нужно было защитить.

Тарграэль откинула каменную крышку гроба, в котором лежала, вытянула закоченевшие руки и достала свой меч.

Помещение вокруг было темным, пустым и неохраняемым — почти забытым, даже в то время, пока службы королевского двора вокруг кипели и суетились. Пыльное и никому не нужное, как и многие другие памятники кормирского прошлого.