Тот же самый грубый голос, что приказал ему встать, теперь велел ему идти. Чья-то тяжелая рука крепко схватила его руки и повела вперед. Конечно, идти, ничего не видя, было очень неприятно, и это вызывало у Хоррокса странное ощущение, как будто он падает. Спустя несколько шагов его остановили, и он почувствовал, что его поднимают сзади и куда-то сажают. Он скоро увидал, что его посадили в телегу.
Затем два человека вскочили туда же, и он почувствовал, что сидит между ними.
Надо отдать справедливость Хорроксу, что он испытывал не столько страх, сколько досаду на себя, что он мог попасть в такую ловушку и метисы перехитрили его. Он не мог примириться с мыслью, что Лаблаш оказался проницательнее его и не поверил рассказу Готье. А он, Хоррокс, считал себя умнее ростовщика! Теперь он старался мысленно оправдать свое легковерие тем, что в прежнее время Готье доказывал ему не раз весьма ценные услуги… Он не мог постигнуть цели этого путешествия. Куда его везут, зачем? Конечно, Ретиф был изобретателем этого дьявольского плана, все подробности которого были, как видно, тщательно обдуманы и выполнены повинующимися ему людьми. Полицейский был уверен, что у этого ловкого разбойника была ввиду какая-то особенная цель, но как он ни ломал себе голову, сидя в телеге с завязанными глазами, он ничего не мог понять. Все это было слишком сложно для простого убийства…
Через несколько времени Хоррокс догадался, что телега ехала возле каких-то деревьев, так как он слышал шелест листьев, которые шевелил легкий ночной ветерок. Вдруг телега остановилась. Его бесцеремонно подняли и поставили на землю и так же бесцеремонно потащили вперед, пока он не почувствовал под ногами неровную почву, пни и кочки. Наконец его заставили остановиться и повернули лицом вперед. После этого он был развязан, и четыре сильных руки схватили его за руки и потащили задом, пока он не наткнулся на какое-то дерево, тогда ему снова связали руки и привязали сзади к стволу дерева.
Разбойники находились позади его, и он их не видел. Затем чья-то рука сзади быстро сорвала с его глаз повязку. Но прежде, чем он успел повернуть голову, он услышал треск в кустах и через минуту после этого скрип быстро уезжающей телеги…
Хоррокс остался один. Когда прошла первая минута ошеломления и он мог оглянуться, он увидел, к своему величайшему изумлению, что перед ним расстилается большое пространство болота и что он находится как раз на том самом месте на краю болота, до которого он дошел, выслеживая похищенное стадо, и где следы скота окончательно терялись.
Эта неожиданность так поразила его, что он даже позабыл обо всем остальном и только смотрел на обманчивое зеленое пространство и изумлялся. Зачем они это сделали? Какая странная фантазия пришла в голову разбойнику привязать своего пленника именно в этом месте? Но эту тайну он не мог разгадать никак и никогда еще в жизни не испытывал такой сумятицы в голове. Он не мог привести в порядок своих мыслей.
Он попробовал было ослабить веревки, привязывавшие его руки к дереву, но это оказалось невозможным, и все его усилия приводили лишь к тому, что веревки сильнее врезывались в его тело и он чувствовал боль. Метисы хорошо знали свое дело. Ему больше ничего не оставалось, как терпеливо ждать, что будет дальше. Он был уверен, что разбойник привязал его здесь с какой-нибудь определенной целью.
Мало-помалу он покорился неизбежному. Но сколько времени продолжалось такое состояние, — он не знал. Время потеряло для него всякое значение. Он был доволен, что разбойники сняли с его глаз повязку и он мог видеть, что происходит вокруг. Оставаться с завязанными глазами было слишком ужасно.
Он оглядывался кругом, но все было тихо в прерии, и постепенно его внимание остановилось на страшном, безмолвном болоте, и он вспомнил, что где-то тут, поблизости, находится тайная тропинка, которая пересекает его. Но он не видел решительно никаких признаков, указывающих, что тут есть какой-нибудь переход. Как он ни напрягал свое зрение, он только видел слегка колыхавшуюся высокую траву, и зеленая поверхность болота казалась ровной и непрерывной на многие мили. Лишь изредка, когда пролетал ветер, на ней показывалась рябь. Пряный аромат травы наполнял воздух, а вверху расстилалось темно-синее небо, усыпанное сверкающими звездами. Хоррокс мог различить призрачные очертания отдельных горных вершин, слышал крики ночных птиц и койотов. Но все это было слишком хорошо известно ему, как обитателю прерии, и не могло интересовать его. Тропинка, тайная тропинка через болото, вот что поглощало его мысли! Где она? Как ее найти?.. Если б он открыл ее, то загладил бы все ошибки, сделанные им. И, думая об этом, он даже забывал о своем беспомощном положении, и только боль в руках от веревок заставляла его вспоминать об этом, и он начинал беспокойно двигаться. Мало-помалу мысли его начинали путаться. По временам шум листьев, раздававшийся над его головой, заставлял его прислушиваться, и знакомые звуки, на которые он сначала не обращал внимания, вдруг стали казаться ему особенно резкими. Он невольно вслушивался в однообразный прерывистый вой хищников прерии, и ему казалось, что он все усиливается и становится все более и более жалобным и ужасным. Вся прерия, казалось, была наполнена звуками, которые росли и умножались.
Несмотря на свое неудобное положение, на душившую тревогу, он мало-помалу все же начал дремать. Природа брала свое. Голова пленника опустилась вперед, и глаза его сомкнулись помимо воли.
Но вдруг он встрепенулся, и сонливость исчезла у него в один миг. Он совершенно ясно различил какой-то отдаленный мерный шум, точно грохот, который постепенно усиливался, словно приближаясь. Прошла минута, другая — звуки стали отчетливее. Хоррокс прислушивался с величайшим напряжением. Наконец на лице его выразилась радость.
— Это стадо, — прошептал он, — стадо, которое приближается сюда с большой быстротой…
Он сразу оживился, не откроется ли ему теперь давно желанная тайна? Стадо быстро двигается сюда, ночью, по соседству с болотом. Что это означает? Конечно, тут может быть только одно объяснение. Это стадо уведено, и похититель его не кто иной, как метис Ретиф.
Затем мысль, что он намеренно приведен сюда, на край болота и привязан, подействовала на него словно душ холодной воды. Разумеется, ему не могут дозволить видеть, как проходит стадо через болото, чтобы потом отпустить его на свободу. Какова бы ни была безумная дерзость Ретифа, он все же на это не решится, думал Хоррокс. Тут что-то кроется. Какой-нибудь особенно коварный замысел. И в душу полицейского офицера невольно прокрадывался ужас.
Звуки приближались, становились яснее, и Хоррокс, словно зачарованный, смотрел в ту сторону, откуда они неслись. Ему даже казалось в неопределенном сумеречном свете, что он различает силуэты животных на горизонте. Он был привязан на опушке рощи, и перед ним лежало открытое пространство прерии вдоль края болота к северу и югу.
Однако ему только показалось, что он видит отдаленные силуэты животных, потому что стадо было гораздо ближе, чем он предполагал. Шум скоро превратился в непрерывный гул, и он увидел огромную движущуюся массу на слабо освещенной поверхности прерии. Очевидно, стадо было очень большое, но как он ни напрягал своего зрения, но все-таки не мог определить количества животных. Оно было очень велико. Он мог видеть также нескольких пастухов, но узнать никого не мог.
Но его ожидал еще другой сюрприз. Он так был поглощен созерцанием приближающегося стада, что ни разу не повернул головы в другую сторону. Но вдруг он услышал продолжительное мычание с противоположной стороны и тотчас же повернулся туда. К своему великому изумлению, он увидал, всего на расстоянии каких-нибудь пятидесяти ярдов, одинокого всадника, который вел за собой на веревке пару быков, привязанных за рога. Появление этого всадника казалось просто загадочным. Лошадь его спокойно щипала траву, а он сам сидел, опершись локтями на луку седла и, видимо, отдыхая. Но он тоже устремил взор в том направлении, откуда двигался скот. Хоррокс старался разглядеть его, но в таком сумеречном свете нельзя было ясно видеть. Он заметил только, что лошадь была очень темной масти, и всадник был маленького роста, с длинными волосами, которые рассыпались по плечам из-под широкополой войлочной шляпы. Всего больше поражало несоответствие между величиной лошади и маленьким ростом всадника, который, сидя, выпрямившись в седле, казался мальчиком лет пятнадцати-шестнадцати.
