— Пусть так, — кивнул мужчина. — Но мы уже сделали своё дело: не дали погибнуть некоторым людям. Кроме этого, мы с сатанистами договорились о сотрудничестве и взаимопомощи, правда, пока только относительно преступности и больных.

— Нам надо обсудить это предложение с остальными посвящёнными, — предупредил Илья.

— Я понимаю, — склонил голову лидер. — Тем более, что многие вопросы ещё не выяснены до конца или вообще находятся на уровне идей. Мы с сатанистами договорились встретиться всеми племенами через три дня после заката. Как насчёт присоединиться к обсуждению? Если, разумеется, надумаете войти в союз.

— Хорошо, мы передадим ваши слова, — с готовностью согласился химик.

Несмотря на то, что на ночь мы устроились за пределами селения, там, куда не долетал насыщенный запах кабачёчков, я долго ворочалась. Сон не шёл: слишком сильное впечатление произвёл последний разговор.

Волгорцы правы. Когда мы остановились и разбрелись, свободных было всего двести сорок шесть человек, включая меня и Марка, но исключая детей. Минус три преступника и столько же погибших — по официальной статистике остаётся двести сорок, а на самом деле наверняка ещё меньше. Это не в племенах, а всего. Нас мало. Так мало, что на счету каждый разумный, и любая жизнь имеет большую ценность.

Казалось бы, смешно считать влиятельной группу в несколько человек, но, тем не менее, мы способны на гораздо большее, чем одиночка или пара. И, если одни посвящённые могут что-то изменить только у самих себя, то объединившись с волгорцами и сатанистами, мы станем реальной силой. Более того, наши небольшие племена — это единственный человеческий фактор, который может на что-то повлиять. А из-за этого невольно вспоминаются слова сатанистки: «кто, если не мы»?

Только сейчас я начала понимать, какая на самом деле на нас огромная ответственность. Любое наше действие или бездействие может повлиять на будущее. А ведь скатиться вниз гораздо легче, чем влезть на гору.

Когда-то хотелось свободы. Теперь она есть, но сейчас я встретилась с её обратной стороной. Ответственность. Как и во всём, в свободе больше одной стороны. Возможность делать то, что хочется, не оглядываясь на других — это путь вниз, в анархию. В результате победит примитивная, грубая сила, и да, обладающие ей будут свободны. Но не остальные. Есть и другой вариант, тот, который предложили волгорцы с сатанистами. Добровольно взять на себя ответственность, некие обязанности, думать, к чему может привести каждое решение. Этот путь сложен и тернист. Более того, он не обязательно приведет вверх, с большой вероятностью на нем можно попасть в тупик или провалиться в яму. Возможен и третий вариант — устраниться, отказаться от принятия решения, замкнуться на себе, как пока сделали драконы.

Может показаться странным, но я почти не сомневалась, за какой вариант проголосую, когда моё племя будет принимать решение. Свободная жизнь научила отвечать за саму себя, и сейчас, когда есть возможность попытаться повлиять на становление новой цивилизации или самоустраниться — без колебаний выберу первое.

Утром мы отправились в обратный путь. Я тихо гребла, наблюдала за водой со своей стороны плота, а где-то внутри всё ещё звучали ключевые слова: кто, если не мы?

Когда мы проплывали остров, послуживший убежищем во время нападения дюжинонога, со стороны селения посвящённых раздался дикий рёв. Замерев, я прислушалась к крику, перешедшему в хрип. На мгновение возникло желание поспешить, чтобы помочь в случае необходимости, но почти сразу вверх взяла осторожность. Не ухудшим ли мы ситуацию, и не подвергнемся ли сами атаке неведомого врага? Судя по тому, как застыли Илья с Юлей, их занимали те же мысли. Рёв стих, и несколько минут мы ждали дальнейшего развития событий, которое не замедлило произойти. Теперь со стороны лагеря донёсся человеческий крик. Естественно, слов на таком расстоянии разобрать не удалось, но интонация, гневная, а не испуганная, успокоила. Поэтому мы, по общему согласию, слегка ускорили темп, чтобы быстрее достичь берега.

Дюжинонога на пристани не оказалось, зато там ждала Рысь, непонятно каким образом узнавшая о нашем возвращении. Дочь с обвиняющим визгом забралась на загривок и вцепилась мне в волосы, явно показывая, что слезет только вместе со скальпом. Кое-как её успокоив и оставив плот, мы поспешно поднялись к домам.

— Козёл! — ругался Сева. Судя по всему, именно его крик мы услышали, подплывая. — Уродливый тупой козёл!

— Ну не уродливый, а очень даже симпатичный, — не согласилась Вероника.

— Аморальный баран, страдающий психопатическими отклонениями! — не отставал от инженера зеленокожий.

— Вы вовремя, — кивнул нам Дет.

— Вот! — Сева агрессивно схватил меня за руку и потянул в сторону кустов. — Ты же биолог, иди полюбуйся!

Ловушка, над которой столько трудились мужчины, сработала. Причём сработала успешно, хотя и не так, как планировалось. Вместо тигра, охотящегося на Росса, мясной приманкой заинтересовался рыжий хохочущий олень. Разогнувшиеся ветви деревьев пропороли привязанными к ним кольями брюхо животному, и теперь он уже не кричал и не рвался.

— Объясни, что этот козёл… — последнее слово инженер произнёс с неподдельной злостью. — Что этот тупой козёл забыл в ловушке, и зачем ему кролик?! — Сева посмотрел так, будто это я виновата в том, что олень повел себя не как травоядное. — Не для него ловили!

В ответ я неопределённо пожала плечами.

— Может, у него сейчас повышенная потребность в белках? Или он вообще не травоядное, хотя, судя по зубам, как раз оно. Хотя, даже если и травоядное, всё равно может разнообразить рацион.

Инженер горестно махнул рукой.

— Ладно, все с тобой ясно. Давайте, что ли, шкуру снимать, чтоб хоть что-то хорошее с этого… — вновь разъярившись на мёртвого зверя, с шипением втянул воздух сквозь зубы Сева.

Пусть добыча оказалась не та, что была запланирована, но без внимания мы её не оставили. Сначала напились крови и прямо сырьём съели все самые вкусные части тела, как-то: печень, глаза, мозг и половые органы. Потом добрали свежим мясом. И остаток дня лениво занимались шкурой и ели оленя. Сырым, варёным, печёным, жареным… В местном климате оставлять добычу надолго — значит, с гарантией выбросить. Поэтому мы отложили почти все дела и объедались мясом, стараясь поглотить как можно больше до того, как оно испортится. Единственный перерыв в еде сделали, чтобы снова насторожить и зарядить ловушку куском оленины.

— Надеюсь, на сей раз заинтересуется тот, кто надо, а не первый же проходящий мимо, — сказал Сева, осторожно укладывая последний пук мха на плетёную из коры бечёвку, ведущую к сторожку.

Вечером мы лежали вокруг костра в благодушном полудремотном состоянии. То один, то другой посвящённый с неохотой тянулся к вкусно зажаренному мясу и лениво проглатывал ещё кусочек.

— Не думал, что когда-нибудь это скажу, — зевнув, погладил себя по животу Маркус, — но что вы думаете насчёт того, чтобы на пару дней перейти на растительный рацион?

Прожевав очередную порцию, я согласно кивнула.

— Поддерживаю. Тем более, что, согласно рыбо-глистовой теории, так мы уменьшим шанс получить непроходимость кишечника.

На мгновение воцарилась тишина, которую прервал ехидный смех зеленокожего:

— Сегодня ты первая.

Пожав плечами, я взяла слегка обуглившийся прутик с остатками шашлыка, и прикинув, влезет ли он (возможно, хотя и с трудом), перевела взгляд на огонь. Как-то странно, почти болезненно, отреагировали остальные на мои слова. Может, стоит извиниться? Немного подумав, так и поступила. Это действительно быстро разрядило обстановку и вернуло на лица друзей улыбки.

На следующее утро Росс с Севой, решившие проверить ловушку, пришли злые. К счастью, на сей раз добычи не оказалось — хотя ловушка сработала, но в неё никто не попался. А вот приманка исчезла без остатка. С трудом нам удалось уговорить охотников подождать хотя бы сутки, прежде чем снова настораживать и заряжать убийственное орудие — ведь если в неё кто-нибудь попадётся, его стоит съесть, а за вчерашний день мы и так перегрузились мясной пищей. Но опасения оказались напрасны: хотя приманка постоянно пропадала, да и ловушка срабатывала через раз, но она больше ни разу не принесла добычи.