«Темноокая! Мерила…» Темноокая! мерила нет любви неизмеримой. У души непостижимой, если раз она любила, под таинственным покровом — всех безумий переливы. Человеческим ли словом передать ее порывы? Что порок и что святое? Где потёмки и сиянья? Где сомненья? где мечтанья? Где кончается земное? Мрак ли нужен для зарницы, или грозам блеск лазури? И к чему искать границы там, где царство грёз и бури, и молитвы, и объятья, — где встречаются, как братья рай блаженств и ад кромешный, и любовь поет, чаруя, красотою ласки грешной, нежной болью поцелуя! В этой песне духов буйных голоса неукротимы, и на арфах сонноструйных славословят серафимы. «Что же, пускай разлюбила она…» Что же, пускай разлюбила она. Чашу любви не изведав до дна, я говорю: все забудется вскоре — горе любви, вдохновенное горе. Ночь наступила. Ее тишина грустью былых упований полна. Звезды колеблются в темном просторе. Горе любви, безответное горе… На море — буря. Седая волна бьется о берег дика и шумна. Стонет, грозит возмущенное море. Горе любви, неутешное горе. «В тени акаций и черешен…» В тени акаций и черешен люблю я в жаркий, летний день мечтать без дела… Зной и лень — друзья; и ими я утешен от всех печалей и трудов — среди полей, среди лугов, в тени акаций и черешен. Лежишь бывало… Солнца блеск горит в листве. Веселый треск сверчков, пчелиное жужжанье, незримых крыльев трепетанье в ушах без умолку звенят. Мгновенья — тихи. Думы спят. И мир таинственно-безгрешен. И льется пряный аромат… в тени акаций и черешен. Сквозь сеть колеблемых ветвей, зеленых листьев и стеблей, видны, скользящие рядами, высоко где-то, облака, большие, белые, слегка осеребренные лучами. Меж ними светится местами — невозмутима, глубока — лазурь небес… И так часами глядишь любуясь. Степь, простор. Дорога вьется. Дальний бор лиловой дымкою завешан. А там белеет барский дом, и дремлют хаты над прудом, в тени акаций и черешен. Глядишь… Горячий трепет дня ко сну лениво веки клонит. Струится нега бытия, и в ней, как нежная струя, душа устало, тихо тонет. На мир взирая с высоты, как солнца луч она пылает, как облако на небе, тает, благоухает, как цветы… И с ней в одно созвучье смешан июльский день — в одну мечту, в одну живую красоту… В тени акаций и черешен! «Дитя, не спрашивай с тоскою…»
Дитя, не спрашивай с тоскою, зачем я плачу, отчего не в силах я перед тобою сказать признанья моего. Что слово? — Мертвое мгновенье, немых предчувствий смутный след, усталый отблеск, отраженье… В словах ни лжи, ни правды нет. В словах — лишь тени и мерцанья невыразимых, тайных снов. Дитя, у счастья нет признанья, и для молитв не надо слов. Душа в часы блаженной муки таит сокровища свои, и в ней сливаются все звуки в одно молчание любви. И сердце, слов не зная вечных, не выдает ее чудес. Есть глубина у дум сердечных, безмолвная как свод небес. «Как странно… Когда я гляжу в небеса…» Как странно… Когда я гляжу в небеса, и скатится грустно звезда в вышине, пугливо мерцая, — все кажется мне, что где-то над нами упала слеза. Как странно… Любуясь тобой, иногда я вижу слезу в твоих грустных глазах. И чудится мне: далеко в небесах упала, дрожа, золотая звезда. «В этом мире не случайно…» В этом мире не случайно ты меня нашла. Нас одна связала тайна. Нас судьба свела. Нет, с тобою не впервые мы забылись сном. Мы от вечности родные. Мы навек вдвоем. Солнце дальнего рассвета озарило нас. Я с тобой встречался где-то, может быть, не раз. Счастье наше будет свято, наша скорбь горда. Я любил тебя когда-то. Может быть, всегда. «Не утро ты, ты не рассвет…» Не утро ты, ты не рассвет, — не полдень пламенно-мятежный, не ночь — о нет! Ты вечер нежный. Ты — робкий призрак тишины, рожденный сумраком печальным, в тот час, когда лучом прощальным озарены дубровы сонные и нивы, в тот час, когда природа грезит молчаливо, и загорается стыдливо звезда. Ты вся — вечерняя, чужая дневным тревогам и страстям. Как будто, из иного края пришла ты к нам и, на земле земли не зная, тоскуешь, вспоминая. Ты вся — унывная, твой взор улыбкой светится закатной, исполнен грусти непонятной твой разговор. Как вечер сны мои чаруя, печалишь ты мечту мою, и оттого тебя люблю я, что вечер я люблю. |
