– А в лесу, ты, конечно же, случайно встретил благородных разбойников и присоединился к ним, да?

– Не, никого я в лесу не встретил. Две недели шёл по солнцу на юг, к морскому побережью. Первые дни следы путал, боялся, что с собаками искать будут. Но обошлось. Не нашли, не догнали.

– А кушал-то ты там что в лесу целых две недели?

– Да ты что, дочка? Лето же было. Лес летом, он завсегда прокормит. Да и ножик у меня был, я с собой из усадьбы взял. Думал, если настигать будут, убью им себя. Из осоки пращу себе сплёл – вот и мясо. Огонь добыть – дело не хитрое. Одно, соли не было. Ну, да я и без соли ел, не морщился.

– То есть, ты две недели шёл по лесу к морю, вышел, а тут как раз случайно стоит у берега пиратский корабль, так?

– Какие же там пираты? Отродясь не бывало. Там же Смеригав рядом. Пираты туда и близко не подходят – поймают да по реям развешают. Али в рабы продадут. Продадут, да.

– Что за Смеригав?

– Порт крупный. Там чуть не половина султанского флота стоит. Туда-то я и шёл. А куды мне ещё? Земли нет, денег нет, даже одежды – и той нет. Из всех вещей – только ножик дрянной. Остаётся лишь в матросы на султанский корабль проситься. У нас в деревне жил один бывший моряк. Однорукий он был – в бою руку ему отсекли – так он рассказывал, что на султанских кораблях вечно народу не хватает, потому берут всех, кто ни попросится. Кормёжка там у них дрянная, работа тяжёлая, денег мало платят – вот и не идут люди. Ну, а мне деваться-то некуда. К купцу какому проситься, так спрашивать будет кто отец, где жил раньше. Не, одна дорога мне, в военный флот. В военный, да.

– Что же ты, так вот голый с ножом в руке пришёл и тебя взяли в команду?

– Зачем голый? Город же не в пустыне стоит. Вокруг деревень много. Ночи я дождался, тихонько в темноте по деревенским дворам пошарил, да и стянул себе портки да рубаху, что на верёвке сохли. Велики, правда, они мне были, зато чистые и почти без заплат. А потом в город подался. У ворот, помню, янычары у меня и ножик последний отобрали, потому, за вход больше заплатить нечем было. Ну, оно, может, и к лучшему, что отобрали. А то ведь меня могли и признать по этому ножику. Он хоть и дрянной, но приметный.

– Так тебя взяли в матросы? Даже не спросили, кто ты есть и что делать можешь?

– Взяли. Они там всех подряд брали. Многие, как и я, натворили чего и так от суда султанского прятались.

– Весёлая, должно быть, у вас была команда.

– Обычная команда. У всех такие команды. Меня сразу на камбуз определили, помощником кока. Потому, мелкий я был, со снастью мне тяжело работать. А рыбу чисть али котелки мыть – тут большой силы не надо. Там-то я и научился готовить.

– На военном корабле?

– Ага. Как сейчас помню, назывался наш неф «Дракон». Медлительный, зато большой. Шестьсот человек в команде. Шестьсот, да. Только столько не набирали. Даже пятисот ни разу не было. Тяжело там, потому. Я с утра до ночи чистил рыбу да овощи, котелки мыл, пол оттирал. Зато и учился. Первым коком у нас был бывший повар шестого визиря. Тот выгнал его за пьянство неумеренное и пришлось ему, как деньги кончились, на флот поступить. Но готовить умел. Знатно готовил. Даже лучше, чем я сейчас. Трезвым вообще никогда не был – по всё время с бутылкой в руке ходил. Но команда была довольна. Даже из гнилья и тухлятины, вперемешку с крысиным дерьмом, мог чего съедобное сделать. Умел, да. Умел.

– У тебя тут вчера сухарики были, дядюшка. Есть ещё? Дай пожевать.

– Да вот же они, дочка. Кушай, конечно.

– Я так и не поняла, как же ты пиратским коком-то стал?

– Война. Война дочка, началась.

– Война?

– Она самая. Наш султан не поделил что-то с королём Итании. Из-за чего война была я, признаться, и по сей день не знаю. Вроде, на каком-то острове золото нашли. До того остров был никому не нужен, а тут сразу понадобился. А он как раз на границе стоял. Вот и делили султан с королём его. А может, и ещё причины были, не знаю. Я ж коком был. Правда, к войне я стал уже первым коком. У меня под началом два десятка человек было, да. Старый-то кок, что у визиря раньше работал, ночью пьяный за борт вывалился.

– Это мне знакомо. Бывает. В войне-то кто победил?

– Да никто. Три года бились, а потом как-то смогли договориться. Замирились. Только мне уж всё равно было. Нашего «Дракона» потопили в бою. Пока я плавал, за пустой бочонок держась, меня с королевского корабля выловили. Так я попал в плен. Ну, а из плена прямая дорожка в рабство. Кто не офицер и не может заплатить за себя выкуп, тех продавали. Королю всё время были нужны деньги на войну. Вот и меня продали гребцом на торговую галеру.

– Такого мастера готовки – обычным гребцом?

– Кто там разбираться-то будет? К лавке приковали, весло в руки сунули – давай, Хэтчер, навались! Четыре года я так провёл. Жрали да спали там же, гадили за борт. К концу второго года последняя одежда сгнила, зато волосы и бородища выросли. Так и сидел, голый да бородатый, грёб. Грёб, да. А куда деваться? Чуть замешкаешься или с ритма собьёшься, надсмотрщик живо кнутом взбодрит. Взбодрит, да.

– Дай я угадаю, что было дальше, дядюшка. Вас захватили пираты, и ты сразу решил к ним присоединиться. Так?

– Так. Вот теперь так. Вообще-то, они хотели оставить гребцов на месте, а галеру продать вместе с нами. Но я случайно услышал разговор матросов. У них при абордаже шальной стрелой с нашей галеры убило кока, хотя тот в абордаже не участвовал, а просто стоял на юте и смотрел. Тут я и заорал, что сам кок и двадцать лет этим занимался. Доложили капитану, тот подумал немного и приказал отковать меня. А чтобы проверить да дорогу обратно мне закрыть, дали мне небольшой ножик и велели своими руками прирезать всех, кто на нашей галере выжил посла абордажа. Кроме гребцов, конечно. Гребцы нужны живые.

– Прирезал?

– Не раздумывая. Там и было-то всего четверо матросов, да все три наших надсмотрщика. Надсмотрщиков я бы и сам попросился прирезать – очень у меня за ними много долгов накопилась. А матросы… всё одно им не жить. А я за четыре года озверел вконец. Обратно под палубу на вонючую лавку жуть как не хотелось. Так вот и стал я коком на «Чайке». На «Чайке», да. Хороший корабль был, жаль потонул. На рифы налетели – рулевой не разглядел в темноте.

– Оттуда-то ты как спасся?

– А никак. Я к тому времени уже на «Вороне» был, с Рыжим Котом.

– С Рыжим Котом?

– Ну да. Слышал я, будто кто-то из Рыжих Братьев и на ваши корабли стал нападать, дочка. Хорошо, значит, что ушёл я. Правильно поступил. Хотя всё равно попался. Знал ведь, что попадусь когда-нибудь. Знал, да. А всё продолжал ходить. Я же, дочка, с четырнадцати лет в море. Не могу уж без него.

– Понятно. Ладно, дядюшка. Поздно уже, пойду-ка я спать.

– Ступай, дочка. Я тоже буду укладываться. Значит, говоришь, никак не может простить меня Белая Леди?

– Не может. Но я с ней поговорю ещё. Думаю, у меня получится уговорить её убить тебя не больно.

– Поговори, дочка, поговори. Помоги старику хоть в этом. Ничего, я уж пожил. Мне и не страшно.

– Всё, я ушла. На завтрак яичницу сделай.

– Как скажешь, дочка. Яичницу – так яичницу. Ступай.

Ночь, ветер, волны, Зайка-кот на руках. Интересно, Ронка уже спит? Лучше бы не спала. Впрочем, даже если и спит, то её ведь можно и разбудить, верно? Осторожно пробираюсь по качающейся палубе к юту. Какой-то тихий свист сверху. Это что там у нас за свистун завёлся? И зачем забрался на мачту ночью?

Что-то большое внезапно вылетает из темноты и мощно бьёт меня в грудь. Защита от Физических Воздействий на мне выдержала, но сам я отлетел метра на три назад к мачте. Вижу качающееся в темноте толстое бревно, подвешенное горизонтально на двух канатах на подобии качелей.

Это что, меня такими качелями треснули? Кто посмел?! Зайка, где они? Ищи! От сильного удара сзади по голове падаю на четвереньки. Крик боли у меня за спиной – Зайка кого-то нашёл. Ещё удар! Третью атаку моя защита не смогла остановить, а лишь частично ослабила. Чувствую некоторое неудобство в правом плече, а рука отчего-то тотчас перестала меня слушаться. Скосив глаза, вижу, что в моём теле глубоко, практически отрубив правую руку, засел тяжёлый мясницкий топор с коротким топорищем. Я сразу узнал его. Именно этим топором дядюшка Хэтчер рубил сегодня при мне свиные рёбра…