Она задумчиво поглядела вдаль и добавила:
— Мне кажется, будь Питер жив, я бы делала для него то же самое!..
Беннингфорд молчал. Глаза у него были полузакрыты, и он выглядел равнодушным, но мысли вихрем кружились у него в голове. История, рассказанная ему девушкой, послужила толчком для дикого плана, который бессознательно зародился в его деятельном мозгу. Когда же он, подняв голову, взглянул на Джеки, его поразило какое-то упрямое выражение, которое он увидал на ее лице. Она почему-то напомнила ему в эту минуту тех женщин в истории, в различные времена, которые своими деяниями расшатывали основы империй. Тлеющий огонь скрывался в глубине ее глаз, и только ее туземная кровь могла объяснить это. Мрачная тень лежала на ее прекрасном лице, точно предвестник душевной трагедии. Джеки была страстной натурой, одинаково способной как сильно любить, так и сильно ненавидеть.
Она уселась на землю, и ее беспечная поза указывала, что она привыкла к такому месту отдохновения. Ее нарядные сапожки для верховой езды выглядывали из-под края юбки из грубой туземной материи. Широкополая мягкая фетровая шляпа съехала у нее на затылок, и кудри ее волос, падая на лоб и спускаясь по бокам, образовали как бы рамку ее прелестного личика, яркие краски которого напоминали рисунки Ван-Дейка.
Беннингфорд встал.
— Скажите мне, знал ваш дядя что-нибудь об этом? — спросил он, глядя на стаю диких уток, с шумом опустившихся в болото, поросшее тростником, и с таким же шумом поднявшихся оттуда и улетевших.
— Ни одна душа на свете ничего не знала! Разве вы то что-нибудь подозревали?
Беннингфорд отрицательно покачал головой.
— Ничего решительно, — отвечал он. — Я знал о Питере только то, что знали все. Иногда только я удивлялся, что ни мое стадо, ни стадо дяди Джона не подвергались опасности. Да и его выбор своих жертв порой изумлял меня. Точно он мстил кому-нибудь… Но я не подозревал правды. Скажите, метисы знали что-нибудь о родстве Питера с вашей матерью?
— Нет, только я одна знала рб этом. Это было тайной.
— А!
Девушка с любопытством взглянула в лицо своего спутника. Тон его восклицания поразил ее. Она не понимала, к чему клонятся его вопросы, но ничего не могла прочесть на его лице, оно было непроницаемо. Беннингфорд молчал, и в душу ее закралась тревога. Она не знала, как он отнесся к ее истории, к ней самой? Она боялась, что он отвернется от нее с презрением. Несмотря на свою смелость, на мужскую твердость характера и независимость, она все же была только женщиной, и при том была способна на сильную привязанность и глубокое чувство. Мужские черты, присущие ее характеру, были лишь результатом окружающих условий ее повседневной жизни и обстановки.
Но Беннингфорд совсем не имел таких мыслей. Может быть, 24 часа тому назад ее рассказ заставил бы его содрогнуться. Теперь было совсем другое. В нем проснулась такая же дикая отвага, какая была у нее. Он уже слишком окунулся в жизнь прерии, чтобы возмущаться поведением мужественной девушки, принявшей такое горячее участие в своем кровном родственнике. При других обстоятельствах, может быть, он и сам бы превратился в такого же злодея, как Ретиф? Во всяком случае, смелость, отвага этого человека, его презрение к опасности невольно привлекали его. Он грабил богатых скотопромышленников, обиравших бедных, невежественных метисов, своих братьев по крови, но при этом он сам рисковал собственною жизнью. А Лаблаш? Лаблаш — грабитель, ростовщик и шулер, но он находится под покровительством законов!..
— Как далеко простирается эта долина? — внезапно обратился он к Джеки и, поднявшись на камень, поглядел в южную сторону, где конец таинственного ущелья терялся вдали.
— Мы полагали, что она имеет в длину триста миль, — отвечала Джеки. — Она прямо врезается в недра гор, а затем выходит в предгорья в тридцати милях к югу от границы. Она кончается в Монтане.
— Питер уводил по этой дороге свой скот? Он делал это один? — спросил Билль, снова садясь на камень.
— Да, один, — отвечала девушка, удивляясь его вопросам. — Моя помощь оканчивалась здесь. Питер откармливал здесь свое стадо, и затем угонял его в Монтану. Там никто не знал, откуда он являлся. Это место так удивительно хорошо скрыто, что никому не удавалось проникнуть сюда. Тут одна только дорога и та ведет через Чертово болото. Зимой, конечно, сюда можно пройти отовсюду, но ни один человек в здравом уме не решится в этакое время года пускаться в подобное путешествие в предгорья. В другое же время можно пройти только по секретной тропе. Да, это место самой природой предназначено для подобных дел. Долина представляет превосходную скрытую естественную дорогу.
— Удивительно! — Беннингфорд даже позволил себе улыбнуться, говоря это. — Про Питера говорили, что он имел кучу денег, — сказал он.
— Да, я думаю, что он зарыл тут кучу долларов. Он прятал тут свои деньги, в этой долине. — Джеки тоже улыбнулась при взгляде на его бесстрастное лицо, но тотчас же снова стала серьезной.
— Тайна эта умерла вместе с ним, она глубоко погребена в этом гнилом болоте, — прибавила она.
— А вы уверены, что он там погиб, в этом болоте?
Вопрос его прозвучал так настойчиво, как будто он придавал особенно важное значение этому факту.
Джеки, несколько пораженная его настойчивостью, отвечала не сразу.
— Да, он там погиб, — сказала она наконец, — но это никогда не было вполне установлено. Большинство все-таки продолжает думать, что он просто-напросто скрылся из этой страны. Я же нашла его шляпу возле тропинки, и кора болота у этого места была проломлена… Да, я уверена, что он провалился туда. Будь он жив, я бы знала об этом…
— Но как же случилось, что Золотой Орел остался жив? Наверное, Питер никогда не переходил болота пешком?
Девушка была как будто озадачена этим вопросом. Но тем не менее ее уверенность в том, что Питер погиб в болоте, не поколебалась.
— Нет, — сказала она несколько нерешительно. — Обыкновенно он не ходил пешком. Но… он иногда выпивал!..
— Понимаю! — заметил Беннингфорд.
— Однажды даже я спасла его, потому что он собирался идти по ложному пути в том месте, где тропинка разветвляется… Он тогда выпил… Да, — повторила она с уверенностью, — он тут погиб.
Беннингфорд был удовлетворен ее ответами. Он внезапно поднялся с места. Крик диких уток вдали заставил его на мгновение повернуть голову. Но взгляд его уже был не таким бесстрастным, как раньше. На лице его появилось выражение твердой решимости, когда он снова посмотрел на фигуру девушки, продолжавшей сидеть скорчившись на земле. Что-то в ее взгляде заставило его опустить глаза.
— Этот, ваш брат, был высокий и худощавый? — внезапно спросил он.
Она кивнула головой.
— Я видел его издали, — продолжал он. — Если я хорошо припоминаю его, у него было темное лицо и впалые щеки?
— Да, — ответила Джеки, с любопытством взглядывая на него.
Он снова отвернулся и стал смотреть туда, где утки весело плескались в воде. Зимний холодок, остававшийся в воздухе, почти уничтожал бальзамическое веяние весны. Это было указанием, что час был уже поздний и надо было торопиться.
— Теперь выслушайте меня, — проговорил он каким-то особенно твердым голосом, обращаясь к девушке. — Сегодня я потерял все, что еще оставалось у меня от моего маленького ранчо, все! Нет, на этот раз не Лаблаш, другой ваш приятель, Педро Манча, обыграл меня? — поторопился он предупредить ее слова, слегка улыбнувшись. — Я же открыл источник удивительного, феноменального счастья Лаблаша. Он систематически обокрал нас обоих, вашего дядю и меня.
Девушка вскочила на ноги, в сильном волнении.
— О, как я ненавижу его! — вскричала она.
— Да, мы оба разорены, ваш дядя и я, — продолжал он. — И притом он обманным образом обыграл нас, как обыгрывал и других. Я не знаю в точности, сколько проиграл ему ваш дядя, но думаю, что втрое больше, чем я.
— А я знаю его потери! — воскликнула девушка. — У Лаблаша в руках закладные на наше имущество, на сумму в двести тысяч долларов. Сколько бы я ни старалась, я не могу выкупить их. Что ожидает впереди моего старика дядю? Гибель всего…