Шарль задумчиво сидел за своим столом над книгой современного немецкого исследователя Франка Дитмана "Английские путешественники в Россие", глубоко анализирующей процесс соприкосновения национальных менталитетов. В воздухе витали кондитерские ароматы, с трудом вытесняемые пихтовым запахом, льющимся из кондиционера. Секретарь положил перед шефом визитную карточку и шепнул со значением:

– К вам дама.

Она вошла, щурясь под очками и переводя дух.

– Мне рекомендовали обратиться в вашу организацию… – дама присела на краешек предложенного кресла и поджала ноги. Черная юбка до щиколотки, черный джемпер с крошечной брошью в виде дракона навевали мысли о финансовой скромности. В руках прибывшая держала перевязанную бечевкой коробку, от одного вида которой у Шарля забарахлила чертоплюйская железа. Указанная железа находиться в подъязычной области, обладает функцией индикатора и дает о себе знать ощущениями, сходными с теми, которые возникают у человека при виде нарезанного лимона. Шарль не мог определить, относится ли сигнал к посетительнице или к ее коробке, очевидно, содержащей шоколадный набор. Он с хлюпаньем проглотил ядовитую слюну и постановил: "Очередная благотворительница. Изображает безденежную интеллигентку, скромные конфетки принесены в качестве презента. Слезами обольюсь и выпровожу".

– У меня к вам просьба, – без жалостливой преамбулы объявила дама и стала разворачивать бумагу. Под ней оказались не конфеты, а нечто более странное и противное – книга с обложкой, изображающей поле красных тюльпанов и с таким названием, от которого у подоспевшего Бе Гимота, в самом деле навернулись слезы.

Дама слегка наклонилась к Шарлю, пытаясь заглянуть за зеркальные стекла пенсне, но ничего не увидела кроме неприятного, довольно презрительного лица. Шарль же не уловил во взгляде дамы искательности и подобающего ситуации кокетства. Только растерянность и тоску. Просительница прижала книгу к груди.

– Я написала двенадцать романов, их издали. Правда, под чужими именами. Мне даже платили деньги, большие деньги. Но… – с отвращением к себе она опустила глаза и выпалила: – Обо мне не написали ни слова…

– Ни слова гадости? – удивился отошедший к стеллажу секретарь.

– Вообще, – упавшим голосом сообщила сочинительница.

– Не понимаю! – Шарль вскочил. – Отказываюсь понимать! Двенадцать книг принесли человеку огромные гонорары и ни слова критики?! В каком мире вы живете? Куда девалась творческая принципиальность, здоровая товарищеская поддержка? – Он обращался к расставленным Батоном на полках томам. – Где, в конце концов, критики, враги?

– У меня нет их, – призналась сочинительница с легким всхлипом. Простите я не собираюсь плакать, это я так дышу. У меня короткое дыхание.

– Катастрофа! – уставился на нее Шарль. – Нет врагов! Вот уж конфуз, милая вы моя… Как же вы могли допустить такое? Даже святые проповедники подвергались жестоким гонениям… А ведь работали без гонораров. Абсурд! Он подошел к посетительнице и окинул ее внимательным взглядом из–под пенсне. – Позвольте поинтересоваться, если не секрет, о чем же таком вы пишите?

– О том, как можно было бы жить, если бы все сложилось, как мечтается…

– Политическая утопия?

– О, нет! Косметический романтизм… Мне хочется рассказать всем о любви, красоте, настоящей преданности… Ведь есть же все это! Пусть даже только в наших мечтах, – она поникла и умолкла, засомневавшись в собственном заявлении.

– Понятно. Любовь, красота… И вы туда же. Ничего удивительного дает о себе знать глобальный дефицит вечных ценностей. Требуются витаминные добавки в виде транквилизирующих сказок, – Шарль широкими шагами мерил кабинет.

– Я лишь хотела подарить людям иллюзию праздника! – взмолилась просительница.

– Подарить?! – грозно рявкнул, нависая над ней Шарль.

– Вы не так поняли! За свой труд я получала пятьсот условных единиц в месяц. В среднем… Не всегда… – она покраснела и горячо заявила: – Это нормально!

– Послушайте, леди, – вмешался в беседу рыжий секретарь, расставивший на полке откуда–то вдруг появившиеся книги сочинительницы, – чем так мучаться, бросьте вы все это, идите работать к нам лифтером!

– Разве у вас есть лифт? Я поднималась по лестнице, – удивилась женщина, явно страдавшая одышкой.

– Нет, так будет, – заверил Батон. – Тысяча баксов в месяц. Вы ведь имеете кучу дипломов и приличное образование. Это не блажь, а насущная потребность – интеллигентный человек просто необходим… у лифта!

– Благодарю! Ваше сделали очень щедрое предложение. Но я невезучая все желаемое приходит ко мне слишком поздно.

– В чем дело? Боитесь суеты? Не умеете обращаться с подъемным устройством? – нахмурился, теряя терпение Шарль. В конце концов, сможете писать о своих праздниках любви у лифта. Обеспечим стол… Да к чертям этот лифт! Причем здесь, вообще, лифт? – Он вдохновлялся благодеянием, подвергаясь воздействию фермента чертоплюйской железы. Фермент диагностировал стопроцентную правдивость искательницы.

– Оставьте идею трудоустройства, шеф, у госпожи сочинительницы клаустрофобия и проблемы со здоровьем, – Батон кивнул в окно. – Там ее ждет инвалидное кресло.

Женщина поднялась:

– Зря побеспокоила вас. Извините, что отняла время.

Шарль взял из рук визитерши книгу.

– Вы кажется, собирались подарить нам это. Чудное название – "Сердце ангела"! О, тут и посвящение – "Красивейшей из женщин". Кажется, не мне.

– Это история любви Клавдии Шиффер и Девида Копперфилда. Но не реальная, а такая, которую только можно вообразить в самую снежную, самую романтическую рождественскую ночь… Я хотела передать через вас эту книгу в Лос–Анжелесское Агентство, опекающее мисс Шиффер…

– Хм-м… С Девидом мы поддерживаем какие–то отношения, а с красоткой… – Шарль вернул книгу с тюльпанами. – Вас ввели в заблуждение, мы не занимаемся пересылкой.

– Опять ошибка, – женщина отошла к двери. – Я же говорила, что невезучая.

– Вот затвердили! – вспылил секретарь. – Вы не любите себя и не умеете за себя бороться! Это неприятно. Это лишает вас радости иметь врагов, а людей, для которых вы пишете, иметь ваши книги! Все так просто! Вы мечтали, что бы вашу историю прочитала знаменитая красотка и воспылала желанием сняться в фильме на ее основе? Ведь у вас нет другого выход. Здесь все глухо. Здесь кризис, лекарства стоят дорого, а ваши пятьсот баксов раз в пол года – это позор!

– Я не нуждаюсь. Но мне необходимо доказать, что я не пустое место! Да, я хочу, что бы мой труд кого–то радовал. И хочу, чтобы за него платили деньги! – в глазах женщины вспыхнула решимость, привлекшая Шарля.

– Так уже вы мне нравитесь больше. Наличествуют тщеславие, гордыня, зависть! В таком вот случае уже можно чем–то помочь… Дорогой друг, обратился он к секретарю, – что мы можем предложить отчаявшейся даме?

– Сейчас, шеф, живенько состряпаем, – Бе Гимот оказался возле компьютера, защелкал клавишами, загудел, зазвенел и вскоре подал два листа – сканированные колонки газетного текста.

– "Нью–Йорк таймс" и "Лос–Анджелесское ревю" – завтрашний выпуск. Смотрим раздел "Новости культуры и искусства". Вот:

"Вчера в Москве в приемной Холдингового Центра культурного фонда произошел знаменательный инцидент. Группа российских кинематографистов в письменной форме и на словах выразила свой протест в адрес голливудских деятелей. "Как у нас появиться что–нибудь стоящее, они обязательно перехватят", – сказало ответственное лицо Союза кинематографистов. "Нам самим тут надо". – Подтвердили коллеги, среди которых были все известные". – Секретарь остановился – Я перевожу не совсем точно. – И продолжил обличительным голосом советского диктор, клеймившего происки классовых врагов: – "Конфликт разгорелся вокруг прав на экранизацию романа известной Российской писательницы "Сердце ангела". Героиней романа является Клавдия Шиффер. Однако русские кинематографисты намерены создать свою версию, пригласив на главную роль лучшую актрису страны Инну Чурикову. В Голливуде же не обошлись, как обычно без интриг. Студия "Уорнер бразерс" перехватила материал и запускает фильм, подменив мисс Шиффер Линдой Евангелисте. В Московский и Лос–Анджелесский суд поданы судебные иски. Наш корреспондент предполагает, что конфликт разрешится созданием трех параллельных киноверсий нечеловечески увлекательного романа…"