— Вам удалось осуществить свой план?
— Частично. Торги затянулись.
— И тогда вы пригрозили уничтожением своего товара…
— Но потом я отступил. Я отказался от грузовиков и вольфрама. Я потребовал заплатить за каждую голову по тысяче долларов.
С переговоров Бехер вернулся, получив доллары за 1685 узников.
Доллары можно присвоить. Доллары можно прикарманить. А грузовики в бумажник не упрячешь. И кофе ни к чему. Им разве что из-под полы торговать! А штандартенфюрер, готовившийся ввиду близкого краха гитлеровской Германии сменить черный эсэсовский мундир на светлое цивильное платье, замышлял в то время более масштабные экспортно-импортные операции.
Вот что могло бы всплыть на суде. Могло бы!.. Да ведь суда-то не было, хотя материалы о злодейском прошлом нынешнего бременского негоцианта давно пылятся в столах западногерманских чиновников юстиции. К чему давать ход этим материалам, если вопрос о происхождении капиталов Бехера не вызывает сомнений: он не тратил денег на трамваи. Марочка к марочке…
Служители юстиции хранили молчание, когда факты из кровавой биографии Бехера были опубликованы швейцарской печатью. Они оставались невозмутимыми, когда о бывшем штандартенфюрере поведало западногерманское телевидение. Они не подали голоса, когда получили требование правительства Венгрии о выдаче и наказании военного преступника Бехера.
В Венгрии Бехер занимался не только «коммерцией». Вместе со своими «кавалеристами» он расстреливал и травил в душегубках людей, которых нацисты «первого эшелона» не успели отправить в лагеря и сжечь в печах. Бехер производил «дочистку».
Возможно, его должен бы призвать к ответу председатель земельного суда Бремена доктор Карл Арнд. Но Арнд — бывший сослуживец Бехера по… кавалерийскому полку СС.
Возможно, его должны были пригласить, чтобы поближе познакомиться; некоторые ответственные лица из Бонна. Но ответственные лица из Бонна с ним и так близко знакомы.
Когда водолазы выудили из австрийского озера Теплицзее ящики с секретными нацистскими архивами, в прессе появились сообщения о возможной публикации некоторых этих документов. Бехер, как и его друзья-«кавалеристы», забеспокоился: а вдруг всплывут его грязные дела с имуществом гиммлеровских смертников или найдутся новые документы, подтверждающие его соучастие в эйхмановских преступлениях?
Бехер нажал кнопку, и в Бонне водолазов предали анафеме. Документы огласки не получили, а работы на Теплицзее были внезапно прекращены и отложены на неопределенный срок. Бехер вышел сухим из воды Теплицзее.
Бывший штандартенфюрер и полковник гестапо по-прежнему преспокойно живет в ФРГ, в городе Бремене, Швахгаузергеерштрассе, 180. Тихая, старая улица, тихая, добротная вилла. И в этой тишине «капитан экономического чуда» считает свои новые миллионы. Миллиончик к миллиончику…
В западногерманском справочнике «Вер ист вер?» («Кто есть кто?») о нем скромно сказано: «Предприниматель». Бехер заслуживает более развернутой характеристики: работорговец, убийца, сообщник и покровитель недобитых эсэсовцев, капитан мародерского эскадрона.
Мейер шагает по Москве
Однажды в Москве появился очень странный человек. Он ежился, несмотря на то, что было тепло и светило солнце. Он нервно грыз кончик карандаша, временами обхватывал голову руками и догружался в тяжелую задумчивость.
Ему было плохо. Его мучили мысли.
Человека звали Виктор Мейер. В Москву его послала швейцарская газета «Нейе Цюрхер цейтунг».
Корреспондент швейцарской газеты «Нейе Цюрхер цейтунг» Виктор Мейер приехал открывать Россию.
В Москве ему сразу не понравилось. А что не понравилось — он понять не мог.
«Находясь в Москве, — записал он в свой блокнот, — ощущаешь, что находишься в каком-то особом, изолированном и даже несколько несправедливом мире… Этот город, в котором попросту теряешься, в котором не берешься делать какие-либо выводы, город, в котором возможно все и вместе с тем невозможно ничто…»
«В чем же дело, черт возьми? — спрашивал себя открыватель России. — Ага! Нашел. В кремлевских стенах. Они очень высоки и давят на психику. Хотя, впрочем, стены как стены. К тому же построены по проектам итальянских архитекторов…»
После этого взгляд швейцарского журналиста упал на луковицы церквей. Луковицы ему тоже не понравились. Что-то в них не то, как-то они… это самое… не того, чтобы не сказать большего. Хотя, впрочем…
В сильное раздражение привела иностранца реклама Аэрофлота. Подумаешь, авиакомпания! А билет на самолет так просто, наверное, не достанешь. И сервиса, конечно, нет.
Поглядев на ясное небо, корреспондент записал: «Представителей западных авиакомпаний в советской столице все время буквально атакуют ищущие помощи пассажиры, с которыми Аэрофлот позволяет себе вытворять самые невероятные вещи». Какие вещи «вытворяет» Аэрофлот, Виктор Мейер не упомянул. Наверно, какие-нибудь все-таки вытворяет.
Порассуждав о кремлевских стенах, луковицах церквей и о сервисе Аэрофлота, корреспондент решил присмотреться к москвичам.
Прежде всего он заметил, что они разговаривают между собой. А о чем? Спросить бы, да как-то неудобно. Видимо, о политике говорят. Какая же проблема их занимает? Конечно, «отношение к внешнему миру».
И тут Мейеру помогла его эрудиция. «Всякому, кто мало-мальски знаком с русской историей, известно, что этот вопрос на протяжении столетий был причиной тяжелых и мучительных конфликтов, происходивших в умах этой нации…»
Вспомнил корреспондент, что когда-то на Руси произошел великий спор между славянофилами и западниками, и ему полегчало. Наверно, они и сейчас есть, эти самые славянофилы.
Русские люди бдительны. Они не хотят иметь дела со спекулянтами и шпионами, приехавшими с Запада, поэтому западниками их не назовешь. Типичные славянофилы! А советские писатели, стремящиеся «показать русского человека и благородные черты его натуры»? Почему они показывают русского, а не француза, например? Славянофилы потому что.
Не любят, значит, в России Запада. Не ценят Европы. И можно даже объяснить, откуда происходит «антизападная направленность русского общества»: «Русские переняли христианство у Византии и, таким образом, унаследовали ее антизападные предрассудки…».
Бродил по Москве цюрихский журналист, и думал о Византии. Это, конечно, она во всем виновата. Может быть, потому так мрачно косился он на луковицы, церквей. А тогда при чем Аэрофлот? Ведь в Византии Аэрофлота не было. Нет, что-то не получалось строгой научной концепции.
Корреспондент мучился. Корреспондент страдал. Ему было «трудно даже дать оценку собственным наблюдениям».
И ходят в Москве как-то не так. И смеются… Над чем смеются? Наверное, не над тем. И дома какие-то не такие… И вообще… А с другой стороны… Нет, что же мне тут все-таки не нравится?
И вдруг все объяснилось. Виктору Мейеру не нравится… советская власть. Об этом открытии он и поведал читателям своей газеты.
Бедные читатели! Они получили порцию такой абракадабры, что и до сих пор в ней не разобрались. Бедный корреспондент! Он даром потратил время и бумагу. Но у него было очень трудное задание: приехать в Москву и найти «что-то такое». А «такого» нет. Надо было доказать «антизападную направленность русского общества». А ее тоже нет, этой направленности. Пришлось болтать о Византии.
Вот ведь что получается, когда сочинитель супротив правды идет!
Если бы сочинитель был честный, он выбросил бы такой опус в корзину. А Виктор Мейер не выбросил — напечатал. И даже не один опус, а несколько. И предстал перед читателями как беспардонный лжец.
Игры и забавы
Как добавить рядовому американцу недостающие проценты для истинной стопроцентности? Все средства вроде бы уже использованы. Писали книги, превозносящие «американский образ жизни», ставили многосерийные фильмы о кознях красных, радио и телевидение призывали к истинному американизму. Ожидаемого эффекта, однако, не достигли. Стали искать новые средства. И вдруг нашли! Обнаружили мощное пропагандистское оружие, о котором прежде в будничной суете как-то не подумали. Им оказались… настольные игры. Вышло так, что пропаганду «американского образа» и борьбу с «красным коммунизмом» лучше всего вести с помощью фишек, костяшек и прочей ерунды.
