— Твоя голова… Что она значит, когда речь идет о моей безопасности, — проворчал канцлер.

— Я гарантирую вам — в мире не существует силы, которая была бы способна навредить вам! Наши возможности таковы, что мы можем нейтрализовать армию небольшого государства, не то что банду террористов! — Мюллер поиграл желваками. — И пусть это вам не нравится, но я повторяю: ставлю свою голову на отсечение, что ни один волос не упадет с вашей головы!

Громадное здание, больше похожее на крепость феодальных времен, находилось в ведении германской секретной службы. Нет необходимости уточнять, что оно днем и ночью охранялось бдительнейшим образом. Помимо вычислительного центра, штаба и других подразделений, в нем располагался кабинет шефа германской секретной службы.

Эрик Мюллер пересек его по диагонали и подошел к книжному шкафу. Полки были уставлены тяжелыми томами энциклопедии «Брокгауз и Эфрон», роскошно изданными сочинениями Гете, произведениями крупнейших немецких философов — Гегеля, Канта, Шеллинга.

Мюллер снял с полки томик «Науки логики» Гегеля. Протянув руку, нащупал скрытую за книгой кнопку и нажал на нее. Полки беззвучно отошли в сторону и открылась небольшая железная дверь, окрашенная в серую краску.

Эрик повернул ручку и оказался в узком коридорчике. Дойдя до лифта, рассчитанного всего на двух человек, он спустился вниз, в подземный гараж, где его поджидала синяя «порше».

Мюллер сел в машину и, нажав кнопку на дистанционном датчике, открыл ворота.

— Я еду к тебе, радость моя, — проговорил он в трубку радиотелефона.

— Ты рад тому, что я для тебя сделала?

— Рад?! Не то слово! Мне трудно описать свои чувства. Я просто на седьмом небе от счастья. Шутка ли — в сорок лет оказаться в одном из важнейших кресел Германии!

Мюллер чуть отстранился от Кунигунды. Ему хотелось получше рассмотреть ее тело, белевшее на тончайших розовых простынях. Он разглядывал ее белый торс, великолепный своей гармонией и завершенностью линий, и наконец сказал полушутя-полусерьезно:

— Ты создана на радость и счастье мужчинам!

Им очень не хотелось расставаться. Когда Эрик на прощание целовал ее, Кунигунда чувствовала, что для него сейчас не существует ничего, кроме ее бледных щек, белых зубов, прохладного лба и пальцев, тихонько скользивших по его лицу. Она сделала для Мюллера больше, чем могла любая другая женщина, и привязала к себе такими узами, которые могла разорвать только гибель одного из них.

Лех Мазовецкий не спеша шествовал по Друри-Лейн. Наблюдая за своим отражением в витринах магазинов, он с удовольствием отмечал, что совершенно растворился в лондонской толпе. Голубые джинсы, клетчатая рубашка, легкий бордовый жилет делали террориста совершенно неотличимым от коренных лондонцев.

Это был первый визит Мазовецкого в Лондон. Накануне он в течение трех часов штудировал карту британской столицы. Увидев строгий силуэт церкви Святого Павла — творения Иниго Джонса — он повернул направо и оказался в Ковент-Гардене. Поднявшись на второй этаж этого старого рынка, пошел вдоль торговых рядов. Вскоре Лех увидел красочную вывеску — «Томз Клоутинг».

Стеклянные двери разошлись в стороны. Лех прошел в отдел, где висели джинсовые куртки. Надел подходящую по размеру и подошел к зеркалу. Критически оглядев себя, Лех подумал и вставил в кармашек куртки белый платочек.

— Вам нравится? — услышал Лех вкрадчивый голос.

Обернувшись, он увидел хорошо сложенного мужчину лет пятидесяти с коротким ежиком волос. Голубые глаза выдавали его англосаксонское происхождение, но черты лица чем-то неуловимо напоминали поляка.

— Мне хотелось бы подобрать что-нибудь более яркое.

— Такого же размера? — склонил голову набок хозяин магазина.

— Да. Я собираюсь поехать в отпуск на Барбадос. И хочу приобрести такую куртку, чтобы в ней можно было выйти вечером.

— Пойдемте. Я покажу вам другие модели.

Они прошли на склад и остановились у длинного стенда, увешанного джинсовыми брюками и куртками, жилетами, юбками. Хозяин вопросительно посмотрел на Леха. Тот поднял вверх правую ладонь и растопырил четыре пальца.

— Я вас слушаю, — тихо произнес мужчина.

— Мне нужна полная информация о циркачке русского происхождения Вере Наумофф с того момента, когда она пересекла границу России и оказалась на Западе. Я должен знать все о компрометирующих эту женщину связях — половых, финансовых, деловых, любых других.

— Завтра приходите сюда. Возьмите вот это.

Хозяин магазина протянул Леху джинсовую куртку «Леви Страусс» пронзительно синего цвета.

— В самый раз для Барбадоса, — улыбнулся Мазовецкий.

Оплатив покупку в кассе у выхода из магазина, Лех спустился на станцию метро «Ковент-Гарден» и доехал до «Ламбет-Норт». Обогнув с северной стороны комплекс зданий вокзала Ватерлоо, он оказался на набережной Темзы, на которую выходил отель «Иден Хауз». Кивнув портье, поднялся на четвертый этаж. Аккуратно повесив только что купленную куртку на вешалку, включил телевизор и усилил звук. Транслировался футбольный матч между «Ливерпулем» и «Астон Виллой». Номер сразу же стал походить на футбольный стадион. Поморщившись от невообразимого шума, который создавали выкрики болельщиков, звуки многочисленных рожков, дудок, труб, хлопушек, барабанов, Лех подошел к окну и распахнул его.

Отсюда был хорошо виден Вестминстерский мост, длинный прямоугольник здания Парламента, Биг-Бен и шпили звонниц Вестминстерского Аббатства.

Когда до Аскота остались считанные мили, Вера решилась спросить:

— Как… отреагировала Мэри на твое решение развестись?

— Она восприняла эту весть удивительно спокойно. Впрочем, — подумав, добавил герцог Аттенборо, — удивительного тут мало. Дети давно выросли, после развода Мэри станет владелицей одного из крупнейших в Великобритании состояний, у нее будет где жить — несколько вилл и замков на выбор. Конечно, развод — не свадьба. Но жизнь есть жизнь!

Вера тесно прижалась к Лоуренсу. Герцог взял ее узкую тонкую руку в свою ладонь и не выпускал до тех пор, пока «роллс-ройс» не остановился у трибун ипподрома.

Стоя рядом с Лоуренсом, Вера то и дело косилась направо. Там расположилась королева, принц Уэльский с женой и детьми; его брат, принц Эндрю со своей супругой Сарой и целым выводком детей; принцесса Анна. Как всегда, именно она была в центре всеобщего внимания. Вера вычитала в газетах, что репортеры «Таймс», «Дейли Телеграф» и «Дейли Миррор» арендовали вскладчину вертолет специально для того, чтобы наблюдать за Анной с воздуха, так как вход на трибуну, где находилась королевская фамилия, был возможен только по пропускам, выдаваемым Букингемским дворцом, и закрыт для журналистов.

Анна стояла рядом со своим мужем Марком Филипсом. Это было их первое совместное появление на людях после почти трехмесячной разлуки. Букингемский дворец хранил упорное молчание о ее причинах, но охотники за сенсациями до всего докопались. Анна переживала очередной роман. На этот раз — со своим телохранителем. Хотела даже разводиться с Филипсом. Но теперь все наладилось. Или вмешалась королева Елизавета?

Королевская трибуна походила на ухоженный цветник. Женщины были одеты в яркие платья и широкие шляпы. На мужчинах — черные фраки и цилиндры. У многих гвоздики в петлицах.

Вера для этого случая надела нежно-лиловое платье и бирюзовую шляпку. Мужчины откровенно любовались ею, глядя в бинокли.

Звон колокола возвестил о том, что дан старт забегу. Земля содрогнулась от топота копыт. Мимо королевской трибуны вихрем промчались сорок лошадей. Жокеи нещадно нахлестывали их, стараясь с первых же метров вырваться вперед. Вера не заметила, как ее охватил азарт скачки. Не помня себя от восторга, она изо всех сил хлопала в ладоши, поощряя жокея в зеленой куртке и белом шлеме, опередившего остальных на целый корпус. Он скакал на необычайно красивом арабском жеребце, хвост которого развевался по ветру, как полковое знамя. Маленькие уши были плотно прижаты, большие глаза с густыми ресницами смотрели прямо перед собой, ноздри ритмично раздувались. Скакун, почти не снижая темпа, вошел в поворот. Теперь жокей в зеленой куртке оторвался от остальных еще на корпус. Трибуны, притихнув, следили за перипетиями борьбы.