— Тогда возьми назад свои деньги.

— Нет, считай теперь это скидкой «Олимпа» для очень солидного партнера.

— Значит сейчас, Котя, мы как бы в одной команде?

— Мы всю жизнь были в одной команде. Как бы, — вполне серьезно заметил Котя. — Только, на всякий случай, возьми кредит в своем, коммерческом, чтоб он сгорел, банке. Хороший кредит.

— Так я уже беру.

— И чем скорее, тем лучше, — не догадался Котя о том, что впервые за всю историю своего существования «Козерог» решился на кредит и без его подсказки. — Даже такому самостоятельному человеку, как ты, который, как оказывается, не собирается поддерживать Градуса, пусть и в виде компенсации за судьбу Чируса, и то надо соблюдать правила приличия.

— Я этих правил на приеме губернатора до ноздрей наглотался.

— Если бы только на приеме… Значит, давай подъедь к банкиру прямо уже, — так и не высказал до конца своей основной мысли Котя.

— Тогда на меня никто не будет точить зубов?

— Зубы на нас будут точить всю жизнь. Не одни, так другие. Но в этом случае, ты безболезненно можешь продолжать свою любимую манеру работать. И «Пантера» достанется не кому-то другому, — попрощался со мной старый приятель.

По дороге в мой исключительно коммерческий банк «Нектар» я думал о том, что не до конца понял Гершковича, быть может, впервые в жизни. И вариантов здесь несколько… Гадать можно до полной потери рассудка. Быть может, Чирус убил Логвиненко только потому, чтобы связывали это событие с последующей смертью Градуса? Напрасно что ли Вершигора предупреждал? А если еще вспомнить поведение Рябова, когда речь зашла о Градусе? Я давно убедился, что в этих играх на один вопрос может быть миллион логических ответов. Но только единственный из них, возможно самый нелепый, будет правильным.

В конце концов, я могу даже сделать глупый вывод о том, что лично обязан пристукнуть Градуса, хотя после этого разговора уверен, исполнители уже наготове. Поэтому нужно просто ждать. И только время покажет, какие действия предпринимать дальше. Особенно сейчас, когда губернатору любыми средствами нужно восстановить мир и покой в Южноморске, получив столь милые его сердцу инвестиции. Мэр ведь — его ставленник, а двигал Пенчука к этой должности золотоносный локомотив Котя Гершкович. Слава Богу, вот и банк.

Глаза телекамер, установленных над дверьми «Нектара», тщательно ощупали меня, и лишь затем раскрылась тяжелая автоматическая дверь, этакая подделка под старину, бьющая по глазам.

Охрана, расположившаяся в вестибюле, тут же приступила к своим обязанностям.

— Пропуск, — коротко бросил один из ребят, по всей видимости, отставной мент. Все банки почему-то любят нанимать в охрану именно ментов, ведь у них есть хоть какой-то опыт работы в отличие от бывших спортсменов.

Я молча предъявил ему пропуск и попытался пройти, но не тут-то было.

— Оружие? — также лаконично бросил начальник охраны.

— Да вы что? — возмущаюсь таким оскорбительным предположением. — Разве я похож на человека, нарушающего закон? Ношение холодного и огнестрельного оружия запрещено.

Страж двери не прореагировал должным образом на пропаганду идей правоохранения и устало повторил:

— Оружие…

— Смотрите, чтобы патроны не пропали, — сдался я и передал ему свой «маузер».

— У нас ничего не пропадает, — сказал охранник, выразительно посмотрев на меня. Я молча протянул ему нож с выкидным лезвием и признался:

— Это все.

Охранник мне почему-то поверил, зашел в точно такую же застекленную конторку, как во всех милицейских учреждениях, и открыл металлический шкаф. Среди таких полезных штучек, как пистолет «парабеллум», револьвер «лефоше», при желании выполняющий функции кастета, я заметил совершенно негодные для настоящей самозащиты многочисленные газовые баллончики и крохотные пистолеты «рэк».

Перед тем, как отправиться на свидание с банкиром, поправляю прическу с помощью расчески. На нее охрана почему-то не прореагировала. И совершенно напрасно. Это старая расческа «Баку», стоила она сорок копеек. Но при большом желании я могу воспользоваться ею не хуже, чем ножом. Правда, расческа не режет, однако для того, чтобы отправить человека на тот свет, резать его не обязательно. Достаточно одного точного колющего удара.

Родной дом встретил меня глухим ворчанием Трэша, на спине которого удобно расположился Гарик. Он тянул собаку за уши вверх с таким неистовством, словно хотел вместе с ней взмыть в воздух. Пес на моего наследника почему-то не обижался. Со мной эта тварь ведет себя несколько иначе. Если бы мне захотелось только протянуть руку к его загривку, уверен, Трэш бы не ограничился весьма обильным анализом крови. Напрасно что ли Воха с нежностью говорит о своем четвероногом любимчике как о идеальной машине для убийства. Мне сейчас для полного счастья не хватает только проверить слова руководителя охраны.

Так что пришлось Гарику отказаться от дальнейших попыток растягивать уши собаки, и спокойно наблюдающий за этой картиной Воха увел оскалившегося пса в вольер. Гарик не слишком огорчился и переключил свое внимание на меня.

— Папуля, — ласково протянул Гарик, — когда мы постреляем?

— Освобожусь только, и тут же начнем.

— Ты освободишься, — в голосе сыночка прозвучали интонации его мамочки. — Тебе семья нужна? Только бы по сукам скакать…

— Что ты сказал, дебил мелкий?

— Сам такой породистый, — парировал Гарик, показал мне резко поднятый вверх средний палец и скороговоркой добавил:

— Иди в жопу!

— Ну, все, козел малый, — устало процедил я перед тем, как отпустить ему дежурную затрещину, чтобы не остаться в стороне от процесса воспитания будущего поколения строителей демократического общества.

И все-таки наши дети меняются на глазах. Вместо того, чтобы получить по шее и убежать, обливаясь слезами, не забыв при этом еще раз послать меня куда подальше, Гарик, развернувшись в прыжке, нанес удар в пах воспитывающему его папаше. К великой сыновней радости, я рухнул, как подкошенный. Однако Гарик слишком рано расслабился, потому что я тут же подсек его ноги. Так теперь на нем тренироваться можно, окончательно решил я, и вполсилы врезал в ухо новоявленного спарринг-партнера. Оглушительный вопль Гарика послужил сигналом к завершению тренировки. Вдобавок влетевшая в холл Сабина тут же сгребла в охапку основное богатство нашей семьи, бросив на меня взгляд, явно позаимствованный у Трэша. Чувствуя такую поддержку, несгибаемый боец Гарик завизжал еще сильнее. Я внимательно посмотрел на жену и окончательно понял — после приема у губернатора наша жизнь постепенно входит в свою привычную колею.

— Что ты себе позволяешь? — вызверилась на меня Сабина. — Это же ребенок. Ты что, убить его хочешь? Возьми свой пистолет и стреляй. Сразу, двоих.

Я не успел оправдаться, мол, уделяю ребенку внимание, как того она постоянно требует, играю с ним, учу самообороне. Рев Гарика тут же перешел в торжественные обещания:

— Я твое яйца оборву… Глаз на жопу натяну…

Видимо, в отличие от жены, ребенок даже не допускал мысли, что папа выхватит пистолет и начнет с его помощью выяснять сложные семейные взаимоотношения.

Не комментируя угрозы сына, я молча поднялся в свой кабинет. Включил свет и тут же увидел спящего на диване Рябова. Впрочем, через секунду после того, как освещение залило комнату, Сережа уже был на ногах.

Чтобы сразу поднять настроение коммерческого директора, я прикурил сигарету и заметил:

— Мне казалось, что день головоломок уже позади.

— Какие головоломки… — бормотал Рябов, протирая глаза.

— Кофе хочешь?

— Я уже ничего не хочу, — закончил умываться по-кошачьи Рябов.

— Тогда, быть может, соизволишь кое-что объяснить? Или ты не в курсе?

— Правильным курсом идете, товарищи, — окончательно проснулся Сережа.

— Значит, товарищи идут правильным курсом, а мы в их фарватере.

— Ты же меня не слушаешь. Тогда слушай других.