— Я просто разочарован. Я столько ждал, и все напрасно.

— Все еще получится.

— Мне нужна твоя помощь, Сет, Я обещаю…

— Не обещай мне ничего, — сказал Сет. — Так будет лучше.

Будденбаум вздохнул еще раз:

— Нам трудно расстаться. За эти сорок восемь часов мы прожили вместе целую жизнь.

— Чего ты от меня хочешь?

— Найди Теслу Бомбек и помирись с ней. Скажи ей, что мне нужно ее увидеть. Говори что угодно, только приведи ее сюда. Нет, не сюда. — Он вспомнил Риту с ее высокой прической. — Рядом есть маленькое кафе, не помню, как оно называется. Там синяя вывеска…

— «Закуток»?

— Да-да. Приведи ее туда. И пусть держит это в секрете от аватар.

— Как она сумеет?

— Найдет способ.

— И ты хочешь, чтобы я привел ее в «Закуток»?

— Если она согласится.

— А если нет?

— На нет и суда нет. Тогда иди и слушай своих ангелов.

Когда Гарри вышел из рощи, ночь была удивительно тихой. Ни в воздухе, ни в траве, ни из трещин среди камней не раздавалось ни звука. С высоты он оглянулся на Эвервилль, надеясь в глубине души, что у горожан хватило ума эвакуироваться и он увидит опустевший город. Но нет: во всех домах горел свет, и даже машины еще ездили. Просто туман, закрывавший проход на вершине, гасил все звуки, оставляя ему лишь удары его собственного сердца.

— Вот здесь это произошло, — сказал Кокер Аммиано Эрвину, когда они карабкались по склону вслед за Д'Амуром.

— Повешение?

— Нет. Великая битва между семействами Сумма Суммаментис и Эццо Этериум, случившаяся из-за слов девочки.

— Ты был там?

— О да. И я женился на этой девочке, когда она выросла. Ее звали Мэв О'Коннел, и она была самой мечтательной женщиной, какую я встречал.

— Почему?

— Она выдумала Эвервилль. Он был мечтой ее отца, Хармона О'Коннела.

— И в его честь названы высоты?

— Да.

— Ты его знал?

— Нет. Он умер до того, как я встретил Мэв. Она бродила одна в горах и по ошибке пришла туда, где ее не ждали.

— И как это могло вызвать битву?

— Девочка заговорила.

— Заговорила?

— Понимаешь, там шла свадебная церемония, а в мире, откуда пришли новобрачные, молчание считается священным, потому что оно предшествует началу. Любовь совершается в молчании, и тот, кто его нарушает, — преступник.

— Почему же они не убили ее?

— Потому что семейства жениха и невесты давно враждовали и сразу же решили, что это дело рук противника. И начали сражаться.

— На этом самом месте?

— Да, — кивнул Кокер. — Я думаю, здесь, в земле, еще можно найти их кости.

— Я лучше останусь под небом.

— Да, небо сегодня чудесное. — Кокер поднял голову, изучая звезды. — Иногда мне кажется, что я прожил сотню жизней, а иногда — как сейчас — я думаю, что мы с Мэв расстались пару часов назад. — Он издал странный горловой звук.

и Эрвин увидел, что на щеках его блестят слезы. — Ее глаза — последнее, что я видел в жизни. Я умер под ее взглядов. Я пытался продлить жизнь, чтобы утешить ее, как она уте шала меня… — Он замолчал, подавляя рыдания. — Но жизнь покинула меня. А когда я очнулся вот таким, — он развел руками, — Мэв уже не было, и моего сына тоже.

— Неудивительно, что ты так ненавидишь Долана.

— Да, я его ненавидел. Но он человек. Он и должен был так себя вести.

— А твой народ совершенен?

— Нет конечно. Наши народы очень похожи, плюс-минус крылья или хвосты. Такие же грустные и злые. — Он посмотрел вверх на скалы. — Похоже, у нашего друга появились проблемы.

Увлекшись разговором, они упустили Д'Амура из виду. Тот, очевидно, ощутил присутствие врага, так как залег за валун и замер. Вскоре этот враг появился из тумана в виде не одного, а целых четырех существ, по-разному безобразных; один толстый, другой тощий, третий был похож на идиота, четвертый — слишком нервный.

Самый тощий из них оказался и самым чутким — ярдах в двадцати от места, где лежал Д'Амур, он остановился, нюхая воздух.

— Может, они чуют нас? — предположил Кокер.

— Кто они?

— Обитатели Субстанции.

— Что за мерзость!

— Они бы сказали то же о тебе, — заметил Кокер.

Урод устремился вниз, в их направлении.

— Что делать? — спросил Эрвин в беспокойстве. Казалось, существо и правда увидело их.

— Они нам не страшны. Но Д'Амуру… Скелетообразный тип уставился прямо на Эрвина.

— Он меня видит!

— Ну, ты недавно жалел, что тебя никто не замечает… О, черт!

— В чем дело?

— Они его поймали.

Эрвин поглядел за спину тощего и увидел, что самое свирепое из существ схватило Д'Амура.

— Это наша вина, — сказал Кокер. — Они ведь искали нас, а не его.

Как бы то ни было, Д'Амуру грозила серьезная опасность. Один из четверки отобрал у него револьвер, другой ударил его по лицу. Тощий отвернулся от Эрвина с Кокером и поспешил за своими товарищами, которые волокли пленника в туман.

— Что делать? — спросил Эрвин.

— Пойдем за ними. В худшем случае увидим, как его убьют.

В прошлый раз татуировки Уайта позволили Гарри добраться до вершины незамеченным. Но теперь трюк не сработал; он не знал почему, и это было не важно. Он попал в руки врагов — скелета Гамалиэля, плотника Барто, карлика Мутепа и толстяка Сванки.

Он не стал сопротивляться. Отчасти потому, что это бес полезно, а отчасти но другой причине: ведь он сам хотел подняться к проходу и заглянуть в лицо дьяволу, так зачем противиться, если тебя тащат именно туда?

Была и третья причина. Эти существа — родичи демона, убившего отца Гесса, Он не знал их происхождения, но чувствовал это по их разговору, повадкам, запаху. Может быть, теперь, в последние минуты перед приходом иадов, демоны объяснят ему, что означают слова Лентяйки Сьюзан!

«Я есть ты, а ты есть любовь…»

И даже в самом конце, разве не любовь заставляет мир вращаться?

В утробе иад-уробороса не было ни темно, ни светло. Там полностью отсутствовали свет и тьма, высота и глубина, звуки и краски, и это само по себе казалось мукой, ибо Джо мог бесконечно перечислять все, чего здесь не было.

Так что же это за место и что он делал здесь? Может, он призрак, обитающий внутри иад-уробороса, как в родовом замке? Или душа, проглоченная дьяволом? Он не чувствовал страха, но ощущал нарастающую угрозу своему «я». Скоро его мысли начнут путаться, а потом он совершенно забудет себя.

У бассейна в храме, когда он имел тело и жил своей жизнью, такая перспектива выглядела заманчиво. Но здесь, паря (если душа может парить) в полной пустоте, он подумал: что, если его путешествие с самого начала предначертано Зерапушу? Он вспомнил, с каким любопытством разглядывал его первый шу на берегу возле Ливерпуля. Может быть, тот Зерапушу или то, частью чего он был, сразу избрали Джо именно для этого — чтобы он стал бесплотным духом и оказался внутри Иад?

Если так, то его долг перед шу — чей взгляд был одним из самых поразительных чудес, какие Джо встретил в этой чудесной стране, — сохранить остатки своей личности и не впадать в забвение.

Имя. Он еще помнил свое имя. У него не осталось ни губ, ни языка, ни легких, но он мог думать:

«Я — Джо Фликер. Я — Джо Фликер».

Это неожиданно возымело действие. Он стал яснее осознавать себя и то, что с ним происходило.

Конечно, он не имел представления об истинном своем состоянии. Может быть, он сделался крошечным? Тогда все, что он видит вокруг, не так огромно, как; кажется. Он видел вокруг смутные формы исполинских размеров. Подобно кораблям, они плыли вниз, к темной впадине, загороженной чем-то вроде решетки.

Он не был уверен, что эти образы так же реальны, как его тело, лежащее возле бассейна. Быть может, это мысли, возникающие в голове иад-уробороса, и он сейчас знакомится с представлениями иадов о небе и аде или с обрывками их воспоминаний.

Он заметил, что в некоторых местах поток форм сбивался в огромные яйцевидные скопления. В нынешнем состоянии его любопытство немедленно удовлетворялось: едва он успел подумать, что там такое, как: тут же понесся к ближайшему скоплению. Чем ближе он подлетал, тем меньше ему нравилось это яйцо. Оболочка напоминала частицы не кой ноздреватой плоти, сложенные в безумную головоломку. Они двигались, толкались и вдавливались друг в друга, словно в бесстыдной пародии на совокупление.