Лишь часть этого продукта могла использоваться в хозяйстве, значительная доля шла на военные и сакральные нужды, проходя через руки вождей, военачальников и жрецов. Это положение укрепляло их власть и позволяло уже в III–IV вв. вести значительные завоевательные походы, отдавшие в распоряжение режима Ямато всю центральную и западную части о-ва Хонсю, часть о-ва Кюсю и, возможно, юго-западную оконечность Корейского полуострова.
В это время наметилось изменение в социально-экономическом строе страны. Расширение власти стало зависеть не только от увеличения клана, но и от частных владений (тадокоро, миякэ). В V–VI вв. в Ямато наблюдались два типа социально-экономических отношений: ранний, первобытнообщинный с элементами патриархального рабства, и более поздний, рабовладельческий с элементами прежней кровнородственной общины. Наиболее остра столкновение между этими двумя типами отношений проявилось в борьбе кланов Мононобэ и Сога во второй половине VII в. [Конрад, 1974(1), с. 369–370].
Выбор пути от общеплеменного союза к классовому обществу, победа одного из двух перечисленных типов социально-экономических отношений (или, может быть, рождение третьего типа) — все это упиралось в критическую фазу смены формаций, т. е. в переходный период. Разумеется, надо оговориться. Победа первобытнообщинных отношений в исторической перспективе может быть либо временной, либо длительной. В первом случае она затормаживает развитие рабовладельческого строя, не позволяя ему вырасти в формацию, в последнем — на неопределенно долгий срок продлевает существование первобытнообщинных отношений (существуют племена, так и не вышедшие за рамки таких отношений). Победа же рабовладельческих отношений означает наступление соответствующей формации.
Важным признаком переходной ступени является противоречивость ее собственной структуры, временный характер синтеза разнородных социальных структур, генетически принадлежащих разным формациям. Для первобытнообщинного строя переходная ступень характеризуется рождением социальных элементов возникающего общества при относительном сохранении общинно-патронимического типа социальных связей. Причем появление нового (например, классовых отношений) представляется разделением на противоположности элементов предшествующей системы (появление знатных и несвободных в недрах первобытного коллектива вадзин). Переходная ступень особенно чувствительна к среде и природным условиям. На переходной стадии зависимость конкретных форм хозяйственного и социального развития достигает максимума [Андреев, 1972, с. 59, 62, 63, 66].
Сказанное относится и к переходу Японии от первобытнообщинной формации к следующей. Общая оценка возможности развития древней и раннесредневековой Японии по пути рабовладения не раз давалась в советской историографии (см. гл. 1). Еще в 1957 г. Н. И. Конрад разъяснял, что развитию рабовладельческих отношений в Японии препятствовали: сохранение земледелия в руках общинников, невозможность создания крупных рабовладельческих латифундий в гористой стране, ограниченность источников пополнения рабской силы [Всемирная история, 1957, с. 53]. В дальнейшем некоторые из этих положений были развиты и дополнены другими. Быстрое истощение внутренних ресурсов пополнения рабской силы сопровождалось все растущей недоступностью ресурсов внешних (Корея). Социально-этнический состав контингентов рабов постепенно тоже становился неблагоприятным для Ямато. Местные рабы (яцуко) комплектовались частично из сородичей, частично из иноплеменников и были малочисленны. Заморские переселенцы по крови были чужды японцам, но в культурном отношении превосходили жителей архипелага. Они долго сохраняли свою социальную структуру, жили компактными поселками (томо- бэ, каки-бэ), и, хотя считались зависимыми, их статус напоминал привилегированное полурабство (см. [Конрад, 1974(1), с. 372]) [61]. К перечисленному можно добавить и такие факторы, как мощное влияние феодального Китая, этническая сплоченность населения Ямато, отсутствие по соседству, в пределах, до которых простирались внешние связи Ямато, рабовладельческих государств, неразвитость денежного хозяйства, значительная прочность общины и т. п. В том или ином сочетании они образуют набор факторов, объясняющих отсутствие рабовладельческой формации в других государствах. Отдельные факторы могут отличаться иной характеристикой, не нарушая при этом итогового результата; например, высокий уровень производительных сил в древней Руси не помешал ей миновать рабства [Мавродин, 1971, с. 64].
При всей убедительности этой аргументации, если ею ограничиться, то минование рабовладельческой формации и переход к формации феодальной в Японии выглядит как частный и исключительный случай. В действительности это не так. В теоретическом плане «из всех формаций рабовладельческая является единственной, где в период развитого рабовладельческого общества воспроизводство рабочей силы невозможно в самой рабовладельческой стране, а осуществляется за счет ввоза рабов из других стран» [Мейман, Сказкин, 1960, с. 82]. Невозможно себе представить страну, рабская экономика которой целиком или хотя бы в основной своей части держалась на рабстве за долги да за преступления. Поскольку при любой форме рабовладения производственных рабов должно быть немало, ситуация противоречит законам социального и этнического развития. К сказанному надо добавить, что все рабы должны обходиться достаточно дешево, чтобы в условиях невысокой производительности труда стать рентабельными. Относительно дешевы, однако, были лишь рабы-пленники. Но, даже имея доступный внешний рынок пополнения рабов (а Япония в VI–VII вв. его утратила), рабовладельческое государство должно было обладать достаточно высоким уровнем развития производства, общественного разделения труда, товарного хозяйства, торговли (первые два показания в Ямато были весьма средними, последние два — низкими). Не удивительно поэтому, что рабовладельческая формация в принципе могла утвердиться лишь в немногих сильных государствах, живущих за счет более слабых соседей. К таким государствам Ямато не принадлежало.
Закономерность альтернативы «рабовладение — феодализм» обусловлена не только многими чертами их взаимного сходства, но и тем принципиальным обстоятельством, что при феодализме воспроизводство основных эксплуататорских классов осуществляется внутри данной страны, а это обеспечивает одновременное существование ряда феодальных стран, в том числе и соседей. Именно такая ситуация и сложилась в этом районе Дальнего Востока в IV–VII вв.
Переход от первобытнообщинного строя к феодальному произошел в Ямато не сразу, не непосредственно, а через стадию, включающую неразвитое рабовладение, домашнее патриархальное рабство [62]. Поскольку переходный период при всей неопределенности его границ занимал в реальной действительности протяженный исторический этап, сложность социальной, этнической и культурной среды отражалась на политической организации. В гл. 5 мы подробно говорили о социальной и этнической организации Ематай и определяли это владение как варварское государство.
Образования такого типа известны во многих частях света. У восточных славян непосредственными предшественниками древнерусского государства стали племенные княжества полупатриархального, полуфеодального характера. Они сложились на племенных землях как межплеменные политические объединения [Мавродин, 1971, с. 99—100]. В Западной Европе такие образования известны под именем варварских королевств, которые в медиевистике оцениваются как переходные, полуфеодальные (дофеодальные) или раннефеодальные.
