Аня часто уходила к океану и сидела там словно глухая, не слыша, как теребят ее двухлетние двойняшки. Еще в то утро в больнице, найдя на своей тумбе тюльпаны и розовый листок без слов, пахнущий Маргаритой, она поняла, что сестра улетела на черных конях, а не погибла, как твердили все, в сгоревшем доме. Муж Леша молча обнимал ее за плечи и тоже смотрел в залив вода там играла и улыбалась, словно прозрачные глаза Маргариты.
В Москве кипели страсти. Известный шоу–мен Геннадий Амперс женился на поэтессе Машеньке и выпустил томик "Избранные хренарики". Стихи, тиражом в три тысячи экземпляров распространял он сам на банкете по поводу присуждения его супруги Букеровской премии. Да, верлибры Марии Очумеловой нашли своего читателя в лице международной литературной элиты. Сраженные их свежестью исследователи постмодернизма изощрялись в терминологии, пытаясь охарактеризовать трансцендентальные амбивалентные лексические приемы не в меру одаренной русской поэтессы. В домашней обстановке поэтесса отличалась чувственной требовательностью и имела тонкость поколачивать супруга щеткой от пылесоса.
Значительно менее оптимистично выглядела судьба Гаврилы Латунского (псевдоним Глыбанин), втянутого в разраставшийся процесс вокруг наркомафии. В местах заключения Гаврила получил от собственного адвоката оформленную чин–чинарем бумагу о передачи квартиры в Доме некому Хачику Геворкяну в личную собственность. Бумага была подписана Латунским и он не сомневался, что именно подлец Экстрактов успел подсунуть ее на подпись вместе с заграничными письмами. Только, как показал тюремный опыт, частое упоминание Экстрактова и сопровождавших его бандитов к добру не приводило. Латунского два раза отправляли на медицинское освидетельствование и, выслушав о визите странной троицы, на радость защите признавали нервнобольным. Адвокат Латунского рассчитывал, что именно невменяемость его пациента дает шанс выиграть процесс, отправив триллериста на принудительное лечение.
Однажды принес доброжелательный адвокат своему подзащитному еще один подарок. Это был двухтомник некоего Г. Глыбанина под названием : "Сравнительный анализ подсознательного у Достоевского и Пруста". Ловкий издатель поспешил воспользоваться известным псевдонимом для популяризации труда безвестного графомана. Гаврила заплакал, узнав какой бешенной популярностью пользуется "Сравнительный анализ" у российской читающей публики – тиражи книги давно перекрыли рекорды "Ссученианы".
Произошли кардинальные изменения и в жизни других персонажей этой истории. Мало кто узнавал в веселом улыбчивом старике, просившем милостыню в подземном переходе, бывшего депутата Перманентова. А те, кто узнали, могли бы порадоваться за него. Все началось с того злополучного заседания Думы, когда в воздухе над парламентариями взвились зеленые сотенные купюры. Перманентов замешкался, пытался осмыслить происходящее, а потому денег собрал мало. Видавшая репортаж по телевизору супруга вывернула кармана своего пупсика, ища заначку. Но кроме табачных крошек и огрызка бутерброда с плавленым сыром ничего не обнаружила.
– И ты хочешь сказать, что это все? Я видела, как другие двумя руками хватали, – указала разъяренна женщина на шесть смятых бумажек, предъявленных супругом.
– Я должен их сдать в общественный фонд, – пролепетал нерасторопный Перманентов.
– Что!? Может это твой фонд будет покупать нам стиральную машину? Другие вон на трех иномарках ездят.
– Я – узник совести. Я – независимый и честный. Пойми, Леля.
– Сдавай. Но я уйду, – ледяным голосом декларировала супруга.
Узник совести пошел на попятную, поехал в магазин, уже выбрал машину "Аристон" с сушкой и начал расплачиваться, когда на купюрах обнаружились штампы "Не воруй!", идущие прямо по лицу любимого россиянами президента. Откуда–то выскочил человек с телекамерой и стал снимать мучительно изменившийся крупный план депутата. Оказалось, что он не первый из парламентариев, решивших пустить награбленные средства на персональные нужды. В результате поднявшейся грязной шумихи Перманентов снял с себя полномочия депутата, оставил жену и поселился на даче, утеплив собственноручно крошечную избушку на шести сотках. Там он отдыхал душой, разводя редкие сорта кабачков, патиссонов и тыкв и даже был описан в журнале "Наш сад" в статье "Волшебник живет рядом". Находилось время у Перманентова и для ловли ротанов в маленьком пруду и для перечитывания классики. Лишь два раза в год – в день памятного заседания Думы и собственный день рождения, тянуло садовода в Москву. Обосновавшись в переходе, ведущем к зданию Думы, он клал перед собой обтрепанный картуз и табличку с надписью на французском языке. А когда кто–нибудь, похихикивая, просил деда перевести, тот охотно рапортовал классическое: "Я не ел три дня. Подайте бывшему члену Государственной Думы".
Исчез из поля зрения москвичей и отец Савватий. Зато появился в милиции некий Федул Сиськомац, учинивший на барахолке безобразную драку. Следствие выяснило, что гражданин Сиськомац (церковный псевдоним отец Савватий) напал на гражданина Перцова, торговавшего церковной утварью и образами. Образа и утварь художественной ценности не представляли, но Федул Сиськомац утверждал, что в давние годы собственноручно похитил их из деревенской церквушки, которую затем сжег с целю сокрытия следов преступления. В виду того, что предметы спора материальной ценности не представляли, а подравшиеся стороны пришли к примирению, службы правопорядка дело закрыли, а нарушителей выпустили. Неизвестно, как сложились отношения конфликтовавших сторон на свободе, но вышло так, что Федул Сиськомац прибыл в те новгородские края с большим даром – пожертвовал средства на восстановление прихода, и вернул не только нехитрую утварь захолустной церквушки, но и драгоценную чудотворную икону, украденную им в юные годы и проданную, а теперь с большими трудностями найденную. Местный духовный пастырь, приняв бесценный дар, поинтересовался именем и чином гражданина, но тот не назвался и церковного благословения не принял.
Мало кто обратил внимание на новую мемориальную доску, появившуюся в арбатском переулке. Однажды утром бодрый человек выгрузил из багажника джипа плиту черного лабрадора и с помощью двух рабочих прикрепил ее к стене возле собственного подъезда. На плите были высечены и оттенены золотом следующие слова: "В этом доме жил и работал Максим Михайлович Горчаков. Охраняется господином Штамповским".
Щекотка Амарелло пошла на пользу Директору художественного комбината "Каменный век", изготовлявшего плиты и надгробия. Директор похудел, к нему вернулась историческая память. Бывший ПТУшник стал живо интересоваться прошлым Москвы и в особенности проживавшим некогда в его квартире писателем Горчаковым.
Просматривая прессу злополучного года, можно обнаружить упоминания о многих знакомых. На страницах, посвященных культуре, часто появлялось обаятельное лицо Барнаульского, Баси Мунро, триумфально гастролировавшего на Бродвее.
Сообщалось между прочим, что режиссер Касьян Тарановский снимает на Свердловской киностудии документальный фильм о быте народностей крайнего Севера, а Ливий Закрепа, потерпевший крушение на рекламной ниве, издал воспоминания бабушки под псевдонимом Штурман Жорж.
В начале декабря, а точнее – именно пятого числа, в криминальной хронике появилась заметка о печальной кончине бывшего директора "Музы" Пальцева. Бедняга покончил жизнь двумя выстрелами в затылок у подножия зачехленного постамента бывшего монумента. Говорили, что Альберт Владленович в последнее время зациклился на поисках клада русских царей в подземных лабиринтах и пытался выяснить местоположения сокровищницы, бродя с поисковым устройством типа "лоза" в окрестностях Храма. И вроде, уже выяснил, но не успел никому сообщить, унеся тайну с собой в могилу.
Забегая вперед, можно сказать, что Роланд не блефовал насчет клада. В канун юбилея столицы группа молодых археологов– энтузиастов, засланная в подземелья московским мэром с целью прояснения исторической ситуации, обнаружила в скрытых завалами ответвлениях лабиринта круглую ротонду с контейнером из нержавейки, заполненным несметными сокровищами. Снова заговорили о потрясающей интуиции мэра и даже о его контактах с инопланетянами. Политологи и парапсихологи свидетельствовали, что открытие такого рода – символичная веха в жизни страны – сигнал к окончательному возрождению.