— Но, может быть, она права, а ты ошибаешься. Ты об этом не подумала? Кто этот человек? Сумели ли они его найти? — Ричард цедил слова сквозь стиснутые зубы, выпрямившись на стуле так, словно он проглотил аршин.

Лили рассердилась.

— Не лезь в это дело, Ричард. — Она снова пожалела, что говорит слишком резко, и, встав, закрыла дверь, чтобы никто не услышал их разговора из коридора. Она вернулась к столу, наклонилась к нему и прошептала: — Мне очень стыдно, что я так реагирую на твои слова и действия… Я знаю, ты очень внимателен ко мне, и, естественно, ты хочешь знать, что происходит, но, если я позволю себе слабость и мы будем каждый день говорить об этом на работе… ну… я не знаю… я просто не вынесу этого.

— Не надо больше ничего говорить. — Он дотронулся до ее плеча и сразу же убрал руку. — Я понял тебя. Ты будешь говорить мне только то, что захочешь сама. Я больше не стану возвращаться к этой теме. И давай пообедаем сегодня вместе.

Лили глубоко вздохнула, собираясь отказаться, но в этот момент вспомнила, что у Шейны сегодня тренировка по софтболу и она снова весь вечер будет дома одна. Может быть, она успеет отвезти Шейну к психологу после тренировки, а оттуда ее заберет Джон?

— Я отвечу тебе попозже. Но, может быть, нам удастся пообедать, — произнесла она. — Мне очень стыдно за прошлую встречу.

Вместо того чтобы смотреть на него, она в этот момент взглянула сквозь стеклянную перегородку в соседнее помещение, по которому прошел, неся кипу бумаг, секретарь.

— В том, что произошло в прошлый раз, была моя вина, Лили. Я был совершенно глух и непонятлив. После того, как ты ушла, я почувствовал себя последней скотиной.

Она попыталась напрячь память и воскресить свои впечатления и чувства, которые она испытала в их первое свидание и на следующий день в служебном кабинете. Сейчас все это казалось ей сценами из какой-то другой, нереальной и давно прошедшей жизни, возврата в которую нет.

— Я позвоню тебе позже, — сказала она мягко.

Он наклонился, чтобы подобрать с пола папки, а она, набрав телефон Батлера, решила заняться организацией наблюдения за Мэнни Эрнандесом. Ричард подошел к ней сзади и дотронулся до ее шеи, по позвоночнику Лили от этого прикосновения пробежал холодок.

После того, как она уговорила Батлера позвонить в управление полиции Окснарда и оказать необходимое давление, она стала разыскивать по телефону Марджи Томас. Ей сообщили, что следователь выехала на место происшествия. Психолог, однако, оказалась у телефона и согласилась принять Шейну в восемь часов. После тренировки Шейну заберет отец, у них останется время перекусить, а она освободится и сможет пообедать с Ричардом.

— А вы сами не собираетесь прийти? — спросила она Лили.

— Я же приезжала с Шейной на прошлой неделе, — ответила она.

— Я имею в виду, что мне хотелось бы поработать и с вами. Я хочу, чтобы вы справились с последствиями душевной травмы. Вы нуждаетесь в этом не меньше, чем ваша дочь.

Лили прекрасно знала, что никогда не сможет сесть перед этой женщиной и излить ей свою душу. В ее душе было слишком много такого, что она никогда не сможет обсудить с кем бы то ни было. Она вспомнила эту почти девочку в туфлях на низком каблуке и белых носочках, и ей показалось, что она будет рассказывать свои темные тайны одной из сверстниц Шейны.

— Вы знаете, я сейчас больше обеспокоена состоянием дочери, а на сеансы психотерапии для себя у меня просто не хватает времени.

Психолог хмыкнула с такой интонацией, словно она каждый день по телефону выслушивает подобную ересь. Лили продолжала:

— Я хочу, чтобы вы выяснили у нее, почему она вдруг решила поменять школу и переехать из нашего дома в другой вместе со мной. Для меня лично такой поворот дела решит массу проблем. — Лили поняла, что это прозвучало эгоцентрично, и поправилась. — Я хочу сказать, что мы с мужем собираемся развестись, и я вернулась в наш дом только из-за изнасилования. Я хочу быть рядом с Шейной и разъехаться с мужем. Но я не хочу побуждать свою дочь к действиям, которые могут ей навредить.

— Как известно, у палки два конца, — ответила женщина. — Оставаться в доме, где родители живут вместе только потому, что так надо ей, Шейне, в особенности учитывая происшедшую драму, само по себе создает нездоровую обстановку. С другой стороны, радикальная смена обстановки — то есть перемена школы и расставание с друзьями — тоже будут для нее сейчас не полезны.

— Понятно, — сказала Лили. Она ожидала именно такого ответа — ох уж эти уклончивые люди! — Но вы можете, по крайней мере, выяснить, почему она намерена перейти в другую школу? И постарайтесь разузнать, действительно ли она хочет жить со мной.

— Конечно, — заверила женщина. Ее голос был тверд. — Миссис Форрестер, я понимаю, что как окружной прокурор вы привыкли получать информацию по первому требованию, но разговоры, которые я веду с вашей дочерью, сугубо конфиденциальны. Я очень признательна вам за любую информацию, но я не могу передавать вам содержание того, что доверяет мне ваша дочь.

Лили почувствовала, как мускулы ее лица начали непроизвольно дергаться. Еще немного и она потеряет самообладание.

— Мы сейчас говорим о моей дочери, — она подчеркнула слова «о моей дочери», — и все это очень серьезно. Так что, или вы поможете мне, или я буду искать другого врача.

В этот момент в кабинет вошла секретарь Лили Джен. Лили раздраженно махнула рукой, и бедная девушка поспешно ретировалась. Лили на своем крутящемся стуле повернулась лицом к стене.

— Вы зря так волнуетесь, у вас нет для этого никаких причин, — умиротворяющим тоном проговорила доктор Линдстром. — Я же не сказала, что отказываюсь обсуждать с ней эти проблемы. Я обязательно это сделаю, просто не могу передавать вам всю информацию. — Она помолчала. — Все, что вам надо сделать, это самой обсудить с ней этот вопрос. Мне кажется, именно теперь она близка вам, как никогда. Самый большой подарок, который вы можете ей сейчас преподнести — это найти хорошего психотерапевта для самой себя. Может быть, преждевременно об этом говорить, но я чувствую, что она хорошо справляется со свалившимся на нее несчастьем.

— Еще одна причина, по которой я вам звоню, заключается в том, что Шейна на предъявленных ей фотографиях опознала одного человека, которого она считает насильником. Я думаю, она ошиблась и, когда увидит его воочию, согласится со мной. Но мне кажется, что вам стоит обсудить с ней эту возможность.

— Конечно, — ответила доктор Линдстром и добавила: — Прежде, чем мы закончим, я бы хотела дать вам телефон группы, о которой говорила — о группе переживших инцест. Вот этот телефон.

Лили чертила круги в треугольниках на лежащей на столе бумаге и машинально записала телефонный номер, а рядом, мелкими, едва различимыми буквами написала слово «инцест».

— Возможно, там мы с вами и увидимся. Мы встречаемся каждый четверг.

— Так вы ведете занятия в этой группе? — спросила Лили едва слышным голосом.

— Нет, Лили, я член этой группы. Я в свое время тоже пережила инцест. Мне следовало бы сказать вам об этом в нашу первую встречу, так что вы не одиноки.

Потом позвонила Марджи Томас и сообщила, что опознание планируется провести завтра в пять тридцать. Когда Лили стала расспрашивать ее о подозреваемом, та уклонилась от ответа и не выдала никакой информации. Лили внезапно ощутила, как именно она выглядит со стороны — она была жертвой. Перед своим мысленным взором она увидела длинную вереницу женщин, все они были скованы между собой длинной стальной цепью, как захваченные в военном походе пленники, все эти женщины медленно шли, меся ногами непролазную грязь, согнувшись под тяжестью своего прошлого.

Зазвонил телефон, и Лили, погруженная в свои размышления, подскочила на месте от неожиданности. Она нажала на кнопку, но не стала снимать трубку, застыв на месте со скрещенными на груди руками. Телефон перестал звонить.

Папки на столе остались нетронутыми, а Лили, наклонившись близко к столу, продолжала чертить на бумаге бессмысленные фигуры. Она зачеркнула слово инцест и заполнила всю страницу словом убийца. Потом смяла бумажку в кулаке и швырнула ее в мусорницу. Через несколько минут она достала ее оттуда и разорвала в мелкие клочки.