— Что случилось? — встревоженно спросила она.

— Повредил ноги, когда падал с третьего этажа…

— Я могу чем-то помочь?

— Конечно! Для чего я тебя позвал…

Лех проковылял обратно в спальню. Джулия, заперев за собой дверь, проследовала за ним.

Кровать поляка была измята. На простыне валялось несколько мокрых полотенец. Лех использовал их вместо компрессов, прикладывая к больным ногам.

— Может, растереть ноги мазью? — неуверенно спросила Джулия.

Лех с любопытством коллекционера принялся осматривать ее. Очаровательная брюнетка с пушистыми и нежными волосами была словно создана для ласк. Несмотря на боль, его охватило вожделение. Словно он уже несколько лет не обнимал женщин. И как матрос теряет голову, завидев землю после долгого странствия, так и он затрепетал от близости девушки. Лех обнял ее и повалил на мятые простыни.

— Твоя любовь будет мне лучшим лекарством. И теперь ты уже не проведешь меня.

Джулия без особой охоты отозвалась на ласки поляка. Ей он совсем не нравился, но горничной хорошо заплатили, поставив условие оказывать ему любую помощь. Пришло время расплачиваться…

Леха разбудили яркие лучи солнца, которые били прямо в глаза. Он хотел было потянуться, но суставы и сухожилия отозвались такой болью, что пришлось отказаться от этой попытки. Он с трудом доковылял до ванной и стал греть ноги в горячей воде.

Через несколько минут боль отпустила. Мазовецкий уже более уверенной походкой вернулся в спальню, расстелил куртку на кровати и высыпал из карманов отснятые накануне кассеты. Внимательно приглядевшись к ним, поляк заметил, что волоски, которые он успел приклеить перед приходом Джулии, отсутствуют.

Как и следовало ожидать, горничная, воспользовавшись тем, что он уснул сразу же, как только овладел ею, подменила отснятые Лехом пленки на девственно-чистые. Очевидно, Джулия опасалась, что Лех способен заартачиться и потребовать за уже выполненный труд гораздо больше обусловленной ранее суммы. Но забрав кассеты, Джулия не знала, что подлинные пленки со снимками Кунигунды и Эрика Мюллера поляк спрятал в бачке унитаза. В карман же куртки он заложил кассеты с пленкой, отснятой год назад. Там были кадры, сделанные по заказу владельца ателье порнографических фотографий в Варшаве. И обнаженная пара была, но только польская. Лех надеялся, что пока хозяева Джулии не разберутся, кто изображен на снимках, он выиграет время и успеет сделать то, что задумал.

Спортивная сумка «Адидас», которую уже не отягощал разбитый «никон», казалась почти невесомой. Лех перекинул ее через плечо и, слегка прихрамывая, вышел из номера.

— Медленнее! — приказал Лех шоферу такси. Его взгляд метался из стороны в сторону. Поляку требовалось найти фотолабораторию — не слишком большую, но и не маленькую, не очень солидную, но и не совсем уж заштатную.

Когда такси проехало половину виале Джакомо Маттеотти, Лех увидел то, что нужно. Велел шоферу остановиться и заковылял к лаборатории.

Ему пришлось подождать, пока хозяин не закончил разговор с клиентом.

— Что вам угодно? — расплылся в широкой приветливой улыбке пожилой итальянец в фирменном комбинезоне с эмблемой фирмы «кодак».

— Нужно проявить четыре пленки и напечатать с них два комплекта.

— Подождите здесь, ваш заказ будет быстро выполнен, — протянул руку к кассетам хозяин фотолаборатории.

— Но я хотел бы все сделать сам, — заявил поляк.

— Ну, зачем же вам беспокоиться, я профессиональный фотограф, в высоком качестве можете не сомневаться.

— Нет, нет. Таково мое условие.

Хозяин размышлял. До этого к нему ни разу не обращались с подобными просьбами.

— Я заплачу на десять процентов больше тарифа, — веско прибавил Лех.

— Тогда проходите сюда, — провел его в лабораторию хозяин.

Поработав с час, Лех объявил:

— Спасибо, все готово.

Мазовецкий рассчитался за проявление четырех пленок по 36 кадров и за 288 отпечатков.

Хозяин фотомастерской назвал цену, Лех расплатился с ним с помощью магнитной карточки «Америкэн Экспресс» и вышел на улицу. Мимо как раз проезжало свободное такси. Поляк попросил довезти его до ближайшего почтового отделения и подождать там. Отправив дубликаты на свой варшавский адрес, позвонил в «Ройал».

Лех знал только имя горничной, но портье отеля сразу понял, о ком идет речь. Через несколько секунд поляк услышал:

— Джулия у телефона.

— Говорит Лех. Я еду в аэропорт. Возвращаться в отель опасно. Так что жду тебя там.

Джулия опередила Леха. Когда он входил под своды аэровокзала, она кинулась к нему.

Поляк протянул девушке пакет с проявленными фотографиями. Заглянув горничной в глаза, с чувством произнес:

— Я никогда не забуду той ночи!

— Я тоже, — вздохнула Джулия.

Лех привлек девушку к себе, поцеловал в пунцовые губы. Он понимал, что больше никогда не встретится с ней. Лишь безумное стечение обстоятельств сможет вновь свести их друг с другом. А то дело, которому посвятил себя Лех, оставляло мало шансов на то, что такое случится. Те, кто покушается на глав правительств, обычно живут недолго…

В последний раз улыбнувшись поляку, Джулия круто повернулась и побежала к выходу. А Лех заспешил к стойке польской компании «ЛОТ».

Очередное заседание германского кабинета прошло на оптимистической ноте. Курс немецкой марки упал. Благодаря этому немецкие товары стали энергично вторгаться на рынки других стран. Глава Национального немецкого банка доктор Франц Ферстер заверил членов правительства, что благоприятная конъюнктура сохранится на протяжении как минимум двух ближайших месяцев.

Порадовали и сообщения руководителя Службы безопасности Генриха Роммеля и шефа военной разведки и контрразведки Германии Курта Хаусхофера. Они сообщили о мерах, которые предприняты для безопасности канцлера. Несмотря на критику некоторых недостатков, члены правительства согласились с тем, что за несколько последних недель охрану Гельмута Фишера значительно усилили.

Лишь Отто фон Мольтке брюзжал, считая, что ввиду происков польских террористов, меры по охране канцлера все еще недостаточны. Выслушав из вежливости речи военного министра, члены германского правительства тут же забыли о них. Они были людьми дела и не хотели тратить время на пустяки.

В районе Компьена Вере повезло: рядом с ней притормозил длинный зеленый «мерседес». Она с радостью забралась в комфортабельный салон. Сиденья показалась ей удивительно мягкими после жестких скамеек грузовиков, на которых циркачка проехала уже много километров.

Молодой водитель «мерседеса» Пьер сказал, что служит шофером у одного промышленного магната и сейчас едет в Аррас забрать его дочку, которая изучала там архитектурные и исторические достопримечательности.

Услышав про Аррас, Вера радостно улыбнулась. От Арраса до Дюнкерка оставалась всего треть пути. Еще несколько часов, и она сможет сесть на паром, который перевезет ее в Англию.

Долгий месяц игры на флейте на ступеньках Сен-Эсташ и бессонных ночевок в доме Армии Спасения привел к тому, что через десять минут езды Вера стала клевать носом. Она смущенно обратилась к Пьеру:

— Извините, но я страшно хочу спать. Вы не возражаете, если я подремлю?

— Ну что ты! — снисходительно откликнулся шофер. — Я привык водить машину в тишине. Мой шеф не любит, когда в салоне болтают…

Веру разбудил грубый толчок в плечо. Открыв глаза, она поспешила снова зажмурить их, ослепленная ярким лучом ручного фонарика.

— А ну, вставай, дрянная потаскушка! — услышала она грубый голос.

Приглядевшись, Вера увидела широкоплечего мужчину в темном пальто. Его лицо казалось вырезанным стамеской и отесанным топором. Он схватил Веру за плечо и, стиснув его словно клещами, принудил выйти из машины.

Пьер куда-то исчез. «Мерседес» стоял во дворе крестьянской усадьбы с оградой из толстых бревен высотой до трех метров.