– Будь сделано.

Прижимаясь к кирпичной ограде, Маргарита приблизилась к двери пропускной и заглянула внутрь. Охранник стоял за стойкой, лицом к стеллажу, размещенному вдоль стены и спиной к проходу!

– Ищу, ищу. Синяя папка? Левее? Нет ничего левее. Так считать от спины? – обшаривал страж полки. – А я и смотрю справа, если стоять лицом.

Маргарита глубоко вздохнула, затаила дыхание и едва касаясь плиточного пола прошмыгнула мимо. За пропускным пунктом открывалась дорожка, ведущая прямо к шоссе. Она вжалась в холодный оштукатуренный кирпич ограды и, переждав несколько секунд, юркнула в заросли гигантского борщевика. Вскоре, затравленно оглядываясь и дрожа от волнения, она выбежала на шоссе, голосуя машинам.

Маргарите отчаянно не везло. Машины попадались редко, да и те не реагировали на пытающуюся остановить их девушку. В отчаянии, завидев идущий автомобиль, Маргарита встала посреди дороги, раскинув руки. Темно синий "рафик" грузовой модели с кузовом без окон резко затормозил, взвизгнув тормозами. В открывшуюся дверь почти вывалился мужчина кавказской национальности и бурно жестикулируя, прокричал что–то бранное в адрес Маргариты. А потом дверь захлопнулась.

– Помогите! – взмолилась она, вцепившись в опущенное стекло. – За мной гонятся бандиты!

– За всеми они гонятся. Места в машине нет, сама не видишь! – кавказец указал на сидящего рядом молчаливого старика. – Деда лечиться везу. И зачем мне твои бандиты? Своих хватает. Убери руки, девушка.

– Они убьют меня! – отчаянно смотрела Маргарита в красивое равнодушное лицо. Водитель тихо тронулся с места, заметив:

– У вас здесь настоящий бардак, россияне.

Маргарита разжала руки, не успевая за машиной, и тут увидела смуглое лицо, высунувшееся в приоткрывшуюся заднюю дверцу кузова:

– Садись сюда. Быстро, – мужчина протянул руку и Маргарита оказалась в сладко пахнущей темноте, среди коробок и ящиков, забивших до отказа весь автомобиль. На полу, подстелив картонки сидел молодой мужчина, одетый как для эстрадного выступления – в праздничный светлый костюм и лаковые туфли. За расстегнутым воротом черной рубашки блестела массивная золотая цепь. Ударившись головой о потолок, Маргарита свалилась на колени сидевшему. "Рафик" рванулся вперед.

– Оказывается, ты сильно русских любишь, – не оборачиваясь крикнул маргаритиному спасителю тот, что сидел за рулем.

– Кто их любит. "Кушать да, а так – нет", – отозвался нарядный фразой известного анекдота и посмотрел на девушку с плохим интересом. Маргарита поняла, что попала в новый переплет, угодив в машину похотливых и наглых кавказцев.

– Фрукты на рынок везем, – объяснил нарядный, заметив испуг девушки и помог ей устроиться рядом. – Извини, тесно. Могла другую машину остановить, раз так сильно ехать надо. – Он присмотрелся к заплаканному лицу пассажирки. – С мужем дралась, да?

Она отрицательно покачала головой.

– Спасибо вам. Только… Только у меня совсем мало денег. Я выйду у первого метро.

Сидевший за рулем что–то крикнул через плечо на своем языке.

– Вы грузины? – ляпнула Маргарита, сообразив с запозданием, что для нее все торгующие кавказцы – грузины. А грузины – приставалы и наглецы.

– Мы – совсем наоборот, – мужчина в нарядном костюме встревожился: Хачик говорит, за нами джип идет. Обгонять не хочет, на расстоянии едет. Тебя ловят.

– Да, это, наверно, за мной! Пожалуйста, отвезите меня в милицию. – С мольбой стиснула ладони Маргарита.

– В милицию без денег зачем ехать? Без денег ничего нельзя, – рассудил нарядный, не очень, видимо, испугавшийся преследования. – Понимаешь, совсем рано решили отца в деревню везти. Там старая женщина живет, от рака лечит. Я оделся, как человек, деньги взял.

– Это дорого? – спросила Маргарита, подавляя нервный озноб.

– А! Не взяла она деньги, лечить не стала. Сказала обратно в больницу везите, пусть умирает так. Мусульмане мы, креста не носим, – кавказец распахнул ворот черной рубашки, продемонстрировав свою золотую цепь и густую черную поросль.

Водитель снова прокричал что–то, мусульманин непонятно ответил, отмахнулся и объяснил Маргарите:

– Хачик волнуется, высадить тебя хочет. Я говорю, пусть едут, раз надо. Твои приятели, да? Чего зря туда сюда метаться. У метро выйдешь, помиришься.

Кавказцы снова бурно заспорили, перекрикиваясь через ящики.

– Хачик интересуется, они стрелять не будут? – спросил нарядный.

– Вряд ли… – нахмурилась Маргарита. – Только мне к ним попадать никак нельзя. Пожалуйста! Как вас просить, не знаю…

– А чего тут знать? Я тоже сегодня старую женщину просил. Я, говорю, мусульманин, азербайджанин я. Посмотри, женщина, – видишь у Хачика крест висит. Он армянин, православный, мы друзья, какая разница? Помоги старому человеку, да? Он ведь всю жизнь в селе работал, никому зла не делал. Она руками махала, ругалась, что мы плохое предлагаем. Теперь дешевый товар на базе взяли, – бананы–мананы, абрикосы–персики сильно зрелые, продавать быстро надо, опоздать на прилавок совсем нельзя. Я торговать буду, Хачик моего отца в больницу обратно сдавать поедет. А тебе, девушка, домой надо. В Москве живешь – друзей много. Пусть они помогают. Так у всех людей положено. Даже если у них крест не висит.

– Друзья… – Маргарита отрицательно покачала головой, опустив глаза. И вдруг спохватилась: – Вспомнила! Есть друзья, есть! – Она пошарила в карманах жакета и вытащила скомканную бумажку, которую сунула ей на прощание Белла.

– Вот куда мне надо, – она в недоумении рассмотрела адрес. – Дом на набережной… Это такой большой, что напротив Храма Христа Спасителя! Удивительно…

– Где Кремль что ли? По центру не поедем. Пробки большие, милиция. Нам через весь город долго, лучше по окружной. Сильно опаздываем. Деда в раковую больницу завезти надо.

– На Каширку? Вспомнила я вашего деда! Он в нейрохирургии на диване сидел и вязал на спицах! Тихий такой и женщина рядом. На жену сильно похожа. У меня там сестра лежит. Операцию делать будут. Шестнадцать лет еще не исполнилось, – Мара заплакала, осознав несправедливую горечь со всех сторон навалившейся беды.

Азербайджанец и армянин затеяли спор на непонятном языке, в котором отчетливо слышались слова "больница", "джип", "Синагог". Казалось, они сильно разругались и сейчас выгонят пассажирку прямо на шоссе.

Мусульманин с тоской посмотрел на сжавшуюся девушку, пошарил в коробке и протянул банан.

– Ешь. Глаза совсем голодные. Я знаю такие глаза.

Маргарита притихла в полутьме среди ящиков, жуя предложенный ей банан и совершенно не догадываясь, куда везет ее синий "рафик". Но было ясно, что уехали они уже далеко. Наконец, резко затормозив, машина остановился.

– Выходи, – сказал шофер.

Маргарита опасливо выглянула в приоткрытую дверь автомобиля, ожидая появления Осинского. Рафик стоял у Яузы за кинотеатром "Ударник". Преследовавшего их джипа видно не было. Угрюмой громадой возвышался Дом.

– Тут, что ли? – вышел шофер, оказавшийся высоким и красивым, как Остап Бендер. Он осмотрел покрышки. – Совсем старая машина. Синагог скажет, что бы мы резину меняли. – Ветер с реки трепал его густые смоляные кудри.

– Куда джип делся? – осмотрелась Маргарита.

– На проспекте Вернадского остался. Видел только, что на него гаишники как коршуны набросились. В розыске наверно твои дружки. – Шофер улыбнулся, блеснув крупными зубами и забрался в машину. – Хорошего тебе дня, красивая.

– Бери персики, скушаешь, – протянул из кузова пакет азербайджанец. И захлопнул дверь.

– Погодите! – торопливо сняв цепочку с крестиком тетки Леокадии, Маргарита протянула ее водителю.

– Возьмите для деда. Он медный, но освещенный по всем правилам.

Армянин нахмурился:

– Зачем свою вещь снимать? Мы что – звери?

– Нельзя отказываться, это на счастье. Примета такая, – Маргарита передала в смуглую ладонь свой дар и подняла голову: – Большой дом.