Так что все последующие события просчитать очень легко. Только у меня положение до сих пор двойственное. Хотя Котя и выставил меня союзником нынешней администрации, полной веры все равно нет. И наверняка Рябов специально пришел на помощь Вершигоре, чтобы укрепить наши позиции.

Генерал прекрасно понимает — для успешного завершения общегородской операции у него не хватит людей. Ментов вообще-то в городе полно, но разве они в состоянии участвовать в широкомасштабной акции против такого числа в отличие от них превосходно подготовленных и вооруженных бойцов? А силами «Сокола» Вершигоре не обойтись, пусть спецподразделению и делали рекламу — круче этих парней в городе нет — я прекрасно знаю, как оно создавалось. Приказом по райотделам: выделить несколько человек для спецподразделения. А какой начальник райотдела захочет лишаться хороших работников?

Так что те менты, которых начальство собиралось отправить в народное хозяйство, благодаря этому приказу тут же превратились в красу и гордость своих райотделов, вполне достойных служить в «Соколе».

Только команде Рябова это подразделение в подметки не годится. Даже если принимать в расчет исключительно экипировку, а не подготовку бойцов. Кроме того, отчего это все уверены — если человек десять лет назад побывал в Афгане, заработал там боевые награды, так он до сегодняшнего дня им соответствует? Что было — то прошло, я никогда не принимаю во внимание прежние заслуги. Свою состоятельность человек должен доказывать каждым днем жизни.

Поэтому охрана моего концерна на лаврах не жиреет, постоянно поддерживает хорошую форму и без особых усилий может разгромить любое спецподразделение. Да и об экипировке моих бойцов менты могут только мечтать. Наверное, чтобы они вооружались соответствующим образом, на нужды ментов оставляют половину от изымаемых ими преступно нажитых средств. Так что громить предприятия покойного Градуса Вершигора будет с удвоенной энергией вовсе не оттого, что в этом заинтересовано городское руководство.

И «Соколом» тут явно не обойдется, помощью Рябова начальник Управления по борьбе с организованной преступностью тоже не ограничится. Он, чтобы завершить полный разгром этой мафиозной группировки, ОБХСС, или как там оно сегодня называется, подключит. Потому что благодаря мудрой политике нашего правительства и законотворчеству очередного набора кухарок, управляющих государством, сегодня при желании можно найти миллион нарушений даже в работе чистильщика обуви с тремя патентами. Что тогда говорить о крупных фирмах и магазинах, ведущих свою деятельность благодаря капиталовложениям Градуса и его кодлы? И вот когда завершится этот разгром, а городом действительно будет руководить одна команда, кровавые разборки тут же поутихнут. Как это прежде говорили нынешние господа: все для блага человека? Так оно и есть. В конце концов, с их точки зрения, конец Градуса — это еще и спокойствие города.

По моему поводу им беспокоиться вроде бы нечего. Покорность я проявил, Рябов своею преданностью очередному руководству уже делом доказывает, разве что, в отличие от него, волнение по поводу моего поведения уже высказал. Зря, что ли, мы к Марине приехали? Хочу я этого или нет, но пока коммерческий директор занят, мне предстоит взять на себя его прямые обязанности по функционированию нашей фирмы.

Марина уже успела расстаться с многочисленными побрякушками и облачиться в спортивный костюм. Прекрасно понимаю, сейчас она не столько охраняет мое тело, сколько следит за тем, чтобы оно лишних движений по направлению к общегородским событиям не делало. Уверен, инструкции на этот счет Рябов дал ей самые конкретные. К чему Сереже так беспокоиться, разве у меня своих забот мало?

Перед разговором с партнером кофе, приготовленный заботливой секретаршей, был как нельзя кстати.

— Тэнго, все в порядке, — спешу обрадовать собеседника, — ты имеешь свой процент. Да, конечно. Привезут. А сам не хочешь приехать?

Я бы сильно удивился, если бы Тэнго сейчас захотелось побывать в нашем прекрасном городе.

— Слушай, Тенгиз, ты давно Ляхова знаешь? Он в кино случайно не снимался?

— Дорогой, я его уже пятнадцать лет знаю, — ответил Тэнго. — Он, генацвале, видно, свой портрет у того же мастера заказывал. Как тот англичанин. Дориан Грэй. Да, дорогой, время его почти не меняет. Ты мой заказ сделаешь?

— Обижаешь, Тэнго. Когда такое было, чтобы я чего-то не смог сделать?

— Шучу, дорогой, шучу. Конечно, сделаешь, только поскорее.

Тэнгизу срочно понадобились фаянсовые вазы работы мастерской Сацума. Одну вазу я ему нашел. И до того она понравилась Тэнго, что он заплатил за нее на двадцать процентов выше обусловленной цены. Но при этом просил — давай еще. А где их взять, это же восемнадцатый век. Видимо, отдает Тэнго эти вазы по весу чистого золота, раз так настаивает. В конце концов, если герр Краузе уже несколько раз напоминал мне о коллекции янтарных изделий, значит интересующая меня японская посуда у него уже имеется. Как попадет янтарь в Германию — это не его проблема. Зато меня не волнует транспортировка интересующих Тэнго ваз в Южноморск. Товар, несмотря на свою хрупкость, придет сюда в целости и сохранности, ведь немцы — очень педантичные люди, даже на нашу природную расхлябанность скидок не делают. Впрочем, я на нее тоже не делаю скидок.

Марина поставила передо мной поднос с легким ужином и заметила:

— Я постелила тебе в задней комнате.

— Боишься, чтобы я ночью потихоньку не ушел? — замечаю перед тем, как отдать должное ее кулинарным способностям. Они у Марины ниже средних, если говорить честно. Не беда, у этой девушки масса других достоинств. Рябов прекрасно понимает: если мне вдруг захочется поучаствовать в боевых действиях, Марина этого не допустит и без его напоминаний. Чтобы прорваться отсюда на улицу, появись у меня такое желание, тоже не может быть речи, с их обоюдной точки зрения: против Маринки я и минуты не выстою, даже если для успокоения шефа она не станет применять свои украшения.

Зря они все-таки беспокоятся. В мои планы вовсе не входит гоняться за Чирусом по улицам Южноморска. Сейчас возникли проблемы посерьезнее, есть над чем помозговать. Впрочем, если уж сильно захочется выйти, я знаю, как победить Марину, не вступая с ней врукопашную. Вот возьму и влезу ночью под ее одеяло. Марина, конечно, для вида сопротивляться начнет, без этого она секса не признает, а я для полного удовлетворения ее фантазий прикручу девушку не хуже, чем Костя свою сучку. А потом, вместо того, чтобы имитировать бурное насилие, просто и незатейливо смоюсь.

Я посмотрел на Маринку, расположившуюся в соседнем кресле, и заметил:

— А если меня задняя комната не устроит? Может, я в другой постели устроюсь, а, Марина?

— Может быть, и устроишься. Но не в моей. Я догадываюсь, зачем тебе это нужно.

— Ну, что ты, Марина, — несколько растерянно пробормотал я, потому что до сих пор был уверен — предугадывать мои дальнейшие ходы, да и то не всегда, способен только Рябов.

Убийство бизнесмена Градуса переполнило чашу терпения народа, потребовавшего от руководителей более решительных действий по борьбе с обнаглевшим бандитизмом. В этом я лишний раз убедился, когда просматривал видеокассету, которую нашел в своем кабинете, приступив к служебным обязанностям. После того, как Пенчук стал мэром города, в жизни местного телевидения произошли вполне прогнозируемые перемены. Прекратила свое существование телекомпания «Стиль», обливавшая дерьмом Пенчука в ходе предвыборной борьбы, и ее эфирное время самым естественным образом заполучила компания «Вита», сумевшая угадать, у кого из двух основных претендентов на роль хозяина города стоило брать деньги на рекламу.

Тогда «Вита» старалась от всего сердца, путь к которому, как известно, лежит через желудок. Да и сегодня наши телевизионщики, как всегда, на высоте. Вот простой работяга с гневом говорит, как ему страшно ходить ночной порой на смену. После него мэр Пенчук минут десять тарабанил и размахивал конечностями. Наверное, только потому, чтобы его слова о наведении порядка казались еще убедительнее. Новый командир всех ментов города еще не привык позировать перед камерой, поэтому его показывали совсем мало. Успел что-то промычать о президентском Указе и том, что отдаст все силы на благо общества, да и то волновался при этом, будто говорил последнее слово перед выходом в отставку.