«Я знаю кладбище на острове зелёном…» Я знаю кладбище на острове зелёном, где зноем дышит день и ночь отрадой тьмы, и тают в блеске зорь на небе золоченом цветущие холмы. Я знаю кладбище на берегу залива, залива синего, как темная лазурь. Высокая стена хранит его ревниво от моря и от бурь. Высокая стена вокруг него белеет, и волны южные прерывисто журчат, и ветер с берегов солёной влагой веет, и зреет виноград. На этом кладбище красиво и прохладно, как в замке вековом… В нем пышно разрослись и мирт, и олеандр; и грезит в нем отрадно недвижный кипарис. В нем есть часовенки с семейными гербами. Повсюду, вдоль аллей, пестреют цветники. И с ветром шепчутся под черными крестами забытые венки. «О, будь без стыда. Как природа, как боги…» О, будь без стыда. Как природа, как боги бесстыдною будь. Забудь в эту ночь все слова, все тревоги, всю ложь позабудь. Есть только любовь. Нет греха и порока. Есть только любовь. Люби меня властно, ревниво, жестоко. Возьми мою кровь. В горячем плену наших долгих лобзаний — весь трепетный зной, всю боль ненасытных, усталых желаний узнаем с тобой. Будь нежной рабой, будь безумной царицей на ложе любви. Приди в эту ночь вдохновенною жрицей в объятья мои. «Любишь ты все, что волною туманною…» Любишь ты все, что волною туманною, сумрачным шепотом в сердце вливается, все, что баюкает грёзою странною и не сбывается. Любишь ты все, что боится признания, все невозможное, недостижимое, вечно-неясное, необъяснимое, грусть без названия. «С первого взгляда, с первой же встречи…» С первого взгляда, с первой же встречи манят друг друга души родные, в сумраке слышат речи немые, тайные речи. Чарам безмолвий слова не надо, сердце без слова знает и любит, пытка желаний медленно губит с первого взгляда. Пусть мы не верим тихому чуду, тщетно пытаясь верить забвенью. Призрак желанный вещею тенью — с нами повсюду; знойное пламя властного яда мысли сжигает больно и нежно. Все — невозвратно, все — неизбежно с первого взгляда. «Льется мелодия странная…» Льется мелодия странная, точно мольба несказанная вдаль отошедшего дня. Тени давно пережитого, призраки мира забытого веют, чаруя меня. Что это тихо-зовущее? Горе ли, горе грядущее или печаль о былом? Счастье смеется ли вешнее, или страданье нездешнее плачет о счастье земном? «Я люблю, пока мечтаю…» Я люблю, пока мечтаю, я в мечтах любить умею. Но, любя, я не желаю и не смею. Я люблю, пока мне снится, что нездешний сон люблю я. Но любовь моя боится поцелуя. Я люблю как люди любят — всею мукой сладострастья. Но мои объятья губят грёзу счастья. Кто мне сердце отуманит, кто любить меня принудит? Все что манит, то обманет и не будет. «Не знаю я, кого напрасно…» Не знаю я, кого напрасно в мире я ищу, о ком так страстно и неясно в сумраке грущу. Но знаю, вся она желанна, вся — как сон любви, и к ней одной влекутся странно помыслы мои. Но знаю, с нею где-то, где-то в царстве тихой тьмы словами вечного обета обручились мы, — словами, полными глубокой грусти бытия. Но этих слов любви далекой не запомнил я. «Будь юной, дерзкою царицей…» Будь юной, дерзкою царицей, завороженной красотой, с тяжелой, сонною ресницей и с властной наготой. О, будь как ночь греха тревожна. Мучений, ласки не жалей, и дай мне все, что дать возможно на празднике страстей. Будь львицей хитрой и проворной… Дитя коварства и огня! Тебе любовью непокорной не покорить меня. Будь ясно-тихой и печальной, как зори раннею весной, с душой прозрачной, нежно-дальней, как сумрак голубой. Будь робким сказочным созданьем, стыдливой лилией полей. Томи мечтательным признаньем нерадостных очей. Покорной будь и будь призывной, живи любя, люби во сне… Покорности, о призрак дивный, не надо мне! |
