— А что же есть?

— Группа абсолютно беспринципных бизнесменов итальянского и сицилийского происхождения, которые контролируют самые разнообразные сферы преступной деятельности в этой стране. Общего названия они себе не придумали.

— И именно к ним вы обратились в 1936 году, когда вам понадобился учитель или поводырь?

Коул стряхнул пепел с сигары на поднос:

— Да. Именно они послали меня в колледж и университет. Когда я сказал, что мне нужен поводырь, они сделали меня партнером в одной из наиболее респектабельных юридических контор Вашингтона, той самой, в которой я теперь являюсь старшим партнером, — «Харрингтон, Меклин и Коул».

— О Меклине я слышал, — вставил я.

— Он чуть не стал членом Верховного суда,

— Что помешало?

— Харрингтон умер до моего приезда в Вашингтон в 1936 году. Меклин, к его несчастью, питал слабость к азартным играм. Бриджу, покеру, особенно к покеру. Так вот, в одном известном вашингтонском клубе мои спонсоры, назовем их так, посадили за карточный стол шулера, и в тот вечер он обыграл мистера Меклина на пятьдесят тысяч долларов. Неделей позже проигрыш за вечер составил еще семьдесят пять тысяч. Шулер, который, естественно, держался очень уверенно, как принято среди них, и не вызывал ни малейших подозрений, согласился дать Меклину еще один шанс отыграться. Меклин воспользовался этим шансом неудачно, просадив девяносто тысяч и, разумеется, не смог их заплатить. Шулер начал проявлять нетерпение, грозил разоблачением, и мои спонсоры поспешили на выручку с заемом, который помог Меклину полностью выплатить долг. Когда же пришло время возвращать заем, денег у Меклина не охазалось, и они предложили ему взять нового партнера.

— То есть за ваше вхождение в респектабельную юридическую контору они выложили двести пятнадцать тысяч долларов.

Коул добродушно хохотнул.

— Отнюдь. Им это обошлось в тысячу или чуть больше, которые заплатили шулеру. Они одалживали Меклину те самые деньги, которые он отдавал шулеру.

— А что было потом?

— Как обычно, пошли разговоры, и Рузвельт изменил свое отношение к Меклину. И тот озлобился. С какой радостью использовал он любые юридические зацепки, чтобы досадить администрации. И во многих случаях достигал успеха. А я всегда был рядом. Он научил меня договариваться с, казалось бы, непримиримым противником, показал, когда и как нужно идти на компромисс, и, поверьте мне, мистер Которн, это целая наука.

— Что-то я не понимаю, к чему вы клоните.

— Довольно часто на вашингтонском горизонте возникает крестоносец, обнажающий меч против неверного, имя которому — организованная преступность. В начале пятидесятых годов такой поход организовал сенатор Кефовер. В шестидесятых ему на смену пришел сенатор Макклелленд, а еще через десять лет — Специальная группа по борьбе с организованной преступностью, назначаемая президентом.

— Помню, — кивнул я. — И также помню, что особых результатов не было.

— Каждое расследование знаменовалось кричащими разоблачениями, газеты выходили с огромными заголовками, публика вопила: «Мой бог, почему не предпринимается никаких мер! Положение же катастрофическое!» И так далее, в таком же духе.

— На этом все и заканчивалось.

— Практически да, и не без причины. Видите ли, все правоохранительные организации, как местные, так и на уровне штата и государства, прекрасно понимают, что происходит и кто от этого выгадывает. За долгие годы мои спонсоры выработали неписанные договоренности относительно раздела территорий и масштаба проводимых операций. Они в целом придерживаются их, и правоохранительные органы, в свою очередь, идут на компромисс по второстепенным, но достаточно важным вопросам, поскольку знают, на кого ложится ответственность. Одна из основных задач, возложенных на меня, — поддерживать это хлипкое равновесие.

— А несколько сот тысяч долларов могут сотворить чудеса, — ввернул я.

— Я бы сказал, несколько миллионов.

— И вы можете их предложить?

— Да, могу, но не совсем так, как вы, возможно, себе это представляете. Допустим, моему клиенту нужно, чтобы некий сенатор повлиял на кого-то еще. Я никогда не буду обращаться к сенатору напрямую. К нему обратится его банк или сборщик фондов на предвыборную кампанию или даже другой сенатор, которого чуть прижал его банк. Как вы видите, мы стараемся выбрать обходной путь.

— Но все-таки кто-то где-то получает взятку.

— Взятой дают, потому что их берут, и за тридцать три года, проведенных в Вашингтоне, я видел немало уважаемых людей, даже членов кабинета, которые жадно тянулись к деньгам.

— Вы прочитали интересную лекцию о моральных принципах Вашингтона, но я так и не понял, каким же образом Анджело Сачетти шантажирует вас. И почему вы поделились со мной всеми этими секретами? Я же не исповедник.

Коул помолчал. Прикрыл глаза, словно вновь размышлял, что еще можно мне доверить.

— Я посвящаю вас в эти подробности, мистер Которн, потому что это единственный способ показать вам, сколь серьезно и важно то, о чем я хочу вас попросить. Я обещаю быть предельно кратким, но надеюсь, что, выслушав мбня до конца, вы осознаете, что мне необходима ваша помощь. И убедить вас в этом может только моя откровенность.

— Хорошо, — кивнул я. — Я вас выслушаю.

— Вот и отлично. Мой бывший партнер, ныне покойный мистер Меклин, быстро сообразил, что с ним произошло. Он был далеко не дурак, но из ненависти к администрации начал активно заниматься делами моих спонсоров. Его привлекло их всесилие во многих, если не во всех областях. А власть интересовала Меклина даже больше, чем азартные игры. И он посоветовал им вкладывать капитал в различные легальные предприятия.

— Что они и сделали?

— Поначалу нет. Им не хотелось воспользоваться советом постороннего. После смерти Меклина я порекомендовал им то же самое, и на этот раз они оказались сговорчивее. Вложили свой капитал в акции, банки, заводы, некоторые другие сферы предпринимательства.

Коул помолчал. Я так же молча ожидал продолжения. Когда же он заговорил вновь, голос его переполняла задумчивость, словно он обращался к самому себе.

— Меклин очень благоволил ко мне и едва ли не в первый год нашей совместной работы сказал: «Оберегай свои фланги, сынок. Веди записи. Записывай все. Вещественные доказательства, Чарли, станут твоей единственной защитой, когда они наконец решат покончить с тобой, а этот день, клянусь Богом, обязательно придет».

— Как я понимаю, вы последовали его совету.

— Да, мистер Которн, последовал. Я был советником или, если вы предпочитаете более романтический титул, Consigliere моих спонсоров почти тридцать лет. Разумеется, наши отношения не всегда развивались гармонично. Некоторые выступали против меня.

— И что с ними стало?

Коул улыбнулся, и я даже пожалел тех, о ком он подумал в этот момент.

— Кое-кого выслали из страны, когда власти неожиданно выяснили, что эти люди родились совсем не в Соединенных Штатах, как они ранее утверждали. Других арестовали, судили и приговорили к довольно длительным срокам на основе улик, загадочным образом оказавшихся в распоряжении правоохранительных органов.

— Под уликами вы подразумеваете подлинные документы.

— Ну… разумеется. В каждом случае обвинительный приговор не вызывал сомнений.

— Приятно осознавать, что иногда вы сотрудничаете с защитниками правопорядка, — я позволил себе улыбнуться.

— Они учились жить со мной, а я — с ними. Все-таки мы стремились к одной цели — создать рациональную структуру противозаконной деятельности.

— Вот тут на сцену выходит Анджело Сачетти?

— Именно так, мистер Которн. Вы, возможно, не знаете, что Анджело и я не были близки, несмотря на то, что я являлся его крестным отцом. Для моих спонсоров это означало очень многое. Я пытался дать ему образование, но потерпел жестокую неудачу. Его выгоняли из трех колледжей, и каждый раз он объявлялся в Нью-Йорке, где мои спонсоры баловали его деньгами и женщинами. Они восторгались им, я же терпеть не мог, даже когда он был ребенком. У меня гора свалилась с плеч, когда он решил попробовать свои силы в кино. Стать актером. Внешностью его Бог не обделил, а вот таланта ке дал.