— Кажется, мне никто не угрожает, — прищурился канцлер.

— А Отто считает, что человек, сидящий на бочке с порохом, у которой подожжен фитиль, находится в большей безопасности, чем вы!

— Откуда он это взял?!

— Такой вывод он сделал, основываясь на сводках, которые поставляет ему ведомство военной разведки и контрразведки, — вздохнул Шпеер.

— Ну, и откуда же исходит такая угроза?

Крылья носа канцлера дрогнули.

— От польских националистов. Некоторые ультранационалистические группы в Польше рассматривают вас как символ стремления Германии к оккупации их страны. Отто сказал, что за последний год возникло по меньшей мере три заговора против вас. Он предложил мне поставить на ближайшем заседании кабинета министров вопрос об усилении вашей охраны!

— Ладно, — оборвал его канцлер, — заговоры с целью убийства, козни польских националистов и так далее должны интересовать Службу безопасности. Но не нас с тобой. Давай лучше выпьем еще по рюмке «Химбеергайста»!

Когда Шпеер ушел, канцлер позвонил Роммелю:

— Надо срочно переговорить. С глазу на глаз!

У Роммеля сразу испортилось настроение. Он решил, что Фишер захотел снова устроить ему головомойку. Однако, вопреки ожиданиям шефа Службы безопасности, канцлер даже не вернулся к вопросу организации слежки за фон Мольтке и спросил совсем о другом:

— Твоей службе что-нибудь известно о заговорах с целью устранения канцлера Германии?

— У нас или в других странах?

Роммель осторожничал и не спешил с ответом.

— В других странах, — буркнул канцлер.

— Кое-какие попытки в этом направлении предпринимали группы радикально настроенных поляков.

— Почему мне об этом не докладывали? — не предвещавшим ничего хорошего голосом спросил Фишер.

— Мы посчитали нецелесообразным отвлекать ваше внимание на разные пустяки, — неожиданно спокойно ответил Роммель. — Так называемые «заговоры» оказываются на деле баснями, которыми тешат себя группки сумасшедших интеллигентов. У них нет ни денег, ни оружия, ни мозгов. Пару таких групп легко обезвредили польские власти. Допросы показали абсолютную несерьезность их действий, и участники «заговора» отделались восьмимесячным заключением. Вы можете в любой момент уволить меня, — с достоинством посмотрел прямо в глаза канцлеру Роммель, — но пока я нахожусь на своем посту, вам нечего беспокоиться. Так подсказывает моя интуиция, опыт и здравый смысл!

Канцлер на мгновение призадумался. «Пожалуй, я поторопился сделать вывод о его профессиональной непригодности, — решил он. — Парень честен, смел, нелицеприятен. Такой человек на посту шефа Службы безопасности в тысячу раз лучше подхалима, готового лишь смотреть в рот вышестоящему начальству и поддакивать каждой глупости!»

— Впредь я прошу коротко информировать меня о всех заговорах с целью покушения на мою персону, — негромко произнес канцлер. — Установление же эффективной слежки за фон Мольтке — по-прежнему задача номер один. — Фишер выдержал паузу и безжалостно заключил: — Только теперь я даю на это не месяц, а всего одну неделю.

Вера Наумова и Франсуа Тюренн сидели на террасе ресторана «Оберж». В нескольких десятках метров внизу плескалась Сена. В чернильно-черной воде отражались лампы фонарей.

— Ты спасла меня от катастрофы, — положил свою большую теплую ладонь на узкое запястье Веры Тюренн. — Если бы не ты, мне пришлось бы бросать цирковое дело и подыскивать себе другую работу…

Вера промолчала. Подцепив серебряной вилкой кусочек «трите вовре» — форели в винном соусе, отправила его в рот. Запила глотком превосходного «Мюскаде».

Еще неделю назад циркачка фактически оказалась на грани голодной смерти и искренне высмеяла бы человека, который сказал бы ей, что она скоро будет сидеть в дорогом ресторане и поглощать изысканную пищу.

— Я купил для Луизы новую сбрую и седло. Все в серебряных и золотых блестках. Сегодня уже примерил. Смотрится эффектно! — донесся до Веры голос Тюренна.

Наездница отодвинула тарелку с «трите вовре» и попробовала «коке» — черный пудинг, напичканный всевозможными ароматными травами и пряностями. Вера различила тмин, гвоздику, корицу, мяту. Другие приправы были ей незнакомы.

— Завтра ты будешь выступать в новом зале. Я снял помещение рядом с музеем Орсэ. Триста зрительских мест. После хвалебных рецензий в парижских газетах оно будет заполнено до отказа!

Вера вздохнула:

— Я до сих пор с трудом верю, что все это — не сказка…

Незаметно подошедший официант наполнил бокалы и неслышно удалился.

— Выпьем за твой успех и за то, чтобы он сопутствовал тебе всегда! — взволнованно проговорил Тюренн.

Наумова улыбнулась, с готовностью чокнулась и осушила бокал.

Представление под крышей нового помещения прошло блестяще. Триста зрителей, заполнив все места, нетерпеливо ждали, когда на арену выйдет Наумова.

И она не подвела ожиданий своих поклонников. Выступала легко и раскованно. Казалось, лошадь и наездница представляют собой единое целое. Вера творила на арене все, что хотела: взлетала на круп Луизы и спрыгивала на ковер, прокрутив в воздухе сальто в три с половиной оборота; ездила на лошади задом наперед; скользила у нее под брюхом, чтобы потом грациозно усесться в седло и приветственно помахать зрителям рукой.

Когда номер закончился, Веру долго не отпускали за кулисы. Ей пришлось совершить три почетных круга, прежде чем аплодисменты поутихли.

За кулисами Веру встретил Франсуа Тюренн. Как только его дела пошли в гору, он сразу же купил себе несколько новых костюмов, побрился и сделал дорогую прическу. Лицо его округлилось и владелец цирка стал походить на преуспевающего дипломата.

Подав Вере руку, он помог ей сойти с лошади. Стоявший наготове конюх увел Луизу в конюшню. Теперь она получала тройную норму овса, в которую добавлялись витамины и вкусовые примеси. За ней ухаживал специально приставленный конюх. Он мыл Луизу, чистил скребком, расчесывал хвост и гриву.

— Я верил в то, что сегодняшнее выступление станет твоим триумфом, и не ошибся, — торжественно объявил Тюренн. — Тебе, Вера, на роду написано покорять сердца зрителей.

Вера устало улыбнулась. На арене она ощущала во всем теле необыкновенную легкость, но сейчас на нее навалилась тяжелая усталость.

Тюренн заметил это и ласково подтолкнул Веру в сторону артистической уборной:

— Прими душ, переоденься… Тебя ожидает сюрприз!

Отдохнув после представления, Вера и Франсуа отправились в Сен-Жерменский лес. Здесь Сена делала петлю. Мимо машины проплывали белоснежные дома буржуа. «Чем богаче человек, тем меньше в доме этажей, — подумала Вера. — Только миллионер может построить себе виллу на участке, где уместился бы небоскреб…»

Она опустила стекло, вдыхая запах свежей травы и цветов. Франсуа притормозил возле чугунных ворот. Несколько скрытых в траве фонарей подсвечивали их со стороны виллы.

— Восемнадцатый век, ручное литье, — кивнул Франсуа.

Ворота раскрылись, и он направил свое «рено» на дорожку, ведущую к дому.

Вера молчала. Сообщение о том, что богатый поклонник таланта наездницы пригласил ее на ужин, взволновало девушку. Месяц назад она прибыла во Францию почти без гроша в кармане. А теперь — известность, хвалебные рецензии в газетах. И тут еще богатый поклонник…

Франсуа осторожно притормозил у дверей виллы. Лакей в ливрее кофейного цвета распахнул дверцу машины, помог Вере выйти.

Лакей провел Наумову в вестибюль, который показался Вере в несколько раз больше ее московской квартиры.

Увидев себя в высоких старинных зеркалах, Вера смутилась. По совету Франсуа она надела легкое красное платье в белый горошек, купленное во время распродажи в соседнем магазине, которое подчеркивало ее высокую грудь и тонкую талию. Но сейчас ей показалось, что лучше было бы надеть какой-нибудь расхожий костюм из циркового реквизита.