Затем, обернувшись к своим товарищам, резко закричал:

— Нечего тут стоять и глазеть по-пустому! Дело уже сделано. «Белый Пункт» тут недалеко за поворотом. Там мы найдем этого тупоголового агента — если только с ним уже не покончено! Если же он там находится, то мы заставим этого бездельника известить по своему проклятому телеграфу о том, что случилось. Пусть на этой проклятой станции в прерии приготовятся к поминкам!..

Мосс в это время кончил свою работу в огороде, уступая настоятельным требованиям своего голодного желудка. Надо было наконец подумать об ужине. Он выпрямил свою усталую спину, взвалил на плечи лопату и медленным шагом направился к хижине, с недовольным видом человека, который должен для себя готовить пищу. Он прошел к навесу, где хранились его дрова, и положил туда заступ. Взяв охапку дров, он, обойдя вокруг хижины, подошел к дверям спокойным шагом человека, покончившего наконец со своей дневной работой. У двери он остановился и по привычке посмотрел на полотно железной дороги, убегающее вдаль. Жизнь его протекала однообразно, и он не ожидал никакой перемены в ней. Каждый день было одно и то же, и теперь он не надеялся увидеть что-нибудь интересное в пустынной прерии, по которой тянулась железнодорожная линия. Но взглянув на восток, он вдруг встрепенулся. Его скучающий взор загорелся огнем, и с ним произошла какая-то удивительная метаморфоза. Он вбежал в комнату, и затем тотчас же выскочил оттуда, держа ружье в руке. Он больше уже не был похож на фермера, копающего картофель, и весь охвачен был воинственным пылом.

Вдоль полотна железной дороги бежали четыре взлохмаченных человека, видимо, очень возбужденные и размахивающие руками. Уединенное место, в котором находилась станция, невольно возбуждало подозрение, и он подумал, что они стремились на станцию с недобрыми намерениями.

— Руки вверх! — крикнул им Мосс таким зычным голосом, что в ближайших холмах раскатилось эхо. — Если вы сделаете хоть один шаг, то я пущу пулю в кого-нибудь из вас!

Эта угроза и воинственный жест Мосса моментально оказали свое действие, и заставили бегущих остановиться и поднять над головой руки. Затем Мосс услышал испуганный голос седого тормозного кондуктора, крикнувшего ему:

— Ради бога, не стреляй!.. Мы ведь из поездной команды… товарного поезда… Нас задержали в пути…

Мосс опустил ружье, и вся воинственность его моментально испарилась. Он увидел кондукторскую форму на говорившем и тотчас же поспешил к нему.

— Что такое?.. — начал он, но старый кондуктор не дал ему продолжать и разразился ругательствами.

— Зачем, — черт тебя возьми, — ты остановил поезд своим сигналом? — кричал он. — Или ты заодно с грабителями? Это тебе даром не пройдет, ручаюсь тебе. Поезд был остановлен сигналом без всякой разумной причины. Ты понимаешь, а? И ты несешь ответственность за это!

Присутствие товарищей возбуждало его храбрость, и он продолжал повелительным тоном:

— А теперь отправляйся к телеграфу и поскорее телеграфируй в Эмберлей, слышишь? Уведоми их о том, что случилось. Черт возьми! Ты должен будешь возненавидеть «Белый Пункт» и будешь желать, чтобы даже это название исчезло из обращения на всем американском континенте!

Мосс был совершенно ошеломлен, не понимая, в чем дело, и его растерянность только поощряла кондуктора еще больше осыпать его ругательствами и кричать на него. Но наконец и у Мосса загорелось негодование в душе, и, выстукивая телеграмму в Эмберлей, он с раздражением ответил своему обвинителю:

— Вы вот тут ругаетесь и кричите, но так как вы стары, то я не обращаю на это внимание. А что касается вашего проклятого товарного поезда, то он по обыкновению запоздал. Вовсе не моя обязанность пропускать его, пока вы не требуете сигналов. Для товарных поездов нет расписания. Если они опаздывают, то это их дело.

Но несмотря на справедливое негодование Мосса и возмущение против нанесенной ему обиды, слова кондуктора все же оказали свое действие. Он вспомнил загадочный случай с семафором. Ведь как-никак, а поезд был остановлен у «Белого Пункта»! И Мосс знал, что никакие его объяснения не удовлетворят его начальство, и, кроме того, в его воображении носилась уже, словно зловещий призрак, фигура инспектора Файльса из Конной Полиции…

В ожидании уведомления от агента Хентли инспектор Файльс удалился в небольшой деревянный домик, служивший полицейской городской станцией в Эмберлее. В домике были две комнаты и чердак под крышей. Меблировка этих двух комнат была самая скудная. Ничего в них не было, кроме деревянных столов и деревянных стульев. На чердаке помещались два полицейских солдата и дежурный унтер-офицер, которые спали на деревянных скамьях.

Стэнли Файльс сидел у окна, облокотившись на стол и подперев ладонью подбородок. Он отдыхал, готовясь к дальнейшей работе, и размышлял о ней. В этих диких областях он пользовался единственной в своем роде репутацией. Не проходило дня, чтобы ему не поручалось его начальством какое-нибудь серьезное и особенно трудное дело, часто даже сопряженное с опасностью для жизни. Сообразительность, находчивость и отвага Файльса не подлежали сомнению. Если он брался за какое-нибудь дело, то успех его считался обеспеченным. Он всегда был спокоен и никогда не выходил из себя и не поступал необдуманно. Его подчиненные говорили про него, что он всегда старался одним ударом попадать в цель.

Файльс был честолюбив. Он был молод, ему еще не было тридцати лет, и полицейская служба, заключающаяся в наблюдении за строгим выполнением закона и в преследовании его нарушителей, давала, по его мнению, наибольшие возможности выдвинуться, сделать быструю служебную карьеру в этой далекой стране, куда стекались из разных мест в целях наживы разного рода авантюристы и преступные элементы. И Файльс идеализировал свои полицейские обязанности, уверяя себя, что они обеспечивают безопасность и спокойствие общества.

С распространением в стране деятельности Общества Трезвости и принудительным введением закона, воспрещающего ввоз и торговлю спиртными напитками, исключая пиво, заключающего в себе лишь четыре процента алкоголя, пьянство не только не уменьшалось, но даже стало усиливаться. Контрабандная торговля спиртом возрастала, несмотря на все принимаемые против нее меры. Изловить контрабандистов не удавалось до сих пор никому из полицейских, находящихся в этой области. Стэнли Файльсу, как наиболее способному, было поручено это дело, и он понимал, что от его успеха зависела теперь вся его дальнейшая карьера и будущность.

Он раздумывал об этом, сидя у окна, откуда виднелась вдали маленькая живописная деревня, разбросанные домики которой полускрывались в густой зелени глубокой долины. Это был один из тех видов, которыми прерия очаровывает взоры и привлекает к себе, заставляя забывать ее темные стороны. Файльс тоже залюбовался этим видом, хотя не в первый раз смотрел на него. Он видел внизу, недалеко от того места, где находился, большую старую сосну, поднимавшую свою седую вершину к лазурному своду. Это огромное дерево было хорошо известно в стране, и оно указало Файльсу дорогу к неизвестной деревушке Скалистые Ручьи. Когда он ехал верхом по прерии в Эмберлей, то видел все время эту огромную старую сосну, возвышающуюся над окружающей равниной. Любопытство заставило его свернуть с дороги, сойти с лошади и подойти ближе, чтобы осмотреть этот удивительный экземпляр растительного царства, являющийся представителем очень отдаленной эпохи.

Однако Файльсу не удалось хорошенько рассмотреть это дерево. Его внимание было отвлечено присутствием молодой девушки, которая сидела на траве у подножия старой сосны, облокотившись на ее ствол, и, казалось, что-то шила. Ее рабочая корзинка стояла возле нее. Впрочем, когда Файльс подошел ближе, то он заметил, что она не работала, а пристально смотрела куда-то вдаль. Девушка была очень красива. Она была без шляпы, в легком летнем платье, и ее пышные темные волосы были связаны белой лентой. Она не сразу заметила приближение всадника, невольно заглядевшегося на нее и решившего в душе, что она самое красивое существо, когда-либо виденное им.