Она гнала машину к Окснарду. Улицы были тихи и пустынны. Она опустила боковые стекла, и свежий ночной ветер обдувал ее разгоряченное лицо. Въехав в фермерский пригород Окснарда, она ощутила острую вонь навоза. Она напомнила ей о гнилостном запахе, исходившем от насильника. Она снова ощутила тухлый вкус его члена у себя во рту и с отвращением сплюнула в окно. Уголки рта болели и горели от порезов, нанесенных острым лезвием его ножа. Мысль о том, где этот нож побывал раньше и о засохшей крови на нем, заставила ее забыть о подступившей к горлу тошноте. Она медленно ехала по улицам, останавливаясь перед светофорами и дожидаясь, пока красный свет не сменится желтым, а желтый — зеленым. Мимо нее то и дело проезжали другие машины. В них сидели пары, возвращающиеся домой с вечеринок, деловых встреч и из баров, любовники, выбравшиеся из одних постелей и собирающиеся лечь в другие. В ее сознании огни светофоров были подобны вехам на пути сошествия в ад. Остановившись на красный свет одного из светофоров, она увидела в машине неподалеку сидевшую за рулем одинокую женщину средних лет с усталыми, изможденными глазами. Лили подумала, что, скорее всего, это официантка, возвращающаяся домой после третьей смены в ночном ресторанчике Денни. Вероятно, она ехала в свою маленькую скромную квартирку, где-то на окраине. Наверное, она в этот момент со страхом ждала нападения. Когда их машины поравнялись, Лили сказала ей:
— Будь осторожна. Ты можешь оказаться следующей.
По дороге она старалась выработать план. Найти дом не составило никакого труда. Он жил на главной улице, пересекавшей Окснард из конца в конец, и ей надо было только смотреть номера домов. То место, где он жил, называлось Колонией. Этот район был ей хорошо известен — это настоящее осиное гнездо торговцев наркотиками и прочих преступников. Дом, где он жил, был маленьким оштукатуренным зданием. Точно такие же домики теснились длинными рядами по обе стороны улицы. Около дома оказалось свободное место, где можно было поставить машину. Двор дома порос дикой травой. Земля высохла и потрескалась от недостатка воды. На крыльце стоял старый холодильник, запертый тяжелой цепью и большим амбарным замком. На подъездной дорожке виднелись старый черный «плимут», покрытый пылью и слегка обгоревший коричневый «форд-пикап». К ним этот насильник приехал на фургоне, но фургона здесь не было. Входная дверь криво висела на петлях. Одно окно, без стекла, забито доской. Другое окно распахнуто. В доме темно.
Как вышедший на дело вор, она внимательно осмотрела местность, заметив, что ближайший фонарь находился на углу улицы на расстоянии квартала. Лили приехала сюда с твердым намерением и заряженным ружьем на заднем сиденье машины, но без четко разработанного плана. Она понимала, что не может просто войти в дом и застрелить его там. Это было бы чистой воды самоубийством. Кроме того, она не была полностью уверена, что он дома. Оставалось только одно: ждать, пока он выйдет из дома на улицу. Может, это случится среди бела дня, когда на улице будут десятками толпиться люди. В некоторых из этих домов жило по пять-шесть семей. Она посмотрела на машины, припаркованные у домов. Стало ясно, что «хонда» — не самый распространенный вид транспорта в Колонии.
Лили повернула назад, к тому месту, от которого приехала, и, вдавив в пол акселератор, свернула на грунтовую дорогу. А ведь она дочиста вымыла машину всего несколько дней назад. Теперь на нее осела вся пыль, которую подняли колеса. Она остановила машину на обочине. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись пшеничные поля. Взяв ружье и направив его в поле, она выстрелила. Грохот выстрела расколол тишину ночи, и приклад ружья с силой ударил ее в плечо. Отец умер десять лет назад. Ей надо было убедиться, что смертоносное оружие, которое она взяла с собой, действует. Убедившись, Лили бросила ружье на заднее сиденье, развернула машину и с хорошей скоростью понеслась по шоссе назад к безопасным и хорошо освещенным улицам Вентуры.
Она миновала комплекс административных зданий и выехала на стоянку. Во чреве тюрьмы еще горели огни, но в окнах света не было. Она посмотрела на эти окна и окинула себя взглядом человека, находящегося за ними. Она представила себе, как он наблюдал за ней, видел, как она каждый раз суетливо искала на стоянке ключи от машины, не позаботившись приготовить их заранее. Как же она была беспечна и как наплевательски относилась к собственной безопасности, словно уверовав, что она неуязвима и непобедима. Проводя столько времени среди преступников и их преступлений, она прониклась убеждением, что ее хранит и защищает некая сверхъестественная верховная сила. Она с содроганием подумала, как это ее маленькая красная машинка столько ночей простояла одна на этой стоянке. Ее пронзило чувство более сильное, чем ярость — чувство вины. Своими необдуманными действиями она сама навлекла на свою дочь то, что случилось. Это началось в ту ночь, когда она спала с Ричардом. Она, замужняя женщина, трахалась на стороне, а в это время ее муж и дочь находились дома.
Но нет, Джона не было дома. Он тайком, крадучись по закоулкам, шпионил за ней, стремясь уличить в том, в чем он безосновательно десятки раз упрекал ее на протяжении всех лет их совместной жизни. Это была череда страшных лет. Она ненавидела его за недоверие и даже грозилась, что когда-нибудь обманет его просто потому, что он не верит ей ни в словах, ни в поступках. С самого начала их замужества из его страстного искреннего шепота по ночам она поняла, что он страшно боится в один прекрасный день потерять ее. Он говорил, что она не любит его и никогда не любила, говорил, что в их браке она искала убежище. Она так часто слышала эти слова за время их замужества, что в конце концов поверила в их истинность.
Наверное, он был прав. В колледже она избегала тесного общения с эгоистичными, агрессивными молодыми людьми, которые наперебой приглашали ее на свидания. Чаще всего она назначала свидания застенчивым отличникам, книжным червям и обрывала отношения, если они начинали развиваться по законам жизни. Их с Джоном встреча произошла случайно, за стойкой аптечного буфета. Он беззаветно врал, безбожно преувеличивая значимость и доходность своей работы в агентстве по подбору кадров, и засыпал ее цветами и открытками. Его преклонение перед женщинами и заботливая натура создали у нее ощущение защищенности и безопасности.
— Мужчины будут стараться использовать тебя, как спермоприемник, — говорил он ей. — Они думают, что женщины созданы исключительно для секса.
Он сказал ей, что хочет любить ее как жену, как мать его и ее будущих детей, так, «как это положено по природе». Со временем Лили стала инициатором их близости, чувствуя, что ее тело и природа требуют мужской ласки. И чем больше она стремилась к сближению с ним, тем меньше такого сближения хотел он. Это началось с момента рождения Шейны и постепенно нарастало. Сексуальное охлаждение достигло своего апогея около года назад. Наконец и она перестала хотеть его.
Лили объехала стоянку и двинулась назад, твердо держа руки на рулевом колесе и выпрямив спину. Темнота постепенно стала переходить в серые тона раннего калифорнийского утра. Проезжая мимо парков по дороге к Окснарду, она слышала, как в деревьях заводили свои песни ранние пташки. Мир просыпался.
Ей необходимо было принять ванну, но она решила не задерживаться. Остановившись у светофора, она посмотрела в зеркало заднего вида на свое отражение. Лицо ее было пепельно-серым. Глаза налились кровью. В лыжной шапочке, надвинутой на самые глаза, она выглядела безнадежно старой и измученной. Когда она поняла, что вонь его тела пропитала ее и смешалась с запахом ее пота, ею овладел приступ тошноты. Лили изо всех сил прикусила губу, ощутив во рту вкус собственной крови.
Она медленно вела «хонду» по улице, на которой жил он. Около его дома она увидела зеленый фургон, стоявший у тротуара. Задняя дверь была открыта. Она бросила взгляд на лежавшее на заднем сиденье ее машины ружье, сердце сильно забилось, в желудке заурчало. Оглянувшись, она поняла, что на улице никого нет. Из открытого окна доносилась песня, радио было приглушено. Пели по-испански. Лили прислушалась, стараясь уловить мелодию. Она подрулила к тротуару на расстоянии пяти домов от его крыльца. Ее судорожно сведенные ладони потели на холодном рулевом колесе. Ей пришлось долго вытирать руки о грубую ткань джинсов. Потом она взяла с заднего сиденья ружье и переложила на переднее, направив дуло в пол машины.
