Те немногие, что предприняли путешествие, в которое теперь отправились Хови, Джо-Бет, Томми-Рэй и двадцать два гостя с вечеринки из дома Бадди Вэнса, не были случайными людьми. Они были избраны для нужд Субстанции и пустились в путь подготовленными.
Хови же был подготовлен не больше, чем любой обломок мебели, затянутый в пасть разверзшейся бездны. Сначала его протащило сквозь кольца энергии, затем он оказался в центре подобия грозового облака, где его окружили частые вспышки молний. Как только он провалился в бездну, исчезли все звуки и все вещи, что летели вслед за ним. Он не мог ни развернуться, ни сориентироваться, ему оставалось только беспомощно падать сквозь облако. Молнии вспыхивали реже, но ярче, а участки темноты между вспышками стали непроглядными. Наконец Хови показалось, что его глаза закрыты, а падение в темноту — лишь плод воображения. Что ж, если это действительно так, то он рад объятиям тьмы. Теперь и его сознание было вовлечено в свободное падение. Оно тут же выхватило из темноты образы, казавшиеся вполне реальными, хотя Хови был почти уверен, что видит их мысленным взором.
Он представил себе лицо Джо-Бет. Она оглядывалась на него через плечо. Хови говорил ей слова любви и надеялся, что она слышала эти простые слова. Но даже если она и слышала, они нисколько не приблизили ее к нему. Хови не удивился. Рядом с ними был Томми-Рэй, а братья-близнецы еще в утробе имеют притязания на своих сестер. Они плыли вместе по первичному морю. Хови не завидовал Томми-Рэю — ни его красоте, ни его улыбке, ничему, кроме того интимного времени, что он провел с Джо-Бет еще до того, как они обрели пол, до первого ощущения голода, даже до первого вздоха. Хови мог лишь надеяться занять место Томми-Рэя в конце жизни, когда возраст возьмет свое, когда опять станет не важен пол, пропадет аппетит и, в итоге, улетит последний вздох.
Потом и ее лицо, и его зависть исчезли. Сознание заполнили новые мысли, вернее, новые образы. Теперь это были не люди, а пейзажи, появляющиеся и тут же исчезающие. Его разум словно пролистывал стопку картинок в поисках одной-единственной. Наконец искомое нашлось. Это был поздний синий вечер, вдруг окутавший Хови и обретший реальность. В тот же миг пропало ощущение падения. Хови очутился в стабильном мире, в лицо ему дул свежий прохладный ветер, и он побежал по гулким доскам. За спиной он услышал, что его зовут Ричи и Лем. Он обернулся на бегу и понял, где он находится. На горизонте вырисовывались очертания Чикаго, его огни ярко сияли в ночи. Это означало, что ветер, касавшийся лица, дул с озера Мичиган. Хови бежал попирсу, хотя и не знал, по какому именно, а озеро плескалось у свай. Это было единственное знакомое ему водное пространство. Оно влияло на городской климат и влажность. Из-за него запах воздуха в Чикаго был особенный, не такой, как в других местах. Оно порождало грозы и швыряло их на побережье. Вообще-то озеро было таким постоянным, таким неотъемлемым, что Хови редко задумывался о нем. А когда и думал, то лишь как о месте, где богатые держат свои яхты, а обанкротившиеся — топятся.
Но теперь, когда голос Лема за спиной звучал все тише, мысль об озере, ждущем его в конце пирса, занимала Хови как никогда прежде. Он был маленьким, а озеро огромным. Он был полон противоречий, а оно принимало все, не делая различий между моряками и самоубийцами.
Он побежал быстрее, уже почти не чувствуя, как подошвы ног касаются досок пирса. Несмотря на реальность происходящего, в нем крепло ощущение, что это тоже плод его воображения. Озеро соткано из обрывков воспоминаний и должно облегчить переход через то, что могло бы свести Хови с ума. Это должно помочь преодолеть барьер между сонным бодрствованием жизни и чем-то, что ждало его впереди. Чем ближе к концу пирса, тем больше ему казалось, что именно в этом все дело. Поступь его, и так легкая, становилась все легче, а шаги все длиннее. Время размягчилось и удлинилось. У него появилась возможность убедиться, существует ли Субстанция на самом деле, как Паломо-Гроув, или воображаемый пирс кончается чистой мыслью.
Если так, то здесь пересекалось множество сознаний. Впереди в воде двигались десятки тысяч огней, одни из них вспарывали поверхность словно фейерверки, другие погружались в глубину. Хови вдруг обнаружил, что он и сам светится. Его кожа слегка светилась, это было как отдаленное эхо отдаленного эха сияния Флетчера.
Он был уже в нескольких футах от перил в конце пирса. За ними — вода, и он уже знал, что это не озеро. Это Субстанция, и через мгновение она сомкнётся над его головой. Ему не было страшно. Даже наоборот. Он жалел, что не может побыстрее добраться до перил и перепрыгнуть через них, а вынужден тратить время на то, чтобы идти. Если ему и требовались какие-то доказательства нереальности окружающего пейзажа, то он получил их немедленно: при его прикосновении перила разлетелись на множество осколков. Хови тоже летел. Это был полет-падение в море мечты.
Вещество, в которое он погрузился, не походило на воду — не мокрое и не холодное. Но, тем не менее, Хови плыл в нем, его тело скользило мимо сверкающих пузырей к поверхности без малейшего усилия. Он не боялся утонуть. Его переполняло чувство глубочайшей благодарности за то, что он был здесь, на своем месте.
Он обернулся через плечо (так много взглядов назад) на пирс. Он сделал свое дело, превратив в игру то, что вызывало ужас. Теперь он распадался на осколки, вслед за разлетевшимися перилами.
Он радостно смотрел, как пирс тает в воздухе. Он освободился от Косма и плавал в Субстанции.
Джо-Бет и Томми-Рэй оказались в провале вместе, но их сознания по-разному воспринимали падение.
Ужас, охвативший Джо-Бет, когда ее увлекло в провал, исчез в грозовом облаке. Она забыла о хаосе и успокоилась. Ее руку сжимал уже не Томми-Рэй — с ней была мама в те годы, когда она еще не боялась сталкиваться с миром лицом к лицу. Они гуляли по траве в успокаивающих сумерках. Мама пела. Если это и был церковный гимн, то она забыла слова. Она просто напевала мелодию в такт ритму шагов. Джо-Бет рассказывала о том, что она узнала в школе, чтобы мама видела, какая она прилежная ученица. Все уроки в школе были о воде. О том, что у всего есть приливы, даже у слез; о том, что жизнь зародилась в море; о том, почему в теле человека воды больше, чем какого-либо иного вещества. Еще долго эти факты звучали контрапунктом маминой мелодии. Но вскоре Джо-Бет почувствовала в воздухе изменения. Ветер стал более порывистым, в нем почувствовался запах моря. Она подставила ему лицо, забыв об уроках. Мамино пение стихло. Если они еще держались за руки, Джо-Бет этого не ощущала. Она шла вперед, не оглядываясь. Трава кончилась, голая земля спускалась к морю, где покачивались на волнах бесчисленные яхты. На их носах и мачтах горели свечи.
Земля ушла из-под ног неожиданно. Но она не испугалась, даже когда упала. Джо-Бет знала, что мама осталась позади.
Томми-Рэй обнаружил себя в Топанге — то ли на рассвете, то ли на закате, он не понял. Хотя солнце уже исчезло с горизонта, он был там не один. В темноте он слышал женский смех и хриплый шепот. Песок под его босыми ногами в том месте, где только что лежали девушки, был теплым и липким от масла для загара. Он не видел линии прибоя, но знал, куда идти. Томми-Рэй побежал к воде, уверенный, что девушки на него смотрят. Они всегда смотрели. Он не отвечал на их взгляды. Только оказываясь в движении, на гребне волны, он позволял себе им улыбнуться. И потом, выходя из воды на пляж, мог осчастливить одну из них.
Но когда волны оказались в его поле зрения, он понял: здесь что-то не так. Не только потому, что пляж казался мрачным, а море темным. У берега покачивались тела, и, что еще хуже, их плоть фосфоресцировала. Томми-Рэй замедлил шаг, но он знал, что не может остановиться или повернуть назад. Он не хотел, чтобы кому-нибудь, особенно девушкам, был виден его страх. А он боялся, очень боялся. Похоже, в море вылилось какое-то радиоактивное дерьмо и серферы отравились и умерли. Их тела прибили к берегу те самые волны, которые они отправлялись покорять. Теперь он разглядел трупы вполне отчетливо: кожа местами была серебристой, местами черной, а колышущиеся волосы напоминали нимбы. С ними были и девушки, тоже мертвые в отравленной пене прибоя.
