— Ага… но, видимо, из фамильных поместий выбираются самые-самые — боевитые и целеустремленные… Я тебе еще раз сочувствую и соболезную, Ниидзима.

— Отвали, неудачник! За тобой, я слышал, уже третья невеста бегает, так что засунь… э-э-э… прибереги сочувствие и соболезнования для себя самого. Ценный ты наш генетический материал…

— Начистить бы тебе циферблат…

— Сначала отдышку вылечи…

— Проходите, господа. Управляющий-сан ждет вас. — Сообщила секретарь, с интересом прислушиваясь к диалогу.

Из кабинета, пятясь задом и постоянно кланяясь, вышел какой-то весьма вспотевший мужчина (в эмоциях господин был очень-очень расстроен и напуган… как минимум) и тут же, пулей, улетел в коридор.

М-да, тут, видимо, используется какая-то суровая управленческая модель.

У управляющего ничего интересного не случилось: я подписал стандартные бумаги на участие в проведении трех тематических шоу «Боевые искусства», расписался в «Технике безопасности» (вряд ли они рассчитывают прикрыться этой бумажкой — я же несовершеннолетний… скорее всего, обычная инерция мышления и знакомый до слез «а пусть будет, авось пригодится…») и узнал, что со всем остальными моментами меня ознакомит Ниидзима-доно. Кстати, отношение к Ниидзиме было подчеркнуто уважительным. И в эмоциях — что особенно важно — тоже. Хм… я чего-то не знаю? На фоне разноса, учиненного нашему предшественнику, такая учтивость смотрелось подозрительно.

— Ну… Вводи в курс дела, Ниидзима-доно!

— А… ну, все элементарно. Переодеваешься, сидишь в раздевалке, ждешь. Тебя вызовут. Твой псевдоним на первое время — «Мелкий». Сегодня выступаешь официально. Ты у нас торопышка, как любой неопытный новичок — быстро кончаешь… А тут, внизу, так нельзя — надо медленно-медленно довести бой до логического конца. В общем, как хочешь, но чтобы пять минут вы с противником потанцевали, а в идеале даже пару раз по физиономии ты должен схлопотать. А потом… потом можешь победить. А можешь и не побеждать… Схватка идет десять минут. Что еще… Сегодня можешь свою маску не надевать — твое участие сегодня вполне официально… Но — как хочешь. Шкафчик в раздевалке теперь будет за тобой постоянно закреплен, так что реквизиты бэтмена можешь оставить там.

— Оценки за артистизм кто будет выставлять?

— Сирахама-сан, вы — дурак? Разумеется, оценки ставят гости! С помощью чаевых. Интересует? Нет? А чего тогда спрашиваете? Наверху этого уже не будет. Наверху — главное победить. Но повеселить народ внизу вполне можно… напоследок, так сказать… Пару разиков. Сегодня бой у тебя один. Я тебя ждать не собираюсь — сам до дома дойдешь… или такси вызовешь… или скорую, если руки-ноги переломают.

Редзинпаку собралось в главном обеденном зале. Миу и Мисаки сноровисто сервировали огромный длинный стол, выкладывая небогатые, но многочисленные яства. Разумеется, перегородки, закрывающие зал от улицы, были установлены и задвинуты — ведь на улице даже лужицы замерзали! Пришлось поставить целых два воздушных обогревателя, чтобы обед проходил в уютной обстановке.

Так что вид на зимний мрачный сад был заменен выцветшим от времени сероватым рисунком каких-то гор, рощиц, речушек и мостиков на беленой фанере перегородок. В традиционном стиле японской живописи. Зимний сад выглядит не лучшим образом, так что замена оказалась достаточно равноценной.

— Какая-то зловещая у нас сегодня атмосфера, коллеги. — Оценил Акисамэ.

— Что-то невкусно приготовлено, Акисамэ-сан? — Удивилась Миу. Почти искренне.

— Нет-нет, — Торопливо замотал головой мастер джиу-джицу. — Все очень вкусно, Миу, как и всегда, когда ты готовишь. А теперь мы убедились, что и в клане Драконов девушек учат очень-очень вкусно готовить, что нам и продемонстрировала Мисаки-сан!

— Спасибо, Акисамэ-сан. — Учтиво поклонилась Мисаки и вернулась к отстраненному рассматриванию холста с каллиграфией.

Акисамэ вздохнул и обвел взглядом других мастеров. Мастера молча уничтожали еду, уткнув глаза в поверхность стола. Только Аппачай жалобно косился на окружающих (не забывая, конечно, время от времени пополнять из тарелки содержимое постоянно жующего рта). И Старейший рассматривал собрание загадочным взглядом. «Что-то непохоже, чтобы старик развлекался» — Определил Акисамэ

— Акисамэ прав, как-то скучно без нашего Кенчи! Может быть пригласишь его в гости, внученька… Поужинать, например?

— Я с радостью передам ему вашу просьбу, одзи-сама![20] — Исключительно официально поклонилась Миу.

Хаято Фуриндзи нахмурился.

— … Может быть он даже захочет остаться на ночь… — Добавил он неуверенно.

— Как вам будет угодно, одзи-сама! — Если бы слова могли замораживать…

Хаято вздохнул. Мастера вперили взгляды в стол… еще упорней. Апачай стал смотреть еще жалостливее.

— Внученька… то, что было сделано — сделано на ваше, молодых, благо! — Сделал слабую попытку что-то объяснить Старейший.

— Конечно, дедушка. — Кивнула с дежурной улыбкой Миу и поднялась. — Позвольте подать чай! Мисаки-тян, поможешь?

— Да, Миу-тян. Конечно! — Девушка ожила, легко вскочила и принялась помогать убирать со стола.

— Хм… Миу, внученька. — Старейший, вытянув шею, пересчитал кружки для чая на подносе. — Тут только пять…

— Вы, как всегда, проницательны, одзи-сама! — Поклонилась Миу. — Мы с Мисаки слишком ничтожны, чтобы наслаждаться благородным напитком в столь высоком обществе. Поэтому позвольте вас оставить… Но как только мы понадобимся, мы тут же вернемся!

— Хм… Миу… внученька. Но даже в этом случае кружек должно быть шесть.

— Простите, одзи-сама! — Миу была удивлена. — Мой недостойный разум слишком слаб, чтобы воспринять вашу мудрость! Подождите, пожалуйста! — Она выставила перед собой кулачок и принялась отгибать пальчики. — Хаято Фуриндзи-сама (отогнулся большой палец), Ма Кэнсэй-сан (указательный), Акисамэ Коэтсуджи-сан (средний), Сакаки Сио-сан (безымянный), Апачай Хопачай-кун (мизинец)… Нет, все верно, одзи-сама. Пять кружек. Не шесть.

— Ты забыла Косаку Сигурэ. — Посмурнел Фуриндзи.

— Простите, одзи-сама, но кто такая Косака Сигурэ? — Лицо Миу выражало искреннее недоумение. — Я не знаю никого с таким именем.

— Это… я… — Послышалось жалобное сзади.

Сигурэ стояла за спиной Миу. Но та не обращала на нее никакого внимания только отвела взгляд на дверные панели, будто прислушивается:

— Почудилось, наверно… Крыша прохудилась — вот ветер и завывает. Позвольте вас покинуть, одзи-сама! — Миу застыла в поклоне, ожидая разрешения.

— Иди, внученька. — Хаято был расстроен не меньше, чем Сигурэ.

За Мисаки и Миу закрылась створка двери. Хаято поднялся, сходил на кухню и, покопавшись там минуты три, собственноручно принес еще одну кружку. Аккуратно поставил на поднос. За все это время мастера за столом не проронили ни слова.

— Вот так… Все кружки попрятала, пигалица… Прости, девочка. — Обратился он к мастерице оружия, все так же стоящей посреди зала и сухими глазами рассматривающей какую-то точку на изображении гор. — Реакция внучки ожидаема, но слабее жечь не перестает… Прости, что тебе пришлось оказаться на острие…

— Я… сама… выбрала. — Безразлично бросила Сигурэ и — исчезла… только наверху едва слышно скрипнула устанавливаемая на место деревянная панель.

Старейший со вздохом кивнул и стал разливать чай.

— У меня сегодня от Миу волосы на затылке шевелятся. — Поделился Сакаки.

— Не почувствовал. — Буркнул Кэнсэй в свою чашку.

— А у тебя… на затылке… растет… что-то? — За спиной Кэнсэя вниз головой висела Сигурэ с лупой в руках.

— Сигурэ! — Плачущим голосом простонал Кэнсэй. — Ну таки нельзя же так! Деликатность нужна, когда такие вещи мужчине говоришь!

Шутку никто не поддержал — мастера продолжали хмуро молчать.

— Действительно, грустно как-то стало без нашего ученика — прав Старейший… — Начал было Акисамэ, но Старейший прокашлялся: