— Повторяю, — сказал Хабальятт. — У вас нет выбора. Хотите жить?

— Разумеется, я хочу жить. — Джонатан наполовину привстал, потому что стук повторился.

— Тогда соглашайтесь со всем, что я скажу, — неважно, покажется это вам нелепостью или нет. Понятно?

— Да, — покорно согласился Джонатан.

Хабальятт резко выкрикнул какое-то слово. Воины, словно заводные человечки, вскочили на ноги.

— Открыть дверь!

Дверь ушла в стену. В проеме стоял Товэрэч. Он был в бешенстве. Из-за его спины в комнату заглядывали друиды. Их было не меньше полудюжины, в мантиях разных цветов: духовники, суб-Товэрэчи, пресвитеры, иеромонахи.

Хабальятт изменился. Он стал выглядеть решительнее и в то же время — чуть ли не подобострастным; а непринужденность приобрела блеск полировки. Он кинулся навстречу Товэрэчу, словно бурлил гордостью и восторгом по поводу визита сюда столь высокопоставленного лица.

Товэрэч возвышался в дверях, оглядывая комнату. Глаза его скользнули по двум воинам и остановились на Джонатане. Он простер руку и напыщенно произнес:

— Вот этот человек! Убийца и мерзавец! Хватайте его скорее, и мы увидим его смерть еще до того, как окончится этот час.

Друиды порывисто шагнули вперед. Джонатан схватился за оружие. Но воины, казавшиеся каменными, двигались столь легко и быстро, что в мгновение ока успели преградить дорогу друидам.

Друид, с пылающими глазами, одетый в коричневые с зеленым одежды, столкнулся с ними, пытаясь раздвинуть воинов. Голубая вспышка, треск, сдавленный крик — и друид отскочил, дрожа от негодования:

— Они бьют статикой!

Хабальятт шагнул вперед — само недоумение и беспокойство.

— Ваша Боготворимость, что случилось?

Выражение лица Товэрэча было крайне презрительным.

— В сторону, Мейнг! Убери своих электрических чертей! Мне нужен этот человек.

— Но, Боготворимый! — вскричал Хабальятт. — Боготворимый, вы пугаете меня! Возможно ли, чтобы мои служащие могли совершить преступление?

— Ваши служащие?

— Разумеется! Ваша Боготворимость, вы в курсе, что в целях проведения реалистической линии в политике мое правительство нанимает некоторое количество неофициальных наблюдателей?

— Называйте этих... своими именами — шпики-головорезы! — взревел с негодованием Товэрэч.

Хабальятт помял пальцами подбородок.

— Ваша Боготворимость, я не питаю иллюзий, что на Мейнгере самоликвидируются шпионы друидов. Так что же натворил мой слуга?

Товэрэч упрямо наклонил голову, как бы желая пободаться, и побагровел.

— Я скажу тебе, что он натворил. Он прикончил одного из ваших же людей, Мейнга! В келье моей дочери весь пол измазан желтой кровью. А где кровь, там и смерть!

— Ваша Боготворимость! — воскликнул Хабальятт. — Это очень важное известие! Так кто же мертв, кто жертва?

— Откуда мне знать? Достаточно того, что убит человек и что этот...

— Но, Ваша Боготворимость! Этот человек провел весь день в моем присутствии! Ваши известия очень тревожны. Они означают, что подвергся нападению представитель моего правительства! Боюсь, что это вызовет переполох в Латбоне. Где именно вы обнаружили кровь? В келье вашей дочери, жрицы? А где она сама? Возможно, что она могла бы пролить некоторый свет...

— Я не знаю, где она! — Товэрэч повернулся и ткнул пальцем: — Плимайна, найди жрицу Ильфейенн! Я желаю с ней поговорить. А вы, Хабальятт... Должен ли я понимать так, что вы берете под свою защиту этого преступника?

Хабальятт вежливо произнес:

— Наши офицеры департамента охраны полны желания гарантировать безопасность на Мейнгере.

Товэрэчу ничего не оставалось, как удалиться, что он с независимым видом и проделал, круто развернувшись на каблуках. Его отряд спешно покинул помещение вслед за своим начальником, сохраняя полное молчание.

— Могу себя поздравить, теперь выходит, что я еще и шпион Мейнгов, — констатировал Джонатан. — Отлично, нечего сказать!

— Странно слышать это, позвольте вас спросить, на основании чего вы сделали такой вывод?

— Тому есть несколько причин, — проговорил Джонатан, усаживаясь снова в кресло. — Что-то подсказывает мне, точнее, у меня появилась уверенность в том, что вы решили причислить меня к своему штату. Вот только свои намерения относительно моей роли в ваших планах забыли мне сообщить.

Сделав протестующий жест, Хабальятт попытался остановить Джонатана.

— Вы пытаетесь убедить меня в том, что это не так? — Джонатан несколько секунд очень внимательно разглядывал Хабальятта, затем, слегка усмехнувшись, продолжил: — Давайте проанализируем ваши поступки. Согласны? Впрочем... Для начала вы приканчиваете своего соотечественника, затем вы сбиваете с ног Товэрэча в комнате его дочери, и ко всему перечисленному — вдруг оказывается, что именно я имею к этому всему самое непосредственное отношение. Просто замечательно! И вот теперь, после всего этого, вы надеетесь меня убедить в том, что вы здесь совершенно не при чем и все эти события, свидетелем которых я стал, не ваш заранее и хорошо подготовленный и осуществленный план? Вы действительно считаете меня неспособным проанализировать такую простую ситуацию?

— Мне кажется, вы несколько поспешили с выводами! Впрочем, учитывая все обстоятельства, я готов вас понять и... — начал что-то бормотать Хабальятт, пытаясь перехватить инициативу.

Джонатан остановил его жестом и продолжил говорить уже в иной, более вежливой манере, но не теряя настойчивости:

— Надеюсь, теперь я смогу во всем полагаться на вашу порядочность? — Он отвесил поклон в сторону Мейнга.

Хабальятт мгновенно воспользовался предоставленной возможностью поправить дела:

— Вне всякого сомнения, полагайтесь на меня во всех отношениях! — Теперь Мейнг был сама предупредительность.

Стараясь сохранять на лице наглую уверенность, но, слабо веря в успешное завершение дел, Джонатан буквально потребовал:

— Немедленно отвезите меня в порт. Устройте все так, чтобы я попал на пакетбот, который улетает сегодня же на Балленкрайч! Вам все понятно?

Неожиданно легко согласившись с его наглым требованием, Хабальятт кивнул, явно продолжая обдумывать что-то свое:

— Вынужден буду согласиться с вами, что же, весьма резонное предложение, весьма... Да, собственно, и сделано оно в такой форме, что мне ничего другого и не остается, я просто вынужден... я не могу вам отказать. Надеюсь, вы готовы к вылету?

— Все в порядке, я готов, не сомневайтесь.

— Необходима некоторая сумма денег, надеюсь, с этим у вас нет проблем?

— Не волнуйтесь, деньгами меня обеспечили. Мне подарили пять тысяч стипеллей.

— Конечно же, это была жрица? Ильфейенн и Маноолло, я правильно вас понял? Похоже, они были очень озабочены!

— Да, мне тоже так показалось.

Взгляд, который Хабальятт бросил на Джонатана, вновь приобрел цепкость.

— Что-то мешает вам? В вашем голосе чувствуется напряжение? Подавляемые эмоции, я так бы это назвал.

— Не могу с вами не согласиться. Наш друг, Маноолло очень постарался вызвать у меня отвращение к собственной персоне и, надо заметить, преуспел на этом поприще вполне.

Хабальятт быстро и неожиданно весело подмигнул Джонатану:

— Забавно! Вот только почему-то я совершенно уверен в том, что жрица Ильфейенн постаралась вызвать у вас совершенно другие чувства, ведь так? На вашем месте я бы не терялся. Ах, молодость, молодость! Где ты моя молодость! Как бы я хотел тебя вернуть назад, юность моя! Как бы я тогда наслаждался всеми прелестями и возможностями, доступными только молодости!

Джонатан был неприятно удивлен таким бурным проявлением эмоций, и, кроме того, ему вдруг послышался какой-то то ли намек, то ли насмешка в словах или тоне Мейнга. Находясь во власти охватившего его раздражения, он очень отчетливо и резко произнес:

— Ваши мысли и предположения можете оставить при себе. Вас не касается, что и как я намерен делать. В моих планах на будущее нет места ни вам, ни, тем более, Маноолло и Ильфейенн, впрочем, как я уже сказал, вас это не касается!