— С трудом верится, что Стороженко посадили только из-за этого.

— Конечно. Они одним ударом попали в две цели. Если бы Стороженко не был собирателем… А так… Хочешь посмеяться? Есть даже копия описи конфискованного имущества. И показания самого Стороженко, его адвоката. Так вот, шариковую ручку ценой в тридцать четыре копейки менты внесли в опись отдельной строкой. Зато о старинной скрипке там ни слова. В описи об изъятии алюминиевая вилка фигурирует. А редчайшие музейного значения экспонаты без описи и счета паковались в ящики. Кстати, обыск проходил без санкции прокурора. В деле отсутствовали фотографии, на которых было положено запечатлеть изъятие произведений искусства.

— Ну да, станут менты сами себе капканы ставить, — заметил я. — А санкцию прокурора они в устной форме получили. Мол, с Богом, ребята, бомбите фраера. Напрасно, что ли, прокурор так переполошился, когда дело на доследование хотели отправить? И Рогожин, старый козел, на этом тоже лапки согрел. Не сомневаюсь, он у ментов главный эксперт по оценке произведений искусства, если в свое время Стороженко отказался занять такой ответственный пост в этой банде. А второй этот… как его…

— Петровский. Ментовский стукач. И здесь — тоже прокол. Он ведь даже не коллекционер. Приемщик бутылок. По заданию ментов этот деятель воспылал к прекрасному. И тут же остыл, когда дело сшили.

— Что еще удалось выяснить, Игорь?

— На этом бы все и закончилось. Но в стране начались серьезные перемены. И Стороженко воспрял духом. Чтобы он не сильно рыпался, в газете «Социалистическая индустрия» тут же появилась статья «Частная коллекция — честная?», где Стороженко поливал дерьмом некий журналист Воронин. Похоже, он у ментов в связке. А Стороженко все равно не сдавался. Шум поднял на всю страну. Прежде его бы быстро на новый срок определили, а так побоялись — новое мышление, демократизация. Убрать тоже не решились — сразу стало бы ясно, кому это нужно. Тем более, что Стороженко удалось добраться аж до Генерального прокурора СССР Сухарева. В Ленинград тут же выехала государственный советник третьего класса Боровая. Стоило этой даме ступить на ленинградскую землю, как в газете «Вечерний Ленинград» появилась очередная статья Воронина насчет спекулянта и грязного типа по фамилии Стороженко.

— И что же мадам Боровая?

— Решительная дама, — с уважением отметил Игорь. — Через три месяца после ее визита судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Российской Федерации удовлетворила протест первого заместителя прокурора республики Трубина и вынесла определение о прекращении уголовного дела Стороженко за отсутствием состава преступления. Вот что значит перестройка, новое мышление, социализм с человеческим лицом. На деле Стороженко еще и в законность поигрались.

— А изъятые ценности?

— Насчет изъятых ценностей Стороженко рановато обрадовался. Потому что из его дома вывезли свыше восьми тысяч экспонатов, а вернули меньше пяти. И то, часть экспонатов до того изуродовали, что их еле-еле удалось реставрировать.

— Интересно, где же недостающие три тысячи экспонатов из собрания Стороженко? — пробормотал я.

Несмотря на страшную усталость, Игорю удалось вымучать улыбку.

— Прекрати, Игорь, — я наконец-то тоже решил отдать должное остывающему кофе. — Мы же всегда, в отличие от ментов, честно работаем. Зачем грабить человека, если произведения искусства у него можно купить?

— У Стороженко ничего не купишь, — решительно отрезал Игорь. — Он же… Словом, два раза безвозмездно предлагал свое собрание Государственному музею этнографии народов СССР. И знаешь, что эти искусствоведы ответили собирателю? Так и быть, сделаем тебе одолжение, примем многомиллионное собрание, но только без атрибуции, по весу.

— Это чтобы потом вместо понравившихся произведений искусства пару гантелей положить, — я уловил ход мыслей музейных работников. — Стороженко настоящий собиратель? — специально подчеркиваю слово «настоящий», и Игорь понимает, что я имею в виду. Такой скорее удавится, чем что-то продаст. Зато завещать какому-то музею свое собрание — других удовольствий от жизни ему не нужно.

— Несомненно, — подтвердил Игорь. — Стороженко передал в дар Советскому фонду культуры свою коллекцию янтаря. Вернее, остатки собрания. На эти деньги он бы многоэтажный дом купил. Но, видимо, дом нашему Олегу не требуется, потому что ему гораздо приятнее стоять в очереди для получения жилья. Однако этого удовольствия Стороженко мало. Он настаивает на розыске пропавших в ментуре экспонатов коллекции. Наверное, только для того, чтобы снова их, кому-то подарить.

— Битому неймется? — вспомнил я старую мудрость из времени, убитого на преферанс. — Нашел с кем играться. У ментов на постоянке крапленая колода. И туз в рукаве. В виде известного коллекционера Рогожина.

— Шансы есть, — не согласился со мной Игорь. — Сейчас этим делом занимается следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре. Тут вариант «ворон ворону» не пройдет. Какая страна сегодня откажется от возможности получить в дар многомиллионное собрание?

Вот теперь все стало на свои места. Я понял, отчего Ляхов приготовил мне ловушку. Если прокуратура начала по новой рыть это дело, ей решили подбросить кость. В виде меня. С несколькими десятками работ из коллекции Стороженко. Стоит только задержать товар на границе — и пошло-поехало. Это значит я, известный антиквар, проклятый контрабандист, санкционировал бомбежку бескорыстного собирателя. Ляхов не только подставляет меня, но и пытается захватить мою производственную нишу, зря, что ли, дом в Южноморске купил? Он в России так наследил, что соваться туда Анатолию Павловичу просто опасно, пусть у него такая красивая морда. Ничего, Ляхов, я тебе очередную новую мордочку устрою. Резиновую. И заодно — корешкам твоим.

— Слушай, Игорек, мне бы очень хотелось пообщаться с известным искусствоведом Рогожиным.

— Ну, наконец-то, — в голосе Игоря снова прорезались нагловатые оттенки. — Наконец-то ты понял, отчего я решил…

— Ты правильно решил, — в виде поощрения не делаю ему замечаний по поводу бестактного замечания. — Однако не жди благодарностей. Это твоя работа. Но мне некогда «Авророй» любоваться. Так что предай Босягину — я приглашаю Рогожина к себе в гости. И пусть только он попробует отказаться.

— Можно подумать, у него хватит для этого решимости, — в голосе Игоря борзость явно поубавилась. — С Босягиным три рябовских мальчика. Сережины ребята способны привезти тебе ту же самую «Аврору», не то, что Рогожина.

Сегодня у меня такой торжественный вечер, хоть свечи зажигай по его поводу. Наконец-то коммерческий директор выкроил время, чтобы увидеться со своим непосредственным руководителем. Только в честь Рябова я свечи зажигать не собираюсь — Сережа далеко не святой, а из всех стихийных бедствий моему дому может грозить наводнение, землетрясение, но не отключение электроэнергии, которым наше мудрое руководство частенько балует загородный сектор. Зато как у людей повышается настроение, когда им снова врубают свет — даже трудно представить, насколько они становятся жизнерадостными. Может быть, именно таким образом новое руководство хочет осчастливить всех людей, зря что ли оно распиналось об этом в своих предвыборных программах?

Только мне и такого счастья не дано. Потому что в моем доме есть небольшая персональная электростанция, работающая на бензине. Правда, шумит этот двигатель в подвале так монотонно, словно постоянно стремится доказать справедливость ленинского высказывания «Коммунизм — это есть советская власть плюс электрификация всей страны». Советская власть у нас по-прежнему заправляет, а дабы ее не обвинили в потугах по дальнейшему строительству коммунизма, она периодически отключает электроэнергию.

Чтобы соблюдались принципы социальной справедливости, вполне возможно в зимнее время горожане тоже получат возможность сидеть без света. Разговоры об этом уже идут. Больше того, квартиранты меня просветили по поводу отключения освещения в жилых кварталах и при этом выясняли — нельзя ли им немного порезвиться в то самое время, когда ювелирные лавки и престижные магазины из-за отсутствия электроэнергии могут плевать большой слюной на свои охранные системы.