— Я решила, что твоя старая форма уже никуда не годится.

— И как я объясню, что ухитрился переодеться?

— Не стоять же тебе на почетном посту, как огородному пугалу. Я чту предков.

Томэ нагнулся и ощупал новый кафтан.

— А почему воротник стоечкой?

— Новый покрой. Постепенно всех переоденем.

— А Ставр, значит, все переставляет кровати.

— Ну, девочек-то он поменять не может. Тем более что вассалы не перестают поставлять младших сыновей, которые не смогли устроиться в других местах. Нелегко содержать богадельню для неудачников.

— Ах, он бедняжка. Думаю, еще Аксель помнит те времена, когда великим домам не приходилось стыдиться своих дружин.

— Теперь другие порядки. Если кто-то пробует собрать вокруг слишком много бойцов, в Синклите сразу начинается истерика.

Томэ снова потрогал воротник новой формы.

— Мне не нравится.

— Не капризничай.

Тарамис подошла и забрала кафтан из его рук.

— Пойдем, я знаю занятие поинтересней.

Следом за девушкой Томэ вошел в хорошо знакомую спальню. Почти все свободное место в комнате занимала роскошная кровать.

— Я, между прочим, голодный, — сообщил Томэ.

— Как жаль, ты должен лучше заботиться о себе. Мой любимец всегда должен быть в лучшей форме. В имении у меня есть жеребец, его зовут Принц, я приставила к нему целый отряд слуг, чтобы они следили за ним каждую минуту. Но, думаю, отец не поймет, если организую для тебя специальное стойло. Так что ты уж, пожалуйста, постарайся сам.

— Хочешь меня разозлить?

— Ты и так постоянно недоволен собой, окружающим миром и местом, которое в нем занимаешь. Только и знаешь, что растравлять сам себя. Я как-то видела в одном балагане карлика с двумя членами. Я тогда подумала — интересно, а может он себя удовлетворять двумя руками разом? Ты со своими вечными обидами чем-то его напоминаешь.

Ладонь Томэ скользнула по плечу Тарамис и легла на стройную шею.

— Что-то хочешь сказать, милый?

Пальцы Томэ напряглись, он знал, что на коже девушки останутся следы, но Тарамис только шире улыбнулась, в ее глазах зажглись азартные искры.

— Тарамис, у меня действительно был тяжелый вечер.

— А я тебя, конечно, раздражаю. Как неприятно. Но что же ты сделаешь? Ударишь меня? Свою госпожу? Или уйдешь? А что если пожалуюсь отцу? Просто попрошу его от тебя избавиться. Без объяснений. Как думаешь, что будет?

— Слишком сложный вопрос, для такого усталого человека. А как ты считаешь, если ты все-таки выведешь меня из себя, и я сожму пальцы и дерну — что будет с твоей шеей?

Ладонь Тарамис уперлась в его грудь.

— Как часто бьется твое сердце. Потрясающе. Знаешь, перед тем как я вернулась во дворец, я хотела напоследок прокатиться на Принце. Я стояла рядом с его мордой, а он вдруг попробовал встать на дыбы. Думаю, если бы я выпустила уздечку, он бы меня затоптал. Кто-то из слуг донес отцу и тот стал уговаривать меня взять лошадь поспокойней. Вот ведь глупость. Как можно получить удовольствие, если нет риска?!

Томэ зашипел и оттолкнул девушку. Она упала на кровать, от резкого движения халатик распахнулся.

— Ну, прости, прости меня, я знаю, что я плохая девочка, — Тарамис вытянула ногу, ее ступня коснулась его бедра. — Куда ты смотришь? А-а-а, понятно. Иди же сюда, меня надо как следует наказать.

Позже Томэ лежал среди разбросанных подушек, а Тарамис совала ему в губы горлышко бутылки с каким-то приторным ликером.

— Давай, еще глоточек.

— Что это за пакость?

— Дурачок, это сейчас самый модный напиток в Столице.

— Всегда знал, что в Столице полно идиотов.

Девушка заставила его сделать еще один глоток. Томэ поперхнулся и закашлялся.

— Все, хватит с меня.

Он отобрал бутылку, заткнул ее пробкой и бросил на дальний конец кровати.

— Грубиян. Тогда, может, расскажешь о своих сегодняшних приключениях?

— Да ничего особенного. Если не считать того, что Схола вмешалась, обычный вечер.

— Меня беспокоит драка с лирийцами. Отец, кажется, пытается с ними поладить, так что это может его разозлить.

— Неужели ты действительно за меня волнуешься? Если Магистры ордена не дураки, они должны понимать, что некоторые вещи от Ставра не зависят. В Столице такие стычки обычное дело. Тем более после того как Совет решил, что дружинники должны помогать Схоле охранять порядок на улицах. Не знаешь, кому в голову пришел этот идиотизм?

— Томэ, мерзавец, о чем ты говоришь?! Рядом с тобой красивая девушка. Между прочим, многие говорят одна из самых красивых в Столице. А ты о политике взялся рассуждать. Ты бы еще баланс правительственного бюджета стал подсчитывать.

— Кстати, о бюджете. Мне нужно пару монет, чтобы перетоптаться до жалования.

— Куда ты их тратишь?

— Ты удивишься, но в Столице жизнь не дешевая. Жалования от щедрот твоего папы хватает в обрез.

— А как же живут остальные дружинники?

— Либо ждут, пока родня пришел денег из дома, либо тащат все, что плохо лежит.

Тарамис приподнялась на локте и оперлась подбородком на кулачок.

— Не понимаю я, Томэ. Ты так носишься со своей гордостью и независимостью, и одновременно тянешь деньги из любовницы. Как такое может быть?

Томэ молча смотрел в потолок. В голове шумело, то ли от выпитого, то ли от усталости, перед глазами плавали какие-то круги, он опустил веки.

— Не знаю. Хотел бы сказать, что мне все равно, но ты поймешь, что я притворяюсь. На самом деле противно. Но мне кажется, что тебе тоже бывает грустно, каждый раз, когда ты даешь мне кошелек. А ведь делать друг другу больно наша любимая игра, верно? Жаль, никак нельзя точно подсчитать, кому все-таки больней.

Через шум обосновавшегося в мозгу духового оркестра, он услышал, как Тарамис усмехается.

— Мой коварный малыш. Ты даже в мелочах не хочешь признавать поражение. За это я тебя тоже люблю. Не волнуйся, скоро я придумаю, как тебя озолотить.

— Я тебя за это ненавижу. У тебя и так и передо мной все преимущества, но ты все время боишься, как бы я не сравнял счет.

— Надо же, "счета"! Скоро заговоришь про проценты и проценты на проценты. Ты ведь все-таки аристократ, откуда этот торгашеский подход. Где ты им заразился?

Теперь девушка откровенно смеялась.

— Вот уж не знаю. Люди меняются со временем. Обычно к худшему. Когда-то, давно, на празднике Середины лета, дядя показал мне очень красивую девочку с чудесными длинными волосами. Я даже засмотрелся на нее. Зачем ты подстриглась, Тарамис?

Томэ облизал пересохшие губы. Для чего он все это говорит? И кому? Тарамис ведь ничего не забудет и, можно не сомневаться, найдет способ обратить против него.

— Жаль, что мне тебя никто не додумался показать, — прошептала Тарамис. — Наверное, ты был жутко забавный. Хотя, я, скорее всего, все равно бы уже об этом забыла. А у тебя, значит, обостряется память.

Он чувствовал, что девушка склонилась над ним. Ее дыхание щекотало его щеку, а кудри касались плеча.

— Ты о чем?

— О побочных эффектах, они у тебя необычные. Но сейчас меня больше интересует самый главный. Если бы я сегодня хотела покопаться в прошлом, то позвала бы свою старую няньку.

— Тарамис, я устал…

— Правда? Действительно?

Узкая ладонь скользнула по его бедру и сжала весьма чувствительную часть тела. Томэ вздрогнул и открыл глаза. Тарамис была права, по крайней мере, кое-что в его теле и не думало об усталости. Простыня, на которой он лежал, в один миг стала ледяной, а в следующую секунду уже казалась обжигающей, как железо нагретое солнцем.

— Ликер, — прошипел он, — что ты туда подмешала?

Тарамис захихикала, перекинула через него стройную ногу и обосновалась на животе Томэ.

— Это для твоей же пользы. Ты же хочешь, чтобы никто ни о чем не догадался. Так вот я и постараюсь, чтобы на следующий день ты выглядел по-настоящему вымотанным.

— Ведьма.

— Не дуйся, малыш. Тебе понравится.

Сопротивляться у Томэ не было сил. А очень скоро его оставила и сама мысль о сопротивлении.